Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ето невозможно, уж очень сложно оформить и долго.
– Но кака́ же ето будет модель? Я не согласен, у нас всё будет разно[378], и оно никак не подходит быть Никольским.
– Но вы можете поставить улицу Солженицыном.
– Нет, не согласен.
– Придётся рассмотреть. Усадьбы разбили на участки?
– Да.
– Данила Терентьевич, а дома что?
– Дома будет строить Вознюк Владимир Андреевич.
– Как так? Я ничто не знаю, всё ето решёно без меня, и деньги не мои.
Родионов с лица сменился и сразу сделался злым.
– Землю оформили?
– Нет.
– Ферму оформили?
– Нет.
Елена Талгатовна вмешалась:
– Да что ето такоя, вы ето сколь будете тянуть? Коров уже три раза́ смотрют, и всё не сходится, всё каки́-то проблемы. Что, за каждо дело Даниле придётся ходить к губернатору? Ето же позор!
Родионов:
– Ну что, Селютин, молчишь?
– Да что, уже в разных местах побывали, и все запрашивают свои цены.
Вмешался Севальнев:
– Хорошо, я позаботюсь об етим.
Родионов:
– Но, Данила Терентьевич, вы поступили неправильно, у вас шёл до́говор по строительству с одной компанияй, а вы перешли к другому.
– Но, Владимир Яковлевич, вы сами рассудите. Оне запросили сорок тысяч рублей за квадратный метр, да ишо для испытки сказали: ему один дом. – Он распсиховался. – А моим партнёрам ето не понравилось, в Москве берут тридцать тысяч рублей за квадратный метр, а он хочет нажиться, вот поетому так и поступили.
– Но Вознюк – какой же ето строитель!
– Ну посмотрим, что он предложит.
Родионов сам не свой, но старался скрыть свою злобу:
– Заседания закрыто, в следующа суббота в десять часов всем быть здесь.
Мы все вышли, Елена Талгатовна говорит:
– Данила, ты заметил Родионова, как он изменился, когда услыхал, что будет строить Вознюк?
– Как же, конечно заметил, он сам не свой был.
– Вот чичас принеси к нему мешок деняг, и всё пойдёт как по маслу.
– Ты что, Елена Талгатовна, неужели ишо етим занимаются чиновники?
– Данила, сколь хошь!
– Но, Елена Талгатовна, у нас так не пойдёт.
Мы с Алёшай поехали к Вознюку, он приготовил несколькя фасонов домов, я стал просить, чтобы изменил несколькя вариянтов. Он мне ответил:
– Данила Терентьевич, мы вам приготовим один проект, а изменить можно, что вы желаете.
– Владимир Андреевич, а что вы берёте за метр квадратный?
– От двадцать девять тысяч рублей до тридцать тысяч рублей.
– А когда будет проект готов? А когда готов, я отправляюсь в Москву.
– Ну, значит, во вторник.
– Хорошо, во вторник вечером заеду.
Звоню Якунину Владимиру Димитриевичу и всё докладываю.
– Ну вот, Данила Терентьевич, ета цена подходящая.
– Мы чичас не можем приехать.
– Но как выйдет проект, приезжай.
– Ето будет во вторник.
– Ну ждём. – Мы поехали домой.
– Алёша, позвони Царёвым и Перекрестовым, пускай завтра к нам приедут. Он позвонил, оне посулились.
Вечером Марфа рассказыват: у нас была в гостях Ольга Ровнова. Она всё-таки приезжала, ну молодес, она чичас в Бразилии. Я ей дал адреса, к кому заехать, но, боюсь, расскажет, что я дал адреса, опять буду масоном. Знаю, синьцзянсы обойдутся нормально, но макаки[379] – не знаю.
В воскресенье отмолились, я всех остановил и стал задавать вопросы Василию.
– Василий, почему ослушался Якуниных? Оне тебе транспорт нашли на восемьдесят тысяч рублей дешевле, а ты настоял на своим.
– У меня уже было договорено.
– Но на свои деньги ты можешь расшитывать, но на чужи – ето же позор. – Молчит. – Василий, я тебя просил как агронома следить за посевом, но ты даже не подошёл, а сам дал согласия.
– У меня свои были дела.
– А, вон как! Василий, а почему детей в школу не пускаешь?
– Я не хочу разврату.
– Но оне же учутся отдельно. – Молчит. – Василий, когда брали банки, овощи для консервы, ты своей жене сказал: «Давай поскорея возмём, а нам про них не нужно», и банок взял наполовину больше. – Молчит. – Василий, я же просил не думать о себе, а обо всех. – Молчит. – Василий, зачем ходишь подслушивашь?
– Я никого не подслушивал.
– Как нет? Тебя уже захватили два раз в дверях ночью. – Молчит. – Василий, я уже больше не могу терпеть, ежлив тебе не нравится, у тебя Российской Федерации гражданство есть, ты можешь начинать сам свой проект, но толькя не здесь, езжай в любую область и не мешай нам. Знай, что полезешь – всем всё закроешь. Уже слухи идут, что ты собрался в Хабаровск. – Молчит.
