Быт русской армии XVIII - начала XX века - Карпущенко Сергей Васильевич

ПРИЗОВЫЕ ДЕНЬГИ. О наградах денежными призами существует весьма много разъяснений, и чем больше законов и разъяснений начальства, тем больше они упускаются из виду. На этом основании у нас часто призы дробятся на мелкие части и раздаются лучшим стрелкам. Причем приз иногда доходит до 25 копеек. Разбивание на мелкие части делается потому, что ротному командиру, как близко стоящему к нижним чинам, видна нужда; он старается уравнять материальные недостатки некоторых, хотя бы во вред службе и делу.

ЗАРАБОТНЫЕ ДЕНЬГИ (вольные работы). В войсках в свободное от служебных занятий время дозволяется нижним чинам заниматься вольными работами. Время для работ сообразно с местными условиями квартирования войск и общими предположениями о служебных занятиях их в летнее время определяется всякий раз особыми распоряжениями.

Заработанные нижними чинами деньги распределяются следующим образом: а) не более одной трети всей заработанной суммы обращается в артельную сумму; б) не менее одной трети заработка каждого нижнего чина выдается ему на руки; и в) затем остальное распределяется между нижними чинами роты, бывшими и не бывшими на работах, но исполнявшими во время работ служебные обязанности.

Когда продовольствие работавших нижних чинов горячей пищей во время работ было вполне обеспечено от хозяина, то дозволяется записывать в артельную сумму те приварочные оклады, которые причитались на работавших нижних чинов.

Цель, что солдат может добыть копейку про черный день, хорошая. Но работать из третьей доли мало находится охотников. Диву даешься, как только люди идут на вольные работы. Работать работай, а деньгами распоряжается начальство: одну треть — в роту, одну — на всех людей, и только одну треть целиком приходится получать батракам.

Не желая вдаваться в отжившие правила по распределению «кровных» денег, я все же должен сказать, зачем же отчисляется часть в ротные суммы? Солдат не должен зарабатывать себе кусок хлеба. Также недостаточно справедливо записывать в ротные суммы приварочные деньги, образовавшиеся от того, что люди были на хозяйских харчах. Здесь упускается из виду уменьшение платы работодателя на ценность приварка.

Некоторые начальники частей войск, желая быть «зиждителями» хозяйства, берут подряды у городских управлений по ремонту казарм, очистку отхожих мест, выгребных ям, исправление тротуаров и т. п.; получаемые деньги проводят по журналу хозяйственного оборота с выдачей мизерных наград работавшим. В данном случае дележа нет: сколько дали — будь доволен.

ДЕНЬГИ НА СМАЗКУ, ЧИСТКУ И РЕМОНТ ОРУЖИЯ. Для того чтобы держать винтовку мало-мальски опрятно, нужно очень часто смазывать ее. А для того нужны и масло, и сало, и тряпки. При полной разборке очень часто теряются маленькие винтики. За утерю принадлежностей приходится отдуваться. Чтобы скрыть свою оплошность, солдатик идет в оружейную мастерскую и заказывает потихоньку вещь втридорога. Принадлежность стоит никак не больше двух копеек — он отдает 20^-40 копеек, лишь бы было, а иначе под суд. Масла дают для винтовки только для проформы и чтобы приказ соблюсти. Поэтому люди вынуждены покупать масло, сало и тряпки на свой счет. Хотя отпуск на этот предмет от казны и мал, но части войск ухитряются и его урезывать. Не во гнев будь сказано: намазывают фигуры на старые, пробитые мишени — новые делаются из хлама солдатами, ими же носятся на стрельбу вместо лошадей.

ПРИМЕЧАНИЕ. Части войск, не во гнев будь сказано, гораздо более жалеют лошадей, чем людей. Впрочем, и содержание лошади обходится дороже, чем содержание солдата. Несмотря на то что лошади подчас без дела, людьми помыкают вовсю, не обращая никакого внимания на то, что у них и обувь и одежда треплется. Зачастую гонка бывает из-за пустяков: забыл папиросы, газету и т. п. Пробежать солдатику 2–4 версты у нас ничего не значит. Правда, солдата не убудет, но что с обувью его станет, нам дела нет.

