Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер

Утром погода прояснилась, и когда Роберт Кеннеди выглянул из окна второго этажа президентской резиденции, он увидел чистое безоблачное небо, а посмотрев вниз, был поражен толпой, собравшейся в парке Лафайетта. Безмолвные толпы людей продолжали свое бдение. Их общественное положение было столь же примечательным, как и численность. Обычно на Пенсильвания-авеню можно видеть безликих, увешанных фотоаппаратами и кинокамерами туристов, любопытных приезжих, студентов в арендованных автобусах. Этим утром зрителями в парке были Вашингтонцы, которые привыкли получать написанные от руки приглашения из Белого дома. Все больше бросалось в глаза и другое явление: явному большинству приезжих было немногим больше двадцати лет. Джону Кеннеди было сорок шесть, но молодежь, стоявшая под деревьями, с которых облетели почти все листья, видела в нем лидера своего поколения.

Усталые, измученные, осунувшиеся и небритые, американцы просматривали воспаленными глазами газетные заголовки. Пятница и суббота обессилили людей. После этих двух невероятных дней страну уже ничто фактически не могло потрясти. Лишь исключительное событие могло встревожить сидевших перед своими телевизорами непричесанных зрителей. Они слишком устали, чтобы что-то воспринимать, и могли только глазеть на экран.

Исключением явился еще раз Ли Освальд. О его спокойном сне на этот раз в передачах умолчали. (Это было одной из немногих касавшихся его подробностей, о которых не сообщалось. ) Полицейские, дежурившие около трех тюремных камер с особо строгим режимом охраны, не считали это чем-то удивительным, и нет особых оснований считать, что люди, находившиеся за пределами тюрьмы, придерживались иного мнения. Теперь, однако, флегматичность Освальда кажется странной. Согласно исследованиям центра по изучению общественного мнения, более пятидесяти миллионов американцев страдали в это время бессонницей, а человек, повинный в этом, вторую ночь подряд безмятежно спал. Правда, его покой мало кто нарушал: Освальду не только не досаждали, о нем зачастую просто забывали. В субботу допрос его продолжался менее трех часов. Согласно местным законам, человек, которому предъявлено обвинение в уголовном преступлении, должен быть переведен в тюрьму графства — в двенадцати кварталах от места, где содержался Освальд. Однако его не потревожили и ради этого. Начальник далласской полиции Карри заверил телеоператоров, что он намерен обставить перевод Освальда в другую тюрьму как настоящий спектакль. Поэтому они могут подготовить свое сложное оборудование к десяти часам утра в воскресенье — в одиннадцать часов по вашингтонскому времени, в то самое время, когда семейство Кеннеди должно было присутствовать в Восточном зале на последней панихиде по умершему.

Если не считать неудавшейся попытки позвонить Марине и бешеной активности перед телекамерой, когда Освальд напоминал главную фигуру на политическом съезде, он в основном бездельничал. Преступник был единственным из главных действующих лиц этой драмы, располагавшим свободным временем. В субботу отправили спать в 19.15, и вторую ночь (в чем легко можно было убедиться) он спал сном праведника. 22 апреля 1964 года, точно через пять месяцев после убийства Кеннеди, капитан Уилл Фритц задумчиво говорил: «Вы знаете, он не доставил мне никаких хлопот».

Подопечный капитана мог бы со своей стороны вернуть ему этот комплимент. Освальду, правда, не предоставили защитника, но он об этом не знал. Ему должно было показаться странным, что, будучи под арестом по обвинению в преднамеренном убийстве президента Соединенных Штатов Америки и полицейского офицера, не говоря уже о ранении губернатора Техаса, положение которого все еще продолжало оставаться критическим, у него было поразительно мало хлопот от полицейских. Тщательное изучение протоколов допроса Освальда показывает, что его по-настоящему и не допрашивали. Всякий, кто знаком с образом мышления полиции, знает, что полицейские склонны вольно толковать законы и среди них господствует убеждение, что подозреваемый виновен, пока не доказано обратное. Дело человека, работавшего на складе учебников, представлялось совершенно ясным через три часа после убийства президента. Но хотя он находился под арестом уже сорок шесть часов, с ним обращались с поразительной деликатностью. Причины этого теперь ясны. Если Освальд не интересовался своим собственным будущим, то этого нельзя было сказать про гражданские власти «Большого Д.». В ужасе от мысли, что репутация Далласа может еще больше пострадать, они, как Аргус за Ио, следили за расследованием, производившимся начальником полиции Карри, не подозревая, что эта их озабоченность может привлечь к Освальду усиленное внимание и тем самым содействовать исходу, которого они больше всего опасались. Все это можно понять, но что менее понятно и что вносит путаницу во все воспоминания об этих днях поздней осени, так это полная несовместимость между последними часами жизни убийцы и торжественными церемониями в столице. В тот момент, когда Роберт Кеннеди смотрел на стоявших со спокойным достоинством людей в парке Лафайетта главный агент секретной службы Форест Соррелз, выглянув из окна третьего этажа полицейского управления Далласа, увидел яркого цвета «форд» с пулеметом на его крыше. Это чудище стояло на Коммерс-стрит, а за рулем сидел стремящийся привлечь к себе всеобщее внимание житель Далласа, называвший себя «Честный Джо Голдштейн, заимодавец». Острый взгляд Соррелза остановился на пулемете и скользнул далее. Он знал Голдштейна — богатого и щедрого ростовщика, который подлизывался к полицейским и снискал их расположение, снижая им цены на оставленные под залог вещи. Соррелз не знал, что одного из лучших друзей Честного Джо звали Джек Руби, а если бы ему об этом и сказали, то он подумал бы, что это не относится к делу, да так оно и было. Значение этой сцены состоит в том, что два мира, где символом одного был кричащий «форд», а другого — постамент, на котором стоял гроб президента, сосуществовали. Сочетание Даллас — Вашингтон, как и сочетание Кеннеди — Освальд, является оскорбительным, но оба они в конце этой недели вошли в историю Соединенных Штатов.