Алёша не вытерпел и стал говорить:
– Сколь для вас Данила сделал – никому ето не добиться, и сколь у него терпления! Сколь я вижу, он про себя не думает, а толькя всегда рассуждат про людей и заботится об вас.
Тестю стало неудобно:
– Да, Данила уже много сделал для нас, давайте дружнея будем, а то нехорошо. Власти узнают, нам будет позор. – Ну, думаю, слава Богу, хоть ты-то образумился. – Давайте простимся и будем работать, как начинали.
Проститься-то простились, но я понял: Василий – затаённый враг.
Я пришёл домой, Андриян, Георгий тоже зашли к нам, Андриян весёлой:
– Ну слава Богу, простились.
– Ох, Андриян, ошибаешься, я задел чирей, вот посмотришь, он чичас нашнёт гноиться.
– Неужели?
Георгий говорит:
– Да, тятенька прав. Ето Василий, его задели – всё, он так просто не оставит.
– Но как, по-вашему, молчать?
– Конечно, нет.
– Слушайте, позавтракаете, отдохнёте и приезжайте, сегодня приедут Царёвы и Перекрестовы.
– Хорошо, приедем.
После обеда все подъехали, гостей получилось полный дом, нача́лся разговор, я всем предложил ра́вно[380], пригласил их всех в деревню и с нами вместе работать. Володя Перекрестов стал спрашивать.
– Всё ра́вно: доходы и расходы. Вы не будете рабочи, но – партнёры, – и я рассказал весь проект.
– Да, интересно. А как насчёт воздоржности?
– Но ето простите. Как вступите в деревню, доложны всё соблюдать.
– Так же, как вы?
– Да.
– Но мы ишо не готовы.
– Ето очень просто. Как солдат пошёл на службу и, что требуют, всё исполняет, так и здесь.
Перекрестовы отказались, сказали: «Нам не в силу», Максим Царёв тоже отказался. Но молодсы, честно поступили. Когда все уехали, я своим сказал:
– Жалко. Честно поступили.
Агафья сказала:
– Я с Василиям не хочу селиться. – Здесь по крайной мере всё понятно. – Не дай бог мой Петя свяжется с Василиям – опять я буду худая.
– А что, уже бывало?
– Да ишо как. Бывало, свяжется с Василиям и сразу становится зверям.
– Вон как.
– Вот чичас побывал около вас, сразу стал ласковый.
Алёшка тестяв тоже сказал:
– Я с Василиям не хочу работать, я уже работал с ним в Уругвае и знаю хорошо его. – Думаю, надёжды мало на тебя, куда ветер подует, туда и ты.
В понедельник звонит Севальнев Алексей Анатольевич:
– Данила Терентьевич, можете ехать выбирать коров дойны́х.
– Когда, Алексей Анатольевич?
– Завтра утром.
– Хорошо, Алексей Анатольевич, я пошлю наших жён.
– А сам что?
– Я завтра отправляюсь в Москву.
– Ну, сам знаешь.
Я за ети два дня помог Георгию оформить документы. Вечером во вторник забежал к Вознюку, проект был готов. Дом на триста восемьдесят метров квадратных с мансардным, ничего, красивый, хоть и большеватый, но всё-таки порядошный дом. Я поблагодарил и отправился в Москву.
15
В Москве мы встретились у Вадима Сергеевича, я передал проект дому. Да, дом всем понравился, цены тоже порядошны. Владимир Димитриевич стал мне объяснять:
– Ну вот, Данила Терентьевич, у нас разница большая, за двадцать пять домов оне воруют три милливона долларов, и ето работа Родионова, вот почему он нервничат. А теперь посчитай: дома, летни кухни, бани, школа, бараки для техники да ишо комплексы – ето же масса деняг. Знай, Данила Терентьевич, Родионов – ето хичная птица.
– Да, теперь мне много чего стало понятно, и надёжда стала колебаться. Владимир Димитриевич, а вот Вознюк – ето порядошный человек?
– Но, Данила Терентьевич, вам надо построить дом, отменный от всех. Ты, Данила Терентьевич, пойми, вы связаны с политикой, к вам будут приезжать важны гости и обчаться с тобой.
– Но слушайте, я понимаю, но я не хочу отличаться от всех. Вы знаете: зависть ета портит всё, и зачем ето надо, я так же проживу, как и остальные.
Вадим Сергеевич сказал:
– Да, Данила Терентьевич правильно судит. Избегать конфликтов – ето поступок самый мудрый.
– Вот план деревни. Так, значит. Дорога публична проходит нимо деревне.
– Правильно.
– Да, я вижу, как летают по деревням пьяны водители. Да и зачем нам посторонних людей? Опять надо строить заборы. В деревню вход запрещён посторонним.
– Да, правильно, Данила Терентьевич.
Я ошибку сделал: контрак партнёрства оне мне дали в етот раз, но не тот раз, и сказали: