Версальская история - Даниэла Стил

На следующий вечер в «Версаль» вернулась Алекс. Она подменяла двух заболевших коллег и проработала подряд почти трое суток. И, как назло, эти семьдесят часов выдались очень беспокойными. Семь срочных случаев, бьющиеся в истерике матери, один погибший малыш и его отец, который угрожал перестрелять врачей из охотничьего ружья и которого пришлось выдворять из отделения с помощью наряда полиции… Алекс и сама не понимала, как она все это выдержала. К тому моменту, когда она подъехала к «Версалю», она мечтала только об одном — о горячей ванне и десяти часах сна. У нее даже не было сил рассказать Купу обо ноем, через что ей пришлось пройти.

Куп встретил ее в прихожей. Он был в «Версале» один.

Джейсон и Джессика должны были вернуться еще не скоро, и Тайрии уехала с Марком в Акапулько.

— У тебя был тяжелый день? — спросил Куп, и Алекс покачал головой. От усталости она готова была разреветься, как самая заурядная истеричка. Ей хотелось навестить Джимми, у которого от долгого лежания в помещении появились синдромы «кабинной лихорадки»[10], но это было выше ее сил, и она решила, что заглянет к нему утром. Она позвонила ему из больницы, но разговор был коротким — Алекс была нужна каждую минуту.

— Три тяжелых дня, — ответила она, и Куп предложил ей приготовить бутерброды и чай.

— Я, наверное, не смогу проглотить ни кусочка, настолько я устала, — объяснила Алекс. — Сейчас приму ванну и завалюсь спать. Прости меня, ладно? Завтра я буду в порядке.

Но на следующее утро сам Куп был не в настроении.

Когда они сели завтракать, он смотрел прямо перед собой, отвечал невпопад и был погружен в свои мысли. На завтрак Алекс приготовила яичницу с беконом, но он к ней даже не притронулся — только выпил два стакана апельсинового сока и съел два тоста.

— Что с тобой? — спросила Алекс. У Купа было такое лицо, словно это он был вымотан до предела. Алекс же после крепкого сна и плотного завтрака чувствовала себя бодро, но, наверное, дело было в том, что она моложе и быстрее восстанавливала силы. Не могла она понять только Одного — от чего Куп мог так устать.

— Я должен сказать тебе одну вещь, — ответил Куп, и его лицо помрачнело.

— Что случилось?! — испугалась Алекс. Куп не ответил, но ей показалось — она знает, что он собирается ей сказать.

— Я давно хотел тебе сказать, но… Я и так преподнес тебе неприятные сюрпризы, а ты молодец, все вытерпела. Но есть нечто, чего ты не знаешь. Обо мне. Я не хотел тебе говорить, потому что это тоже не очень приятные вещи… Да что там — ведь я и себе боялся в этом признаться!.. — Куп печально улыбнулся. — Я кругом в долгах. Когда-то у меня были большие деньги, но, подобно блудному сыну, я расточил имение мое с блудницами. К сожалению, у меня нет отца, к которому я мог бы вернуться и покаяться в грехах.

Мой отец давно умер, да у него и не было денег — все, чем он когда-то владел, он потерял во время Великой депрессии. В настоящее время мои дела из рук вон плохи. Долги, налоги, текущие расходы… В ближайшие три месяца мне необходимо заплатить по крайней мере двести тысяч. В противном случае мне придется продать «Версаль».

Он ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, а Алекс показалось, что Куп собирается попросить у нее денег. То, что он только что ей сказал, не смутило и не расстроило ее. Они были достаточно близки, чтобы не иметь друг от друга никаких тайн. Алекс всегда считала, что любая правда, даже самая неприятная, лучше недомолвок и умалчивания.

Кроме того, о финансовом положении Купа она знала от отца.

— Это, конечно, неприятно, но это не конец света, — улыбнулась она. — Бывают вещи и похуже.

Болезнь, смерть, врожденное уродство, потеря любимого человека — вот что имела в виду Алекс. По ее глубокому убеждению, все остальное не имело существенного значения.

Куп покачал головой.

— Для меня все это очень серьезно, Алекс, — сказал он. — Всю жизнь я создавал определенный образ, и он для меня важен — важен настолько, что ради него я частенько поступался принципами: снимался в плохих фильмах, тратил деньги, которых у меня не было, и все ради того, чтобы и дальше оставаться тем самым Купером Уинслоу, которого все знали… или думали, что знают. Разумеется, я не горжусь этим, но факт остается фактом: я совершил много ошибок, а теперь пришла пора расплачиваться… — Это была почти исповедь, и иначе Куп не мог. Сейчас в нем говорила долго молчавшая совесть, а вовсе не желание вызвать в Алекс сочувствие. Самое странное, что Куп почти готов был смириться с потерей «Версаля», но он не хотел, чтобы между ними что-то оставалось недосказанным.

Но она поняла его по-своему.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе? — спросила Алекс. — Я правильно тебя поняла? — Она любила Купа, и ее не останавливало даже то, что Куп не хотел иметь детей. Но даже эту жертву Алекс готова была принести ради него — она была убеждена, что Куп стоит и большего.

Но его ответ удивил ее.

— Нет, не хочу. И именно поэтому я заговорил об этом.

Брак с тобой был бы для меня самым простым выходом из положения, но… это только кажущаяся простота. Если бы я сейчас женился на тебе, я бы до конца дней своих гадал, ради чего я это сделал — ради тебя самой или ради денег…

— А может быть, об этом не надо думать? Ведь я же не виновата, что родилась в богатой семье и что у меня есть деньги. Мой характер, мои деньги, моя работа — все это не может существовать одно без другого. И ты либо принимаешь меня такой, какая я есть, либо… не принимаешь.

— Я все понимаю, но… Честно говоря, я даже не уверен, что люблю тебя — люблю настолько, чтобы на тебе жениться. Мне нравится быть с тобой, нравится заниматься с тобой сексом… Таких, как ты, я еще никогда не встречал. И вместе с тем ты — решение всех моих проблем, идеальный ответ на все мои молитвы и упования. Если я женюсь на тебе, весь мир назовет меня альфонсом, и это, наверное, будет только справедливо. Твой отец наверняка уверен, что мне нужны только твои деньги, и в конце концов ты сама, быть может, начнешь думать так же., И это будет конец того Купера Уинслоу, которого я так хотел сохранить, так что куда ни кинь — всюду клин. Да, мой бухгалтер считает, что я должен жениться на тебе; это, конечно, гораздо проще, чем работать и зарабатывать деньги на налоги, на содержание особняка и на все остальное, но я так не могу поступить. Я не хочу быть альфонсом, Алекс! И я, возможно, люблю тебя достаточно сильно, чтобы сказать: я никогда на тебе не женюсь. Я просто не могу…

Алекс побледнела от ужаса.

— Ты… ты это серьезно? — спросила она помертвевшими губами. — Я… я не понимаю!

На самом деле она все поняла, просто ей не хотелось в это верить.