Все и побыстрее - Жаклин Брискин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прозвучали последние аккорды симфонии Брамса.
— Курт… — Гонора прижалась щекой к его щеке и услышала громкий стук его сердца. Она поцеловала его. Щека Курта была мокрой и соленой. Их губы слились. Гонора поняла, что теряет сознание, и схватила Курта за плечи. Она чувствовала себя утопающей и цеплялась за Курта как за своего спасителя.
Язык Курта проник ей в рот, и она жадно глотала его слюну. Давно забытое желание охватило Гонору. Курт откинул ее на сиденье и стянул с нее джинсы. Руки Гоноры ласкали его, срывали с него одежду.
— Гонора, любимая… — шептал Курт.
Их тела соединились.
— Гонора, я занимался любовью в машине, только когда был мальчишкой.
— Иногда неплохо вспомнить прошлое. Давай вернемся в гостиницу.
Курт включил зажигание. Сейчас для них не существовало ни прошлого, ни будущего. Они были вместе и снова любили друг друга.
Глава 63
Обняв одной рукой Гонору, Курт осторожно вел машину. Ее голова покоилась у него на плече. Они были похожи на юных влюбленных. По радио исполняли любовный дуэт из первого акта оперы «Отелло». По щекам Гоноры текли слезы. Дорога была пустынной. За окном машины мелькали таблички с названиями маленьких городков. Гонора не спрашивала, куда они едут. Курт повернул направо, и она увидела указатель «Джефферсониан».
— Я проезжал здесь днем, — сказал Курт. — Здесь находится новый гостиничный комплекс с полями для гольфа.
Чернокожий портье, которому были знакомы их лица по телевизионным новостям и из газет, приветствовал Курта и Гонору:
— Добро пожаловать в Джефферсониан, миссис и мистер Айвари. Хотите получить номер или отдельный домик?
Трехкомнатный домик был оборудован всем необходимым. Его интерьер, выдержанный в бело-голубых тонах, ласкал глаз. Гонора позвонила в вашингтонскую гостиницу и оставила сообщение для Джоселин. Она смотрела на широкую кровать и представляла, как будет спать на ней в объятиях Курта.
— По-прежнему спишь с открытыми окнами? — спросил он.
— Да. — Гонора зевнула.
— Устала?
— Очень.
Они легли на холодные простыни и, крепко обняв друг друга, уснули.
— Курт, — позвала Гонора.
Курт заворочался и что-то промычал.
— Курт, — Гонора потрясла его за плечо.
— Что? — Курт повернулся к ней лицом.
— Ты стонешь во сне. Тебе приснилось что-то ужасное? — Гонора погладила его по голове.
— Мне каждую ночь снятся кошмары.
— Это связано со слушанием?
— Нет, с женщиной. — Курт прижался щекой к плечу Гоноры.
— Так что же тебе снилось?
— Отель «Мамония» и прекрасная английская женщина, которая обвиняет бывшего австрийского беспризорника во всех смертных грехах, выставляя его настоящим фашистским гауляйтером.
— Курт, ничего подобного я не делала.
— Ты спросила, что мне снилось, и я ответил.
— Но это несправедливо.
— Мы не заказываем наши сны.
Гонора поцеловала его глаза. Курт еще крепче прижался к ней.
— Я уже забыл, какая чудесная у тебя кожа. Она нежнее шелка.
«Нежнее шелка, — подумала Гонора, — интересно, какая же кожа у Марвы Лей и других молодых девушек, с которыми он спал?»
Руки Курта ласкали ее грудь. Их прикосновение возбудило ее.
Они занялись любовью.
Утром они проснулись под шум дождя. Гонора и Курт стояли у окна и смотрели на пруд, по которому плавали утки с выводками утят.
Позже они отправились в магазин. Гонора набрала полную корзину продуктов: хлеб, яйца, бекон, овечий сыр, салат, горошек и другую зелень. Курт также внес свою лепту, купив банку черной икры, французский паштет, несколько банок корнишонов, печенье, бисквиты, мороженое, несколько бутылок марочного вина и новый роман Ирвина Шоу для Гоноры.
— Курт, ты накупил продуктов на месяц, — заметила Гонора.
— Ты, наверное, уже забыла, какой у меня аппетит?
Они вернулись домой, и Курт затопил камин. Обхватив руками колени, Гонора задумчиво смотрела на огонь. Курт лежал у ее ног.
Целый день под шум дождя они любили друг друга.
На следующий день, в воскресенье, установилась теплая майская погода. Небо было ясным и чистым. Гонора и Курт решили отправиться на прогулку.
Лесная тропинка привела их к коневодческой ферме. Породистая кобылка с черной гривой отделилась от табуна и подошла к тому месту, где стояли Гонора и Курт. Гонора сорвала пучок травы и просунула его между жердинами ограждения.
— Как жаль, что у нас нет сахара, чтобы угостить эту черную красавицу, — сказала она.
— Мы купим ее, — сказал Курт. — Она будет хорошим подарком для Лиззи.
Сердце Гоноры радостно забилось.
— Лиззи еще надо окончить школу, — ответила она.
— Она может окончить ее и здесь. Я думаю, слушания продлятся еще пару дней, и мы сможем слетать в Лондон и забрать ее.
— Мне сделали два выгодных предложения по оформлению ландшафта. — Об этом Ви сообщила ей по телефону.
— Гонора, я не понимаю, в чем проблема? Ты можешь отказаться от заказов и порекомендовать им кого-нибудь другого.
— Курт, эта работа доставляет мне огромное удовольствие. Я чувствую себя нужной.
— Ты нужна мне, а это главное.
— Но работа стала частью моей жизни, и я не могу отказаться от нее. Если бы не она, я бы умерла от тоски по тебе.
— Может, тебя кто-то держит в Лондоне? Мужчина или женщина?
— Курт, не будь циником.
— Извини, я не хотел обидеть тебя. Из вечно мечтающей женщины ты превратилась в деловую особу. Раньше мне казалось, что я живу со спящей красавицей.
— Я всегда чувствовала себя никому не нужной вещью.
Курт взял ее за руку.
— Пусть я виноват перед тобой, но, видит Бог, ты нужна мне и всегда была нужна. До тебя я был холодным негодяем, все тем же беспризорным хулиганом. Благодаря тебе мое сердце оттаяло, я стал чище, лучше. Разве ты до сих пор не поняла, как я соскучился по тебе?
— Курт, сейчас речь не о тебе. Неужели ты не понимаешь, почему я хочу работать?
— Нет.
— Постарайся понять. Мы, сестры Силвандер, всегда мечтали сделать хорошую карьеру. Я, конечно, не такая сообразительная, как Кристал и Джосс, но у меня оказался талант дизайнера по ландшафту. Людям нравится моя работа, а мне она приносит глубокое удовлетворение.
— А я, глупец, всегда считал, что работа должна приносить деньги.
— Конечно, и деньги тоже, но в первую очередь удовлетворение. Дорогой, я не хочу обидеть тебя, просто стараюсь объяснить, что я чувствую, чем живу.
— Может, ты все еще не можешь простить мне Александра?