Любая попытка подправить репутацию Далласа была, видимо, обречена на провал. Если считать действительными данные опроса населения, то 27 миллионов американцев обвиняли в преступлении «жителей Далласа» в целом. Рита Даллас, медсестра больного отца Джона Ф. Кеннеди, в Хайяннис-Порте так часто подвергалась нападкам по телефону за свою фамилию, что была вынуждена просить телефонную компанию сменить ей номер телефона. Было бы, однако, неправильным преувеличивать эту сторону драмы. Те же лица, которые проводили опрос населения, заявили, что 85 процентов публики не думали о Техасе.

В Вашингтоне главные участники предстоящей церемонии были заняты своими непосредственными делами. Майкл Мэнсфилд и Джон Маккормак определили порядок произнесения прощальных речей. Мэнсфилд должен был выступить первым, Маккормак — последним.

Сэм Бэрд и его команда перенесли гроб из Белого дома к выходу Ротонды. И тут появилась Жаклин.

В резиденцию вошел, вышел оттуда и вновь вошел глубоко расстроенный президент Джонсон. После службы в епископальной церкви Святого Марка он прибыл с женой и дочерью Люси в Белый дом, где привратник сказал ему, что Дин Раск хочет немедленно связаться с ним по телефону. Государственный секретарь сообщил ему о том, что в это время становилось известно всей стране: Освальда только что застрелили «по телевидению». В Синем зале Джин Смит, сестра Джона Кеннеди, шепотом сказала Леди Бэрд, что слышала, как один из слуг сказал, будто убийца умирает. Джонсон обратился к министру юстиции, который ничего об этом не знал, со словами:

— Вы должны что-то сделать, мы должны что-то сделать. Нам необходимо что-то предпринять! Это испортит репутацию Соединенных Штатов в мире.

Освальд умер чуть ли не в том же самом помещении, где ранее лежало тело президента. Тележку с телом Освальда повезли именно туда, когда один из врачей указал директору Парклендского госпиталя Прайсу, что делать этого нельзя. Прайс быстро понял, о чем идет речь, и дал указание отправить тело Освальда в операционную № 2. Дело в том, что три операционные были уже примерно два часа назад приведены в состояние полной готовности, именно учитывая подобную возможность. «Секретарь немного покоя Джил Помрой сообщил мне в одиннадцать часов, — рассказывала позже медсестра Берта Лозано, — что нам следует быть готовыми к экстренным случаям, поскольку у городской тюрьмы собралась большая толпа».

Нападения на Освальда ожидали, все должностные лица были наготове, и все же оно состоялось.

Для убийства президента Кеннеди в пятницу, как и для убийства его убийцы Освальда в субботу, характерны следующие два момента: предостережения о катастрофе поступали из ответственных источников, а представители полиции, оценивая их, допустили серьезный просчет. Поначалу полицейское управление Далласа имело в виду перевезти Освальда в субботу в 22. 00, и директор ФБР Гувер, как и другие, ушел домой под впечатлением, что так и было сделано. В 14. 15 в воскресенье в далласском отделении ФБР начали раздаваться анонимные звонки с угрозой убить арестованного, и оно настаивало на том, чтобы перевезти Освальда в 15. 00, но безуспешно. В воскресенье утром Соррелз предложил Фритцу вывезти Освальда, не объявляя о времени отъезда, в момент, когда никого поблизости не будет. Однако все советы федеральных властей и некоторые рекомендации полицейского управления были отклонены из уважения к «четвертому сословию».