Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю, отчего я так помешался на этом дневнике.
Но я его нашёл. Точнее, нашёл нечто большее. Подняв голову, я увидел вытяжку, вроде той, в которой обнаружил когда-то письмо Анны. Бог его знает, для чего нужна она в кладовке. Одна уже подарила мне несколько маленьких детских тайн. Может?..
Я принёс табурет, нашёл кое-какой инструмент, чтобы подковырнуть и снять решётку. Я ожидал увидеть чего угодно, только не языка, свесившегося почти до полки с пустыми банками. Подумал, что, возможно, ненароком опрокинул пузырёк с йодом или какой-нибудь косметикой.
Но то был именно язык.
Длинный и влажный, он не мог принадлежать человеческому существу. Возможно, муравьеду. Едва я дотронулся до него, как орган втянулся обратно в квадратный рот. Наблюдая в чёрном нутре пульсацию, я боялся моргнуть.
«Что ты здесь ищешь?» — спросило меня отверстие в стене. Рваные края обоев по обеим его сторонам затрепетали.
С ума сойти. Со мной заговорила собственная квартира. Или… что-то, что ей притворялось.
«Кто ты?»
«Ты ищешь ответы. На этот вопрос у меня ответа нет».
«Я думал, здесь будет тайник. В этой квартире когда-то жили девочки. Три сестры. С ними приключилось несчастье. Кто-то из них мог оставить послание. Я уже нашёл одно. Думал, возможно, есть ещё».
«Я помню их всех. Я был призван оберегать тайны одних от других. Но всё открылось».
«Кто ты? Или что?»
«Если дверь твоя всегда принуждена быть открыта, ты не можешь никому доверять. Ты должен найти для тайн полость у себя в чреве».
«С кем я говорю?»
«Я и есть такая полость».
«Ты у кого-то в животе?»
Потолок помолчал, а потом засмеялся, неспешно и выразительно, выговаривая каждый слог. «Ха-ха-ха». Затем он сказал: «Занятно, но в какой-то из смысловых плоскостей так и есть».
Я примерялся, чтобы сунуть руку в щель и посмотреть, кто там прячется, но почему-то медлил. Кажется, существо в вентиляции развлекли мои метания. Помолчав, оно сказало:
«Как удачно, что именно ты здесь оказался. Но если вспомнить твоё детство, в этом нет ничего удивительного».
Я почувствовал себя так, будто мне отвесили оплеуху.
«Откуда… откуда ты знаешь? Ты не можешь знать, в каких условиях я рос!»
«Это неважно. Ты думал, что сидишь в темнице, но всегда найдётся выход в другие миры. Ты раз за разом пробовал на прочность прутья решётки, не зная, что можешь повернуться к ним спиной и выйти в любой момент. Ты заточен в собственном теле, но тело — такая же комната без трёх стен».
Ладони покрылись испариной. Я старался, чтобы голос звучал непринуждённо.
«Ты — всего лишь тайник, где девочки прятали свои сокровища».
«Верно. Давай я расскажу тебе что видел. Ты был очень внимательным и заслужил награду».
Голос не имел пола; он был таким, будто кто-то пытается говорить с надетым и завязанным на шее пластиковым пакетом. Очень плотным пакетом.
«Я знаю их имена, — сказал я. — И даже немного могу себе представить…»
Но мой собеседник, кажется, не слушал. Он говорил.
«Двое вступили в сговор против одной. Они хотели заточить её в маленькую клеть внутри большой».
«Мария», — проговорил я, не слыша своего голоса.
«Она хотела уйти в нарисованный мир. Её душили правила железной ведьмы. В то время как другие строили планы, как расшатать кандалы, она хотела просто выскользнуть и уйти. У неё бы получилось».
«Железная ведьма — их мать», — сказал я. Перед глазами, словно риф перед носом проспавшего всё на свете вперёдсмотрящего, вставало лицо отца.
«Не раз она заставала их неспящими в глубине ночи в собственных кроватях. Она находила двоих под одеялами и одну — где-то бесконечно далеко. Редки были дни, когда удавалось вернуть её обратно, поэтому за одну доставалось двоим. Они решили: «Твой сосуд теперь запечатан. Ты — молоко, а мы куски чёрного хлеба, но ты больше не будешь выливаться». Я всё это слышал. Но я знаю, что она, жалея своих сестёр и оплакивая их, всё-таки сбежала на следующую ночь. Я — ухо, в которое она шептала свои тайны, и ты можешь мне верить».