Закон запрещает употреблять по частным надобностям лошадей обозных и в особенности артельных. А где это соблюдается? Нарушителями закона являются сами начальники высшего ранга, начиная от начальников бригад и выше, несмотря на то, что эти начальники получают и фуражные деньги, и прогоны, и большие суточные деньги.

Нижнему чину не разрешается носить вольное платье, а кучерский балахон и длинные волосы — можно. Это обидное унижение солдата.

ОДЕЖДА И ОБУВЬ СОЛДАТ. Всем известно, что современный народ любит щеголять. Не то, что бывало, одевались в «дерюгу» и «азямы». Об этой одежде теперь и помину нет. Давно ли солдатские сапоги с набором производили в деревне фурор, а теперь такие сапоги чуть не на каждом. К сожалению, солдатского мундира в деревне совсем нельзя встретить. С одной стороны, это объясняется тем, что люди домой увольняются в мундирной одежде, никуда не годной. Не мешает посмотреть, в чем действительно уходят люди домой по болезни, вовсе от службы в первобытное состояние или в запас армии? Все, что солдату положено, и все, что он выслужил, у него отбирается — якобы собственность части. Ему за «беспорочную» службу выдаются мундирные вещи рваные и выцветшие. Зачастую молодого солдата заставляют прийти домой оборванцем, а старого служаку вынуждают купить себе мундирные вещи на рынке лишь только потому, чтобы не прийти домой голяхом. Средств для снаряжения себя запасные требуют из дома, и родные шлют, продавая или закладывая иногда последнее. Бедный же солдат является в деревню буквально золоторотцем. Все такого воина боятся, староста смотрит на него презрительно, священник отворачивается. С другой стороны, как мундирная одежда, так и казенная обувь нашего солдата «с головы до ног» уродливо выглядят, в особенности интендантского изготовления. Впрочем, и полковая пригонка чуть-чуть лучше. Но ведь шьет и из того же материала администрация полка себе одежду, и она выглядит на них хорошо. Если принять во внимание уплату казной за изготовление вещей, то нельзя винить как интендантство, так и части войск, ибо за шитье шинели выдают лишь 7 копеек, за шитье мундира — 3 копейки и за шитье галстуха — 0,5 копейки. За собственные вещи, приносимые на службу, выдаются деньги только запасным нижним чинам. Почему новобранцев обошли? Они несколько месяцев носят одежду и обувь свою, которая бы им годилась потом. На обувь следовало бы выдавать и ратникам в учебном сборе. И в-третьих — разве не заметно, как солдат торопится снять мундир, потому что он в мундире далеко не пользуется почетом: на конке помещайся с оборванцами, на пароходе — садись на палубе, в театрах — полезай на самый верх.

ФОРМА ОДЕЖДЫ. Не только для офицера, но и для нижних чинов установлено несколько форм переодеваний: форма парадная, форма при нарядах на службу, рабочая, в свободное время и т. д.

Все эти формы должны быть одеваемы с прицепкой особых атрибутов, и солдат-простолюдин должен знать всякую форму лучше, чем самую службу, хотя «тринчики» требуют от солдата лишь внешности.

Немало бывает курьезов при носке летних рубах. Не успеют люди облечься белыми лебедями, как ртуть падает до нуля. А так как у многих отбираются на лето мундиры, то люди принуждены при перемене погоды щелкать зубами или облачаться в «волшебницу» шинель. Отбирая мундиры, нельзя сказать, чтобы командиры отступали от закона. Сохранить мундир на многие годы — главная обязанность командира.

Каждые два года солдату отпускается и шинель и мундир из материала вполне доброкачественного. Но благодаря экономии на людях можно встретить мундиры выцветшие и чуть не с десятого плеча. Узнать это можно потому, что на мундире и шинели делаются надписи, кому вещь принадлежала. С того времени, когда вышел закон, что мундирная одежда составляет собственность части, начальство пустилось на хитрость: отбирает мундиры от уволенных в запас по болезни в первобытное состояние и по другим причинам и передает их заместо второсрочной одежды людям младших сроков. А ввиду этого или клеймение первосрочной одежды отсрочивается, или постройка новой одежды откладывается. Хотя это делается не везде, но в большинстве случаев.