Прусский террор - Александр Дюма

Однако каждый с эгоизмом бедняков, не задумываясь о том, сошла ли она с ума или нет, брал у нее то, что она давала, и тотчас же уносил, как вор уносит драгоценность, которую ему только что удалось украсть.

Когда она пришла на Саксенхаузенский мост, на ней уже не было ни золота, ни драгоценностей.

Бедная женщина с больным ребенком сидела у подножия статуи Карла Великого. Она протянула к Елене руку.

Елена поискала, что бы ей дать, и, не найдя ничего, сняла с плеч свою кружевную шаль и бросила ей.

— Да что же мне с ней делать? — удивилась бедная женщина.

— Продайте ее, добрая матушка, — ответила Елена, — она стоит тысячу франков.

Бедная женщина сначала подумала, что над ней посмеялись, но, разглядев доставшуюся ей превосходную вещь, она поверила в сказанное Еленой и бросилась бежать в сторону Франкфурта, крича на ходу:

— Господи Боже! Только бы она не обманула!..

Елена подошла к одному из железных колец, вмурованных в мост и свисавших над водой, сняла пояс, завернулась в платье и обвязала пояс вокруг ног. Затем, взобравшись на круглые скамьи, идущие вдоль парапета моста, она подняла глаза к Небу и сказала:

— Господи, ты разлучил нас только для того, чтобы соединить! Благодарю тебя, Господи!

Затем, бросившись в воду, она крикнула:

— Карл, вот я!

На Соборе пробило восемь утра.

В эту самую минуту Бенедикт входил к Елене.

Карл был приготовлен к погребению.

Обе женщины, которым была поручена эта благочестивая забота, молились около кровати, но Елены не было.

Сначала Бенедикт стал оглядываться по сторонам, предполагая, что он увидит ее в каком-нибудь углу, где она могла молиться, стоя на коленях, но, не видя ее нигде, он поинтересовался, куда же она ушла.

Одна из женщин ответила:

— Она вышла час тому назад, сказав, что идет в церковь Нотр-Дам-де-ла-Круа.

— Как она была одета? — спросил Бенедикт. — И… — добавил он с беспокойным предчувствием, — она ничего не сказала, ничего не оставила для меня?

— Это вас зовут господин Бенедикт? — опять заговорила женщина, уже отвечавшая на вопросы молодого человека.

— Да, — сказал он.

— В таком случае, вот вам письмо.

И она передала ему записку, оставленную Еленой на его имя. Бенедикт поспешно развернул ее. В ней было только несколько строк:

«Мой возлюбленный брат!

Я обещала Карлу перед Божьей Матерью в церкви Нотр-Дам-де-ла-Круа, что не переживу его. Карл умер, и я собираюсь умереть.

Если тело мое найдут, постарайтесь, дорогой Бенедикт, чтобы его положили в тот же гроб, вместе с моим супругом. Для этого я вас и просила, чтобы он был достаточно широк.

Надеюсь, Бог позволит, чтобы я вечно спала рядом с Карлом.

Я оставляю 1000 флоринов тому, кто найдет мое тело, если это будет какой-нибудь лодочник, рыбак, бедный отец семейства. Если же это будет человек, который не сможет или не пожелает получить эти 1000 флоринов, я оставляю ему мое последнее благословение.

Следующий день после смерти Карла — день моей смерти.

Мое последнее прости всем, кто меня любит.

Елена».

Бенедикт дочитывал письмо, когда бледный и промокший Ленгарт появился на пороге, крича:

— Ах, какое несчастье, господин Бенедикт! Госпожа Елена только что бросилась в Майн. Пойдемте, быстрее, пойдемте!

Бенедикт посмотрел вокруг себя, схватил носовой платок, лежавший на кровати и еще весь пропитанный духами и слезами молодой женщины, и ринулся из комнаты.

Карета Ленгарта ожидала у дверей. Бенедикт прыгнул в нее.

— К тебе, — сказал он, — быстро!

Привыкнув подчиняться Бенедикту беспрекословно, Ленгарт погнал лошадей бешеным галопом. Впрочем, его дом стоял на дороге, по которой надо было ехать к реке.

Подъехав к двери, Бенедикт выскочил из кареты, тремя скачками поднялся на второй этаж и открыл дверь:

— Ко мне, Резвун!

Собака понеслась следом за хозяином и одновременно с ним оказалась в карете.

— К реке! — крикнул Бенедикт.

Ленгарт начал понимать: ударом кнута он тронул лошадей с места, и они опять поскакали галопом.

По дороге Бенедикт снял с себя редингот, жилет и рубашку и остался только в панталонах.

Подъехав к берегу реки, он увидел лодочников с крюками, отыскивавших тело Елены.

— Ты видел, как она бросилась в реку? — спросил он у Лен га рта.

— Да, наше превосходительство, — ответил тот.

— Откуда она бросилась? Ленгарт указал ему место.

— Двадцать флоринов за лодку! — крикнул лодочникам Бенедикт.

Один из них подплыл.

Бенедикт прыгнул в лодку, и за ним туда же устремился Резвун.

Затем, приблизившись к тому месту, где исчезло тело Елены, он поплыл по течению, придерживая Резвуна и заставляя его нюхать носовой платок, который он взял с кровати Карла.

Подплыв к одному месту на реке, Резвун издал мрачный вой.

Бенедикт отпустил его.

Собака рванулась и быстро исчезла в воде.

Через секунду она опять появилась, печально скуля.

— Да, — сказал Бенедикт, — да, она здесь. И тогда он сам исчез в воде.

Через мгновение он появился над водой, поддерживая за плечо мертвую Елену.

Тело Елены, как она того хотела, заботами Бенедикта положили в гроб вместе с Карлом.

Дали обсохнуть на ней ее свадебному платью, и оно и стало ее саваном.

XLVI. ПОЖИВЕМ — УВИДИМ

Когда Карл и Елена были отнесены в святую обитель вечного покоя, Бенедикт подумал, что настало время — поскольку для семьи, которой он был предан, он уже более ничего не мог сделать полезного, — Бенедикт, повторяем, подумал, что настало время напомнить Штурму о том, что ему, Бенедикту, завещано исполнить волю Фридриха фон Белова.

Неизменно оставаясь приверженцем условностей, он оделся самым тщательным образом, на маленькой золотой цепочке подвесил к петлице орден Почетного легиона и орден Вельфов и затем объявил о себе у генерала Штурма.

Генерал был у себя в кабинете и приказал, чтобы Венедикта немедленно пропели к нему.

Увидев его, он приподнялся в кресле, указал на стул и опять сел сам.

Бенедикт отказался от приглашения и остался стоять.

— Сударь, — сказал он генералу, — несчастья в семье Шандрозов, случившиеся одно за другим, предоставляют мне возможность раньше, чем я предполагал, прийти к вам и напомнить, что в свой смертный час Фридрих фон Белов завещал мне святую обязанность: отомстить за него.

Генерал отозвался кивком; Бенедикт ответил ему таким же кивком.

— Ничто теперь не задерживает меня во Франкфурте, кроме желания исполнить последнюю волю моего друга. Вы знаете, какова эта последняя воля, я вам об этом уже говорил. С этого самого момента честь имею быть в вашем распоряжении.