Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Империи франков

На первый взгляд может показаться, что франки перехватили бразды правления легко и естественно, в ходе плавно развивающихся событий. Средиземноморская империя готов Теодориха не пережила кризис престолонаследия, разразившийся сразу после его смерти в 526 году. Вопреки желанию короля, его государство вновь было разделено на остготскую и вестготскую части, в которых правили его внуки. Последние надежды на то, что появится единый правитель, который возродит былое величие Западного Рима, угасли за двадцать лет военного противостояния, начавшегося в 536 году, когда Восточная Римская империя под управлением Юстиниана (527–565) уничтожила Остготское королевство, как оно само уничтожило вандалов в начале 530-х годов. Юстиниан пошел на серьезный риск, начав западные кампании, поскольку это решение проистекало из поражения в войне с Персией – императору была отчаянно нужна победа, чтобы укрепить свой пошатнувшийся авторитет. Однако при более пристальном рассмотрении становится ясно, что распад империи Теодориха отражает более фундаментальные процессы перераспределения сил во всей Европе, ставшие результатом двух взаимосвязанных феноменов: развития варварской Европы и падения Римской империи.

К концу IV века, до начала великой эпохи переселения, в Европе, как мы видели, отмечалось резкое неравенство в уровнях развития. К югу от реки Дунай и к западу от Рейна располагались территории империи с самой высокой в Европе плотностью населения, с наиболее развитыми системами обмена, способными обеспечить существование городов и торговлю на малых и больших расстояниях, со сравнительно немногочисленной и богатой землевладельческой элитой и государственными структурами, обладающими реальной властью. Они могли мобилизовать ресурсы провинций империи для обеспечения таких масштабных проектов, как профессиональная армия, крупные строительные программы и правительственная бюрократия. Римская империя граничила на внутренней периферии с полузависимыми королевствами-клиентами, которые получали торговые привилегии и дипломатические субсидии, однако при этом были вынуждены терпеть вмешательство Рима в свою политику и оказывать определенные – чаще всего экономические и военные – услуги империи, чего она периодически требовала.

Эти государства-клиенты были частью обширной имперской системы, однако их отношения с ней не были ровными и гладкими. Они нередко прибегали к силе или к угрозам, чтобы получить максимальную выгоду из тесного соседства с Римом – и минимизировать сопутствующую эксплуатацию. Как мы видели, империя периодически устраивала военные кампании, надеясь достичь прямо противоположного результата. Доходы, скапливавшиеся на периферии благодаря взаимодействию с Римом – торговле, набегам и дипломатии, также сыграли важную роль в политической трансформации региона. Династии, желавшие свободно распоряжаться новыми богатствами, доступными благодаря соседству с империей, должны были обзавестись сильными армиями – и справились с этой задачей благодаря прибыли, которую теперь начали получать. Однако важную роль при этом играло согласие населения с происходящим, ведь чем большую власть обретал тот или иной предводитель, тем более надежную защиту от империи он мог предложить своим сторонникам. Все эти процессы подталкивали политические образования на внутренней периферии империи к созданию еще более крупных и мощных коалиций, и их воздействие ярко проявляется в новых союзах, появившихся близ европейских границ Рима в III столетии.

За пределами внутренней периферии – мы по-прежнему смотрим на происходящее с точки зрения Рима – лежала периферия внешняя. Здесь население по большей части не взаимодействовало с империей напрямую, однако их земли служили источником разнообразного сырья и иных ресурсов, которые поступали в нее через внутреннюю периферию. Следовательно, они получали часть доходов, поступавших в варварскую Европу все пятьсот лет, на протяжении которых существовала ее связь с Римом. Внешнюю периферию также затронули некоторые аспекты трансформации, развернувшейся в ближайшем приграничье, – не в последнюю очередь потому, что отдельные представители ее населения периодически организовывались и перехватывали контроль над богатствами, доступными в землях близ границы. Это началось с мелких набегов еще в I веке н. э., однако проявилось более полно в приходе по-военному организованных групп с внешней периферии на внутреннюю (во время так называемой Маркоманской войны II века) – и в особенности в экспансии готов и других народов с внешней периферии к римской границе в III столетии.