«Эта, которая сбежала — Мария».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Рот перестал двигаться. Стал просто отверстием в стене, прибежищем для тараканов и постельных клопов. «Как мне её найти?» — вопрошал я, но не получил ответа.
Через какое-то время, пересилив себя, я погрузил правую руку в темноту. Внутри ничего не было…
5
Услышав шум из другого крыла здания, Юра решительно пересёк холл.
Снова череда дверей, пустые жестяные вёдра; на стене кто-то повесил постер «Унесённых ветром» с Вивьен Ли и Кларком Гейблом, играющих главные роли. Остановившись на мгновение, чтобы ещё раз окинуть взглядом обнимающихся мужчину и женщину, Юра попытался вспомнить: откуда он знает, как зовут актёров? Он не был заядлым киноманом и к старым фильмам относился с рассеянным любопытством мальчишки, который проходит мимо витрин с образцами лепнины древнего Рима в поисках манекена, облачённого в настоящие доспехи… Вот Алёнка — другое дело, но она не рассказывала ему и половины того, что видела в кино и, возможно, даже в реальной жизни. Может, она и пытается сейчас всё изменить, но разве эти смешные потуги способны заместить то, что было?..
Шум доносился за последней дверью слева по коридору. Напрягая зрение, Юра увидел латунную табличку с номером: «107», а ниже — несколько глубоких царапин, которые сложились в надпись: «ЗАЙДИ И ПОКЛОНИСЬ ВЕЛИКОЙ ГЛОТКЕ! КАЖДЫЙ ИЗ НАС ЖАЖДЕТ СТАТЬ КРОХОЙ, ЧТО УТОЛИТ ЕЁ ГОЛОД!»
— Эй, — сказал он, постучав, и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. — Сюда можно?
Хорь оказался в комнате, пол которой начисто отсутствовал. Противоположная входу стена принадлежала западному торцу здания, а в окно виден сиреневый сумрак леса и несколько жухлых подсолнухов на пятачке перед домом. Стекло расцветало крапинками водяных брызг. Потолок провис. Когда-то здесь был крошечный номер, рассчитанный на одного человека: остов узкой сетчатой кровати всё ещё прислонен к одной из стен. Пол разобрали, а досками укрепили стенки получившегося рукотворного тоннеля, который под крутым углом уходил далеко вниз. В одну из стен для пущего удобства вделаны металлические поручни. Цельные брёвна — должно быть, ими когда-то укрепляли потолок — белели в полутьме как кости. На уровне головы или чуть ниже через анкер был натянут трос, по которому, как подразумевалось, можно было доставлять на глубину различные предметы. Кто бы это ни вырыл, он настроен серьёзно, — подумал Юра, щурясь и вглядываясь в темноту. На табурете, который стоял на первой из череды уходящих вниз ступеней, лежали сложенные друг в друга оранжевые каски, да масляный фонарь с металлической ручкой. Внизу стояла канистра на четверть наполненная масляной жидкостью.
Незнакомец, что, помахивая багром, поднимался из темноты, был похож на кузнечика, над которым, наверное, в секретных лабораториях поставили добрый десяток экспериментов, придав ему сходство с человеком. Он ощутимо горбился, песочного цвета волосы, вызывающие воспоминания о счастливых детских годах, проведённых за просмотром ранних эпизодов «Звёздных войн», где у героя Марка Хэмилла была в точности такая же причёска, торчали из-под каски во все стороны. Небрежно выбритое лицо оставляло впечатление о его обладателе как о человеке, который в свои сорок с небольшим всё ещё полагает, что мир что-то ему должен. Руки и колени измазаны в земле — последние Юра мог видеть потому, что мужчина неожиданно был одет в шорты. На ногах — матерчатые тапочки.
— Привет, малыш, — сказал незнакомец, раздвинув в улыбке губы и позволив Юре заглянуть через прорехи в передних зубах в глубины его рта. — Не припомню тебя. Новичок?
— Просто прохожий, — скромно сказал молодой учитель, отдавая себе отчёт, что на лицо наползает тень узнавания.
— Ты был в «Луже», — сказал он.
Мужчина пожал плечами.
— Люблю выпивать. Живу здесь, но иногда позволяю себе выбраться в город. То в «Лужу», то ещё куда, — улыбка стала шире. — Словом, туда, где можно потрепать языком и повидать кое-кого из старых друзей.
