Окна из будущего - Владимир Губарев

— Что вы имеете в виду?

— Всю жизнь меня спрашивают именно об этих отношениях, и уже после реабилитации я решил "поставить все точки над i". Вернувшись из ссылки, я пошел в Ленинскую библиотеку и засел за книги. Я знал, что мой дед был царем репрессирован и сослан в Сибирь…

— Что же властители так не любят Трубецких! Царь ссылает в Тюмень, тиран расстреливает, а семью отправляет в Красноярский край… Судьба что ли у вашей семьи такая?

— Дед был лишен дворянского звания… А об отце я узнал многое, когда при реабилитации нас с братом пригласили в военкомат и дали дело отца. Из него я узнал, что выговор по партийной линии он получил за то, что "выпивал с врагом народа Тухачевским"… Оказывается, они были дружны: отец хорошо пел, а Тухачевский делал скрипки. Так что их связывала не только военная служба… Из "Дела" я узнал о родственниках в Бессарабии. Поехал туда искать Трубецких. Одного нашел в Кишиневе. Он филолог, профессор. Он из той ветви Трубецких, которые были связаны с Пушкиным… Но, честно говоря, я плохо знаю своих предков и по-хорошему завидую тем же Айтматовым (я дружен с братом писателя, директором института), они прекрасно знают до седьмого-восьмого колена своих родственников… К сожалению, в советское время мы воспитывались иначе…

— Но есть чувство, какое-то ощущение, что за вами стоит великое прошлое?

— Нет. Наверное, о своем прошлом надо знать, но думать и заботиться все-таки о будущем… Плыл я как-то по Лене на пароходе. Было это лет десять назад. Выхожу на палубу. Вдруг подходит ко мне человек, который начинает рассыпаться в эпитетах, мол, "вы такой великий, такой большой" и написал ли я заявление Волкову? Я очень удивился: откуда этот тип знает о том, что я написал заявление управляющему делами Академии Волкову о предоставлении мне квартиры! Слово за слово, мне тип не понравился, и я готов был его уже выбросить за борт, вдруг я выясняю, что он имеет в виду Волкова, который является предводителем дворянства и который собирает заявления от потомков известных родов. Я популярно объясняю своему новому знакомому, что дворянин в России это человек, который получает это звание за то, что он делает что-то великое и важное для Отчизны, для народа. Звание дворянина нужно заслужить, и это ох, как нелегко! Да и разве дело в званиях!?

Член-корреспондент РАН Армен Абагян:

ДВЕ ТРАГЕДИИ ЧЕРНОБЫЛЯ

Шла запись телевизионной передачи. Зал разделен на две части: на синей стороне сидели атомщики, на зеленой — "зеленые". И разговор шел о судьбе атомной энергетики.

Я прихожу на такие встречи будто в театр: тут и своя драматургия, и главные герои, и драматическое развитие сюжета, и наконец, комедийные ситуации. Ведь всегда забавно наблюдать, когда люди несведущие (хотя и депутаты, и даже член-корреспонденты РАН) рассуждают о том, чему не учились, чего не знают, но, тем не менее "оседлали тему" (термин не мой, принадлежит известнейшему ученому — академику), так как она помогает постоянно быть на виду — то ли на телеэкране, то ли в депутатском зале, то ли на какой-нибудь конференции: наше время представляет много возможностей для говорунов…

Но один эпизод на этой телевстрече поразил меня. Ведущий, сам ничего не знающий в атомной энергетике и ее судьбе, естественно, перешел к Чернобыльской трагедии — тема-то злободневная всегда! И вот тут посыпались всевозможные выводы, предложения, осуждения, прогнозы и комментарии. Причем от желающих высказаться отбоя не было. Но тянули руки только те, кто был в "зеленом секторе", а их оппоненты молчали. А ведь большинство из них прошло Чернобыль от "А" до "Я", а такие, как Е.И.Игнатенко — он был в зале — работали там два года, с первого дня… Или Армен Артаваздович Абагян. член-корреспондент РАН, профессор, директор Всероссийского научно-исследовательского института по эксплуатации атомных станций (ВНИИАЭС)… Почему же они молчали, не полемизировали? И это был первый вопрос, с которого началась наша беседа с Арменом Артаваздовичем.

— Но вы ведь тоже молчали? — ответил он вопросом на вопрос.

— Не хочется спорить с людьми, которые сами не пережили Чернобыль…

— Для них он только "предмет для дискуссий" и "политика", а для нас это боль и трагедия в жизни, за которую заплачено дорогой ценой… И не словами…

— Сколько лет вы занимаетесь делом, которое называется "атомная энергетика"?

