Место покоя Моего - Артем Абрамов

Петр отметил: Иешуа сел у стены - лицом к невидному отсюда Храму.

Была прочитана надлежащая молитва, началась трапеза. Как и положено, каждый из гостей взял для начала веточку петрушки обмакнул ее в соленую воду, произнес привычное: "Благословен ты. Господь, Бог наш. Владыка Вселенной, сотворивший плод земли..." Иешуа был задумчив и молчалив, ел неохотно, почти совсем не пил, о четырех чашах, пожалуй, и говорить не стоило, одной пока не выпил. Петр, сидящий от него по правую руку, спросил тихо:

– Устал, Иешуа?

Тот отрицательно покачал головой, ответил тоже тихо, чтобы слышал один Петр:

– Запах...

– Откуда здесь взяться опасности? - удивился Петр. Знал - откуда. И плохо удивился. Иешуа сразу же мимоходом глянул на него и отвернулся. Потом сказал негромко:

– Сказано: "Так говорит Господь, Бог Израилев: отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне служение в пустыне". - Ученики, сидящие и за тем же столом, и за ближайшими к нему, услыхали, прекратили жевать и переговариваться, да и все постепенно смолкли: Учитель говорил. - Почему коэны и левиты так часто опускают слова о пустыне? Они боятся, что кто-то подумает, будто Моисей не спасти свой народ хотел, а лишь вывести в пустыню и остаться там. Заметьте, эти слова в книге Шмот повторяются много раз, и всякий раз Моисей ведет речь только о пустыне, а вовсе не о земле Ханаанской, данной по Завету Богом Аврааму.

– Моисей говорил с фараоном, - вмешался Левий, - он не мог назвать ему истинную цель Исхода. Поэтому и пустыня... Петр мог подсказать термин: дезинформация. Не стал.

– Нет, Левий, ошибаешься. И те, кто боится слова "пустыня" не ошибаются кто невольно, а кто намеренно. Моисей не мог лгать. Господь, вкладывая эти слова в уста Моисея и Аарона, имел в виду именно пустыню, ибо строить новую жизнь, завтрашний день. Царство Божье, наконец, можно только там, где не осталось ничего от прошлого и чужого истинной Вере. Начинать надо сначала, с нуля. А если там, где Бог положил быть Началу, стоит что-то чужое - разрушьте его! Да, я пришел спасти этот мир, но прежде я стану судить его, и вы все, если любите меня, следуйте за мной .и соблюдайте мои заповеди...

Он говорил все это, ни на кого не глядя, даже не обращая внимания, слушают его или отвлеклись. Сказано: имеющий уши да слышит... Но Петр, как обычно, отметил абсолютно противоположную по смыслу, по самой сути, каноническим текстам фразу: "прежде я стану судить его". В Евангелии, которое - может статься! - сочинит сидящий рядом с Петром Иоанн Богослов, бывший Креститель, будет все наоборот: "Я пришел не судить мир, но спасти его..." Но это будет опять следует оговориться: если будет! - Христос, знаемый Иоанном и так понятый им, или кто там воспользуется именем Иоанна и его рассказом, а рядом был Христос истинный, в котором жила, горела, распирала душу и тело одна мысль: мир, окружавший его, уже мертв. И он, Царь Иудейский, осудил его безжалостно и теперь должен добить его и построить новый. Именно в пустыне.

И Петр бы даже не вздумал спорить с учеником, если б тот не понимал все буквально. Да, он пришел спасти мир, а прежде - судить тех, кто разменял веру отцов на кесаревы сребреники. Да, он пришел разрушить старый Храм и выстроить новый - но в сердцах и душах. И он все это сделает, как показывает время, все у него получится! Но - иною ценой...

И все-таки сам Иоанн либо его литературный обработчик, как сказали бы далекие-предалекие потомки, полюбившие мемуары великих, написанные за них или вместо них, - короче, автор не созданного пока Евангелия от Иоанна многое, оказывается, запомнил верно.

– Представьте, - сказал Иешуа, - что я - виноградный куст на поле Господа нашего. Всякую ветвь, не рождающую кисть. Он отсекает, как мертвую, а приносящую кисть - очищает, чтобы ягодам досталось больше солнца. Так вот, вы избранные, вы уже очищены Господом с помощью слова, которое, я принес вам, отдал вам, и оно живет в вас. Вы - во мне, а я в вас. Я-в тебе, Кифа, в тебе, Йоханан, в тебе, Яаков, в тебе, Андрей, в тебе, Филипп, в тебе, Натан, сын Фоломея, в тебе, Фома, в тебе, Левий, в тебе, Яаков, сын Алфея, в тебе, Фаддей, в тебе, Шимон, и в тебе, Иуда из Кариота. - Всех перечислил, никого не забыл. Видно, слишком большое значение придавал этим пасхальным словам. - Вы беременны мной, да простится мне эта мысль, но как иначе сказать об учениках, на которых возлагаешь все надежды? Именно так! Вы - беременны мною, повторяю! Ваша непоколебимая вера в меня и в мое предназначение зачала в вас то, что вы вынесете, родите и вырастите после меня. Можно сказать: вы все - камни в основание Храма, который я должен построить. Сейчас я говорю иносказаниями, потому что имею в виду тот Храм, который больше всего любит Кифа: Храм в душах наших... Что ж, Кифа, без такого Храма не построится тот, настоящий, которого ты так бежишь... - Он внимательно посмотрел в глаза Петру.

Петр не отвел глаз. И не стал отрицать, что никуда и ни от чего не бежит. Смолчал. Тем более что Иешуа сказал правду.

– Молчишь... - неожиданно засмеялся Иешуа. - Спасибо, что промолчал. Ты же знаешь сам, кто ты для меня. Ты - первый, я уже говорил это на горе Фавор, но позволю себе повторить. Ты для меня, как Елиша, сын Шафата, для пророка Элиягу. И скажу тебе, как сказал Элиягу своему Елишу: "Проси, что сделать тебе, прежде нежели я буду взят от тебя!"

Следуя начатому тексту из книги Млахим, более известной миру как четвертая Книга Царств, Петр должен был потребовать, чтобы "дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне". И Петр в секунду подумал; а что бы ему не ответить так? Что бы ему не портить праздник всем остальным? Но не стал цитировать известное: Иешуа ждал от него иного.

"Ты знаешь, что произойдет?" - молча спросил Петр.

"Узнал", - так же молча ответил Иешуа.

Все разговоры о том, что Петр, когда скрывает что-то, невольно "тормозит мысль", перечеркнуты и забыты. Ничего он не "тормозит" и не "ускоряет", все "глушилки" хитрых Техников преодолимы, Иешуа сумел-таки услышать Петра.

"Нам надо поговорить..." - это Петр.

"Еще поговорим".

"Глупо сейчас оправдываться, но я делаю то, что нужно тебе. И всем нам". "Всем вам?"

"Если ты догадываешься о тех, кто сейчас не здесь, не в этом месте инее этом времени, то ты не прав: я не о них говорю. Я говорю о тебе. Обо мне. О Йоханане. Обо всех двенадцати. О твоей матери. О твоем покойном отце. О тех, кому продолжать начатое тобой..."

"Ты точно знаешь, что начатое будет продолжено?"

"Точно".

"Надолго?"

"Очень надолго. Конца пока нет и не видно..."

"Помнишь, ты обещал мне все рассказать..."

"Обещал. И тебе, и Йоханану".

"Расскажешь ?"

"Да. Пришла пора..."

"Но я все равно сделаю то, что решил..."