Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт - Фаня Шифман

«Вот оно! Самый лучший номер! Молодцы! Мо-лод-цы-и! Так дер-жать!» Со сцены это было отлично видно. Бенци, Гидон и старшие Неэманы, услышав продолжительный невнятный, но довольно громкий шум, встревожились: «Что бы это могло значить?» Когда нахлынула волна восторгов, в секторе неожиданно появился Максим в сопровождении трёх ухмыляющихся парней в картузах. Подарив радостную и озорную улыбку Хели, а потом и друзьям, он стянул картуз, под которым притаилась тёмная кипа, покрывающая мокрые от пота волосы. «Знакомьтесь: мои друзья — Зеэв, Бени, Эльяшив». Все трое застенчиво кивнули. Ирми протянул руку всем по очереди, задержав руку Бени в своей руке: «Мы не могли с тобой встречаться?» — «Могли! Я некоторое время крутился в «Самоваре», но спасибо Максу — он меня оттуда вовремя вытащил. Я и сам не понимаю, как попал в этот закрытый клуб, а ещё меньше понимаю, как мне удалось оттуда сбежать…» — «Да, считай, тебе повезло…» — отводя взгляд, проговорил Ирми. — «А это мой братишка, Ильюшка… — он указал на такого же чернявого парня, немного полнее и моложе него. — Он приехал в Арцену раньше меня, и это оказалось для меня просто спасением!» — «Постой, Макс сказал — Эльяшив!» — удивлённо пробормотал Ноам. — «Ну, да! Это он тут взял себе такое имя, а там, в России, он был Ильёй, — пояснил Максим, прибавив: — Не берите в голову, ребята. Зеэва я тоже иногда зову по старинке — Влад. Но он всё равно Зеэв!» — «Очень приятное знакомство!» — улыбнулся Бенци. — «Мы с ребятами сейчас занимаемся практическим воплощением идей Гиди — как видите, не без успеха… — и Максим подмигнул Гидону, который с некоторой настороженностью поглядывал на друзей Максима. — Гидон, после Турнира я хотел бы тебя свести с ними поближе!» — «Нет проблем! Надеюсь, ребята верные?» — «Других бы я сюда не привёл! — нахмурился Максим и тут же обратился к Доронам, вопросительно и с тревогой уставившимся на него, и весьма заинтригованным Неэманам-старшим: Ну, вы слышите, что делается? А-а-а… ну да… На этот экран, кроме сцены, они ничего не выводят… А мы… — и он кивнул в сторону всё ещё смущённой троицы, — …пробрались в такое место, где все сектора, как на ладони. Чуть не за спиной, считайте — на плечах у кешева! Мы видели: многим понравилось! Правда, Влад? Ну, о далетариях речи нет… Дубоны, естественно, в ярости, ждут команды — ведь без команды они…

Что с них взять — роботы! А команды пока нет!» — «Вот именно: пока…» — мрачно обронил Ноам. Максим, не обратив внимания на реплику, произнесённую тихим встревоженным голосом друга, продолжал, одаряя Бени восторженной улыбкой: «Особенно после того, как фелиофону Тумбеля удались все его мерзопакости с другими коллективами. Он же подавил почти все номера, кроме намеченных ими к победе!

Жаль, мы раньше не встряли… Правда, без шофара программа работает гораздо слабее, мало чего мы смогли бы…» — «Я был бы спокоен, если бы мальчики с миром вернулись сюда… Мне уже и победа не нужна, и весь этот шум… только бы после всего этого они не пострадали…» — с беспокойством проговорил Бенци. Мистер Неэман с удивлением, смешанным с тревогой, воспринятой от Бенци и Ноама, прислушивался к этой беседе, а Ирми наспех растолковывал родителям происходящее.

Впрочем, история с магазином Иммануэля уже чему-то научила мистера Неэмана.

Максим снова натянул свой картуз почти на самые глаза и, нежно погладив Хели по руке, сказал: «Нам пора на наш пост — отслеживать… Неизвестно, что им ещё в голову придёт, особенно после…» — и все трое исчезли, словно растворились в воздухе.

Как только раздались первые звуки угава Шмулика, члены Жюри застыли в шоке. Клим Мазикин не мог не отметить, что все четверо и впрямь великолепно владеют своими инструментами. Особенно исполнитель на огромной странной свирели, явный вожак группировки. О самом же инструменте, издающем агрессивные звуки шофара, которому они дали странное название угав, Клим ничего не слышал и не мог себе представить, что такое может существовать. Правильней и логичней было бы эту жуткую свирель назвать мультишофар! Впрочем, надо признать, что исполнение этих мальчишек выше всяких похвал — того и гляди, многие, если не большинство, захотят нажать фиолетовую кнопку! Особенно если вспомнить, как Пительман, обладатель незамутнённого музыкального восприятия, перестарался в первом отделении, исказив и подавив, насколько возможно, исполнение традиционных, стрим-нейтральных (на данном этапе!) ансамблей. А вот в самый нужный момент, во время выступления группы фиолетовых фанатиков, его хвалённое фелио не сработало!.. Клим оглянулся на арценских членов Жюри. Глаза Офелии словно бы превратились в круглые лужицы, брызжущие бурлящей кисло-зеленоватой жижей. Право же, было забавно видеть её свирепый оскал, когда она пожирала глазами Тимми, словно была готова разорвать его на части.

Такой провал! Кто мог ожидать?!

Тим, подбираясь поближе к сцене, с тревогой представлял реакцию боссов, сидящих в ложе Жюри. После короткой паузы зазвучали обе гитары и оба угава, один из которых в какой-то момент замолкал, и вместо него звучал мальчишеский звонкий голос, а потом — звуки флейты. Тим снова встрепенулся и вытянул руку с зажатым в ней фелиофоном, в сторону фиолетовых наглецов на сцене. Он поводил едва видимым дымчатым изображением носика Пиноккио, пока не направил его прямо на Шмулика, который, казалось, ни на секунду не отрывал от губ свой угав. «И когда дышать успевает, гадёныш!» — злобно прищурился Тимми. Он прижал фелиофон к груди, стараясь не сбить найденный ориентир, и его толстые пальцы нервно зашныряли по кнопочкам. На этот раз он решил запустить программу barrel (бочка), которая замышлялась как самая убойная и эффективная из всех программ фелиофона.

Неожиданно для него она сработала — слабо, не так, как предполагалось, но сработала!.. Вместо мелодии флейты в сопровождении гитар все вдруг услышали нечто, напоминающее рёв самолёта, идущего на посадку… в ту же бочку. Слева, из сектора элитариев, раздался громкий торжествующий рёв, только что не заглушающий те звуки, в которые технические ухищрения фелиофона превратили исполняемые мелодии. Сначала угасли звуки гитары Рувика, затем флейта Цвики зазвучала тускло и глухо, как будто звук с трудом пробивался через толстый слой рыхлой ваты… а потом и вовсе погряз в чём-то совсем уже рыхлом и непробиваемом. На пике торжества Тима (после жуткого разочарования!) слой рыхлой ваты неожиданно был прорван чистым звуком угава Шмулика (это у партии угава была длинная, на несколько тактов, пауза), и снова зазвучали гитары и флейта. Нахуми запел соло, слегка касаясь пальцами струн гитары. Вся «Цедефошрия» услышала чудесный голос самого маленького участника Турнира. Шмулик вздёрнул удивлённо брови, — он что-то не помнил, что они с Нахуми репетировали его партию голоса! — но уже не отрывал угав от губ и играл без перерыва, стараясь, впрочем, не заглушить пение мальчишки. И плыла, плыла над «Цедефошрией» чарующая мелодия.