Точную границу между внутренней и внешней перифериями установить невозможно. И на деле они, скорее всего, сливались. Периодическими вторжениями групп с внешних земель в приграничные дело не ограничивалось – римские дипломатические связи также расширялись и выходили за пределы ближней периферии. В IV веке, к примеру, время от времени империя вступала в дипломатические отношения с бургундами в долине Майна, за приграничными землями алеманнов на южной границе вдоль Рейна. Предел внешней периферии, однако, несложно установить. Нет никаких признаков взаимодействия – прямого или косвенного – с римским миром в археологических остатках соответствующего периода далеко к востоку от Вислы или к северу от лесостепной зоны на юге России (см. карту 2). Вплоть до позднеримского периода население большей части этой огромной территории сохраняло простой уклад железного века, возникший здесь задолго до рождения Христа.

Следовательно, в самом широком смысле развитие народов в римский период создало уже четыре крупные зоны в Европе по сравнению с «трехскоростной» Европой начала тысячелетия. Римская/кельтская Европа к западу от Рейна и к югу от Дуная была в целом более развитой, чем германская к западу от Вислы, а та, в свою очередь, опередила народы, населявшие земли на востоке. К IV веку ускоренное развитие, вызванное контактами с Римской империей, разделяет некогда цельную среднюю зону германской Европы на внутреннюю и внешнюю периферии, о которых мы только что говорили[455]. Миграционная активность, ассоциируемая с падением римского запада, не только отражала неравномерное развитие четырех зон Европы, но и до неузнаваемости преобразила их. Глубокая природа этих перемен отчетливо видна, если мы присмотримся к королевству меровингских франков к северу от Альп и Пиренеев и подумаем о том, почему оно стало единственным центром межрегиональной власти на западе после раскола империи Теодориха.

Как мы показали в прошлой главе, продвижение франков к статусу сверхдержавы резко ускорилось во время правления Хлодвига. Он не только объединил прежде отдельные группы, но и использовал эту силу для завоевания крупных территорий, на которых ныне находятся Франция и Западная Германия. И с распадом Готской империи Теодориха для франков открылся прямой путь к господству и дальнейшей экспансии. С начала 530-х годов сыновья и внуки Хлодвига сумели так или иначе утвердиться на куда более обширных территориях. Как и Теодорих до них, они осознавали свои достижения. Внук Хлодвига Теодеберт I в письме Юстиниану приблизительно в 540 году объявил себя правителем многих народов, включая вестготов, тюрингов, саксов и ютов, а также повелителем Франкии, Паннонии и северного побережья Италии – разве что не нарекся императором открыто. Прерогативой римских императоров был выпуск золотых монет. Эта традиция осталась с тех времен, когда у многих римских городов были свои монеты, и соблюдалась после 476 года. Теодеберт же начал выпускать собственные золотые монеты, и многие из его меровингских потомков последовали его примеру[456].

Но приход франков к имперской власти трудно объяснить лишь удачным стечением обстоятельств, вроде уничтожения Юстинианом Остготского королевства. Это значило бы упустить его реальную значимость. При всей своей славе даже Теодориху было нелегко удерживать готовых в любой момент выйти из-под контроля франков. Его система альянса 510-х годов была создана для сдерживания дальнейшей франкской экспансии и покоилась на весьма шатком объединении королевств вестготов и остготов, которые, при всей амбициозности и целеустремленности Теодориха, неизбежно бы разделились после его смерти. И едва необычайная, но крайне непрочная коалиция готов развалилась в 526 году, вновь началась экспансия франков, задолго до нападения Юстиниана на остготскую Италию. В начале 530-х годов бургундские и тюрингские королевства, лишенные поддержки готов, быстро проиграли Меровингам, и все это произошло до того, как первые восточноримские войска вошли в Италию[457]. Кампании Юстиниана лишили Западное Средиземноморье последнего шанса на появление силы, способной сдержать франков, – а впрочем, это все равно вряд ли удалось бы сделать. Но суть в том, что в послеримском мире основной источник межрегиональной власти в Западной Европе был расположен не на Средиземном море, а к северу от Альп и Пиренеев.