Остров надежды - Сара Ларк

Квадво, колдун-обеа, взял Амиго под уздцы.

— Квадво... — глухо поприветствовал его Дуг. — Ты не ушел?

Тот покачал головой.

— Нет, баккра, я не убегать. Многие не убегать, все старые, больные, трусливые. Все те, кому нужен человек-обеа. Это здесь не только ваши ниггеры, баккра, это тоже мои ниггеры.

Старик гордо выпрямился.

Дуг кивнул.

— Мы вдвоем будем заботиться о них, — прошептал он. — Ты что-нибудь знаешь о миссис, Квадво? Ты... был в доме?

Квадво покачал головой.

— Нет, я здесь, баккра. Я помогал седлать лошадей. Эти глупые полевые негры одевать седло с лошади миссис на глупых мулов. Я, конечно, не хотел идти с ними, но...

Квадво переминался с ноги на ногу. Возможно, баккра накажет его за пособничество при угоне лошадей.

Дуг отмахнулся. Он понял Квадво, но сейчас ему было не до объяснений. Завтра придется задуматься над тем, почему мароны нанесли свой удар так далеко от Блу-Маунтинс и почему в нападении на дом участвовали рабы с плантации. Но сейчас...

— Миссис в доме? — спросил Квадво, чтобы отвлечь баккра. И он тоже вопросительно смотрел на одежду Дуга. — Или она с вами?

Старый колдун-обеа имел острые глаза. Вспыхнувшая между Норой и Дугом любовь не укрылась от него.

Дуг покачал головой.

— Она была в доме, — устало сказал он.

Лицо Квадво сморщилось, губы задрожали.

— Тогда она тоже... Мне очень жаль, баккра Дуг, но в доме все мертвые.

Дуг оставил колдуна-обеа и побрел к поселению рабов. На него наваливалась свинцовая усталость, которая почти вытеснила боль. Но он не хотел ехать к Кинсли. Больше всего ему захотелось улечься в солому рядом со своим конем.

Оставшиеся в селении рабы все еще не спали и смотрели на своего баккра взглядами, в которых светились и облегчение, и страх. Для них должно было быть хорошим известием, что кто-то из семьи выжил. Иначе плантация точно перешла бы во владение одного из соседей, или же ее разделили бы между собой Холлистеры и Кинсли.

В любом случае не было бы потребности в отдельном поселении рабов, село разделили бы, а людей продали поодиночке.

Однако, с другой стороны, молодой баккра был, вероятно, исполнен чувства мести. Возможно, теперь он безжалостно отомстит оставшимся рабам за убийства своих родных. Люди, дрожа, кланялись своему господину.

— Где Адвеа? — спросил Дуг одного из них. — Она..?

— Я здесь, баккра Дуг. — Грузная повариха вышла из хижины. — Я не ушла. Аквази ушел, Маану ушла. Манса... я не знаю. Может быть, мертвая. Но я не ушла. Я осталась. И ты...

Дуг, шатаясь, подошел к ней.

— У меня было пять детей, — прошептала Адвеа. — Моего первого продали, потом Маану, Аквази, ты и Манса. Я плохая женщина, я отдала ее баккра. Ты последний. Иди же... Иди к маме Адве!

Дуг бросился в ее объятия и зарыдал на груди своей кормилицы, своей мамы Адве, своей матери.

Хотя Кинсли и Холлистер заявили, что он сошел с ума, Дуг провел эту ночь в поселении рабов. Он собрал все силы и энергично отослал домой соседских надсмотрщиков. После этого Квадво созвал свою паству, и жалобное пение людей, в котором слышалось много чего, а большей частью — молитва о молодых рабах, ушедших за маронами на свободу, — сопровождало Дуга, пока он не уснул. Адвеа баюкала его, как ребенка, а сама плакала за своими дочерьми. Никто не сказал ей о том, что Манса спаслась. Ее младшенькая, как она думала, умерла вместе со своим мучителем — а может быть, раньше, от его руки. И Маану будет всю жизнь ненавидеть за это свою мать.

Весь следующий день свинцовое молчание и пропитанный дымом воздух окутывали останки Каскарилла Гардене. Кристофер Кинсли и лорд Холлистер заставили плотников из числа своих рабов еще ночью соорудить гробы для мертвых, чтобы жертвы пожара лишний раз не попадались на глаза Дугу Фортнэму. Однако тот не мог заставить себя оторвать глаза от простых деревянных ящиков, когда, в конце концов, отправился осмотреть развалины дома. Он, как и раньше, не мог поверить в то, что Нора лежит в одном из этих гробов. Она ведь была такой живой, такой нежной, такой внимательной и исполненной любви. Дуг роптал на Бога или ему следовало роптать на духов? Неужели Саймон Гринборо все же отомстил за свою потерянную любовь? Или же это был удар, который провидение давно готовилось нанести Элиасу Фортнэму?

Дуг попытался сосредоточиться на доме. Будет не так уж трудно снова восстановить его. Если он этого захочет. Но, собственно, этот дом ему никогда не нравился. Строгая архитектура английских особняков, колонны и лестницы — все это, по понятиям Дуга, абсолютно не подходило Ямайке. И пока что ему было не до пестрых башенок и террас колониального зодчества, возникшего под испанским влиянием. Для начала ему хватило бы и хижины. Он услышал голос Норы: «И мы построили себе хижину из бамбука и укрыли ее пальмовыми листьями. Я сплела гамак, и он любил меня там в сиянии луны...»

Дуг с удовольствием построил бы ей хижину. На пляже, у моря... Почему он оставил ее одну? Он проклинал свою панику и ярость, которые выгнали его из дому. При этом он понимал, что ничего не смог бы сделать для Норы. До сих пор ни один плантатор не остался в живых после нападения маронов. Эти люди всегда имели численное превосходство, были великолепными и абсолютно безжалостными воинами. Единственное, что мог сделать Дуг, — это умереть вместе с Норой.

Однако сейчас это казалось ему лучшей альтернативой по сравнению с чувством безнадежности, пустоты и темноты, которые полностью парализовали его. Дуг безвольно опустился на одну из почерневших от копоти ступенек лестницы на входе в дом. Больше всего ему хотелось где-нибудь спрятаться и без остатка отдаться своей тоске, однако мир вокруг безжалостно требовал его участия. Теперь ему нужно позаботиться о рабах. А потом похороны...

Дуг пустым взглядом смерил чистый, приглаженный граблями песок на подъезде к дому. Тот не пострадал от пожара и имел такой же привычный ухоженный вид, как и за день до этого. Что-то там блестело на солнце, не похожее на камешек. Дуг с трудом поднялся. Влажная от утренней росы, но уже теплая от солнца, там лежала камея Норы. Он поднял украшение. На ощупь оно было таким, словно Нора только что сняла его со своей шеи.

Сердце Дуга учащенно забилось. Украшение было на ней накануне вечером и даже тогда, когда они любили друг друга. А потом Нора играла камеей, когда рассказывала ему о Саймоне.

Дуг спросил себя, означает ли что-нибудь эта находка. Однако при этом он понимал, что только сам себя обманывает. Шелковая ленточка, на которой висело украшение, была порвана. Без сомнения, кто-то сорвал его с шеи Норы, перед тем как убить ее. Мароны были известны как основательные грабители. В господских домах, на которые они нападали, ничего ценного не сгорало. Конечно, они просто так не оставили бы ни одной драгоценности. Однако камею один из убийц, скорее всего, потерял во время поспешного бегства. Дуг сжал ее в руке и почувствовал нечто похожее на утешение. Нора любила это украшение — а теперь оно всегда будет напоминать ему о ней.