Окна из будущего - Владимир Губарев

— К этому мы еще вернемся, а пока вспомним первую ночь. Итак, вы за рулем машины поехали к станции…

— Мне дали задание, чтобы с пожарными и главным дозиметристом мы определили, где брать воду.

— Зачем?

— По наивности еще предполагалось гасить ею реактор! То есть раз горит, значит его нужно заливать… Кстати, некоторые очаги пожара дейсгвительно нужно было гасить водой — перекрытия, строительные конструкции… Мы подъехали к станции. Было точно 22 часа — это я отлично помню… И вдруг на станции как грохнет! Какие-то утробные звуки, будто что-то из ада вырывается… Взлетело что-то из реактора, искры вверх… Смотрим на приборы — все зашкалили! Я кричу: "Быстро под мост!" Никогда в армии не служил, не командовал, а тут приказной тон сразу же прорезался… Когда грохот кончился, радиационная обстановка тяжелая, и я распорядился, чтобы вся группа немедленно вернулась в Припять — рисковать было нельзя…

— Что-то из конструкций упало в раскаленный реактор?

— Нет, это был еще один паровой взрыв…

— Вы сколько пробыли тогда в Чернобыле?

— Улетел я 10 мая, к тому времени я уже переоблучился… 5 мая улетел Щербина, я был в его команде. Но я вызвал своего заместителя, ввел его в курс дела, потому и задержался…

— Ваши ощущения этих первых двух недель?

— Есть технический аспект: надо понять, что случилось что делать…Это само по себе очень сложно, но это одна грань трагедии. И другое — чисто человеческий аспект. При мне шла эвакуация Припяти, я видел, как пустели деревни, — и это все производит ужасное впечатление. Его трудно передать, надо все видеть собственными глазами…

— Ужасное?

— Противоестественное…

— И можно ли это понять?

— Человек привык жить в определенной среде, и это земля прекрасная… И вдруг приходится уезжать…Вокруг запустение… И отстреливают собак, брошенных и ставших вдруг бездомными… Это все "противу жизни", противоестественно!.. Пришла большая беда… И находились силы, чтобы противостоять ей, постараться уменьшить ее размеры… Я глубоко сочувствовал директору станции, главному инженеру. Мне всегда Брюханов казался исключительно порядочным человеком взявшим на себя фактически всю вину за случившееся…

— Но ведь он не понял, что произошло?

— Не понял… Я ему потом объяснял все происшедшее… Однако он все принял на себя, мол, я директор — значит, и отвечаю за все!

— Но так и должно быть… Ведь первая его информация была ошибочна?

— Он просто не знал, что произошло. Считаю, умыслу у него не было… Даже мы довольно долго разбирались, а в его распоряжении были считанные минуты… Это ошибка нормального человека, который и предположить не мог о возможности такой аварии на его станции…

— Скажите откровенно: есть расчеты проектных и запроектных аварий — неужели тогда не предполагали, что такое может случиться?

— Отдаленные намеки были… Только потом, после аварии мы поняли, что какие-то сомнения возникали, что есть определенные режимы, при которых ввод стержней генерирует положительную реактивность… Весьма маленькую, тогда не предполагали, что она может быть столь большой и катастрофичной… Конструктора какие-то меры принимали…Но честно скажу, в голову подобное не приходило…

— И для науки это стало неожиданностью?

— Эти режимы не обследовались…

— Чем же ваши причины аварии отличаются от общепринятых?

— Сейчас мы все говорим одно, это тогда были разногласия… Итак, авария произошла по следующим причинам. Первое: физические свойства активной зоны были не оптимальными…

— То есть конструкция была неудачной?

— Я не употребляю слово "неудачная", я говорю — не оптимальные…

— Нужно пояснение.

— Соотношение ядер графита и урана было не оптимальным… Грубо говоря, ядер графита было больше, и спектр нейтронов был "перезамедлен"…

— Можно я сформулирую так: это была недостаточно глубокая проработка активной зоны?