— С 1 марта 1956 года. Я закончил МИФИ.

— Почему именно выбор пал на ядерную физику?

— Чтобы понять, надо вернуться в то время. Это был общий порыв: молодежь шла в технику, в частности, в атомную энергетику. Я колебался: а не пойти ли в авиацию? Я увлекался авиамоделированием, и даже был победителем всесоюзного первенства… Но все-таки страсть к физике взяла верх, тогда это была самая популярная область, и я поддался "моде".

— Помню, в МИФИ тогда был "страшный конкурс", не так ли?

— Конкурс был большой. Однако я закончил школу с медалью, так что конкурс я прошел легко.

— Учились в Москве?

— Нет, школу я кончил в Ереване. А родился я в Нагорном Карабахе в Степанакерте, но потом родители переехали в Ереван. В 50-м году закончил школу и сразу поступил в МИФИ. Впрочем, тогда он назывался "Московским механическим институтом", а еще раньше "Институтом боеприпасов". Общая атмосфера была романтической, а потому и поступал туда… После института я был направлен сразу в Обнинск, где я проработал ровно двадцать лет. Когда я поступал туда, то институт назывался "Объект МВД СССР", а когда уходил, то «Физико-энергетический институт». Ну а в 76-м году меня перевели в Москву, чтобы я организовал ВНИИАЭС. Вначале я был заместителем по науке, а с 84-го года директор. Вот и вся моя биография…

— На первый взгляд, простая: всю жизнь в атомной энергетике?

— Действительно, всю жизнь…

— Праздники были?

— Вы имеете в виду работу? — Да.

— В Обнинске мы начали работать над установками, которые использовались на космических аппаратах. Тогда исследования в этой области велись весьма интенсивно… Мы общались с людьми из авиации, космонавтики.

— С кем именно?

— С Андреем Николаевичем Туполевым, к примеру.

— Невероятно!

— И, тем не менее! На шестой день моего пребывания в Обнинске, то есть я был еще совсем молодым специалистом, Александр Ильич Лейпунский взял меня к Туполеву. Робел, конечно, поначалу — ведь Туполев это Туполев!.. Но оказалось, что общаться с такими великими людьми приятно, полезно и просто…

— Он хотел поставить атомный реактор на самолет?

— Да. Это была достаточно сложная техническая проблема. Кстати, в процессе ее решения появилось много новшеств, идей, которые потом пошли в другие области атомной энергетики.

— Крупных ученых всегда объединяет увлеченность?

— А как же без этого жить!

— Придумываете фантастические вещи, а потом их осуществляете?

— Не всегда все получается… Ядерная установка на самолете не появилась, но для космических аппаратов она широко использовалась. Это были бортовые электростанции. Вес там был ограничен, а потому защита ядерной установки была весьма компактной. Это была большая наука, и я этой проблемой тоже занимался…

— Насколько я знаю, мы до сих пор в этом направлении лидеры?

— Американцы до сих пор ничего подобного сделать не могут…

— И это праздник?

— Когда наши установки пошли, конечно… Мы переживали, страдали, а потом — успех! Это и есть праздник, потому что в большом деле есть частица и твоего труда. Это свойственно человеку: если его деяния востребованы, то он получает удовлетворение. А вот когда они обществу не нужны, то он начинает искать сферу своего применения, причем иногда даже появляются неестественные пути, которые ведут к удовлетворению потребностей человека. Именно в таких ситуациях появляются аномальные личности…

— … что характерно для нашего времени?

— Это есть всегда, но сейчас заметнее.

— Значит, вам повезло в науке?

— Безусловно! Я работал с замечательными людьми, у которых я прошел исключительно хорошую школу. Первым своим учителем я называю Александра Ильича Лейпунского, но были и другие.

— А другие праздники?

— Их много было! Дети рождались, заканчивали школу, поступали в институт, женились, — все это праздники!

— Внуки?

— Я очень богатый человек — у меня пять внуков!

— Они собираются идти по стопам деда?

— Сын закончил Физико-технический институт. В то время уже чувствовалось, что ядерная энергетика становится больше промышленностью, чем наукой… Впрочем, он "ушел в сторону" — он специалист по молекулярной биофизике, эта область науки весьма перспективна. Дочь тоже кончила МИФИ, но институт, где она работала, развалился, и она вынуждена была переучиваться и стала бухгалтером. Так что у детей и отца разные пути, ну а внуки, естественно, выберут свои… А жена у меня тоже физик. Нас обоих направили в Обнинск… Вот живем вместе уже 43 года.