— Как журналист и писатель вы употребляете резкие слова, но они не точны… Просто были свои соображения по эффективности работы реактора. Не будем углубляться в "физические дебри", а попробуем пробиться дальше и понять, почему такое произошло в Чернобыле… Итак, вторая причина — конструкция стержней была такова, что в этом "перезамедленном спектре" при вытеснении воды генерируется положительная реактивность. Вместо того, чтобы глушиться, реактор начинает разгоняться… Короче говоря, первая причина как бы выявила все недостатки конструкторские — в других режимах это и не проявилось бы… А дальше уже все понятно: реактор начал "разгоняться", вода вскипела, что дало дополнительную реактивность… И разгон уже пошел на "мгновенных" нейтронах. Ну а третья причина — ошибки персонала.

— Простите, можно упростить для домохозяек: атомная энергетика работает на "запаздывающих" нейтронах, а ядерная бомба — на "мгновенных"?

— В определенном смысле, да. В бомбах создают специальные условия, чтобы процессы шли очень быстро, у нас же скорости изменений маленькие… Но, тем не менее, тот факт, что на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС процесс пошел на "мгновенных" нейтронах — катастрофа! Это огромное энерговыделение, разрушение активной зоны, взрыв, выброс, паро-циркониевая реакция, образование водорода и серия новых взрывов…

— Значит, атомный реактор "перешел" в атомную бомбу?

— В очень-очень "медленную"… К сожалению, образные сравнения грешат неточностями…

— Тогда очень боялись сказать правду, то есть назвать аварию "ядерной". Неужели это было неясно?

— Специалистам уже через несколько дней многое стало понятным, иное дело: у нас не было опыта борьбы с такой аварией, и его пришлось приобретать в очень суровых условиях.

— Значит, для вас Чернобыль это…

— …Страшная трагедия! Это самая крупная авария в атомной энергетике.

— Психологически?

— Не ищите иных слов! Это великая трагедия, растянутая по времени…

— А что такое уроки Чернобыля для вас, специалистов?

— Безопасности нужно уделять внимание каждый день! Это главный урок. Безопасность — доминанта нашей жизни.

— И это реально сегодня?

— Сейчас это есть, стало нормой. До Чернобыля, к сожалению, наше понимание было недостаточно глубоким. Некоторые воспринимали АЭС как обычные энергетические объекты.

— И весь смысл существования концерна "Росэнергоатом" в этом?

— Первое — обеспечить безопасность! Недавно прошла встреча "Энергетической восьмерки" — собирались руководители энергетики восьми стран, и министр Евгений Олегович Адамов попросил меня выступить перед ними. Я и сказал там: первое — обеспечение безопасности АЭС, а потом уже все остальное.

— Но, может быть, из-за этого атомная энергетика станет невыгодной?

— Второе: она должна быть конкурентоспособной! Но это после безопасности. Если вы не обеспечиваете безопасности, то об экономичности и говорить не надо…

— Казалось бы, все, кто прошел Чернобыль, должны бы стать противниками атомной энергетики — ведь там мы насмотрелись всякого. Почему же этого не происходит?

— А разве вы не знаете ответа на свой вопрос?

— Я хотел бы услышать ваш…

— Мы понимаем, что там произошло. Возможно, такое заявление и "нескромное", но пусть меня простят, но мы, профессионалы, понимаем, что там произошло и какие меры были приняты для того, чтобы такое исключить. Это понятно.

— Вы рассмотрели "лицо дьявола" и теперь знаете, как он выглядит и как его укрощать?

— Вынужден вновь повторить, что любые образные сравнения грешат неточностью… Мы понимаем происшедшее в Чернобыле в деталях, до тонкостей… В Армении одна из моих дальних родственниц- она работает в детском саду — говорила мне, что правильно закрыли Армянскую станцию. Я убеждал ее: это должны решать профессионалы, нужно иметь убедительные аргументы, чтобы принимать те или иные решения. Она прекрасная воспитательница детей, но она ничего не понимает в ядерных реакторах. Почему мы должны ее вынуждать принимать решения о судьбе АЭС через "всенародный референдум"? И Чернобыль не изменил нашего отношения к атомной энергетике именно потому, что пришло четкое осознание как пройденного в этой области пути, ошибок и достижений, а также оптимального и безопасного движения вперед.

— Если бы причины остались бы невыясненными?

— Конечно, я был бы против, так как не был бы уверен в безопасности станций. Иногда нас представляют некими монстрами, у которых нет детей, родных, близких, чье здоровье и жизнь дороже собственного! Неужели мы ради каких-то амбиций будем подвергать их риску? Неужели мы враги сами себе?