Птицелов - Юлия Остапенко

Марвин нагнулся, поднял топор, вывалившийся из руки крестьянина, и швырнул его в спину насильника. Лезвие вошло точно меж лопаток. Прежде чем мужчина успел осесть наземь, Марвин обнажил меч и приготовился к драке. Когда все взгляды обратились к нему, по его позвоночнику быстро прокатилась волна острого, нетерпеливого предвкушения. Он перехватил рукоять меча крепче и, встретив сверлящий злобный взгляд, внезапно понял, чьего человека сейчас убил.

— Какого хрена?! — рявкнул старший из воинов.

— Ойрек, — вырвалось у Марвина. Он мгновенно пожалел об этом, но было уже поздно: щетинистое лицо воина удивлённо вытянулось, потом в нём мелькнуло подозрение, потом — узнавание.

— Ба! — воскликнул он и хлопнул ладонями по бёдрам, зазвенев кольчугой. — Да это же Балендорский Щенок собственной персоной! Какого рожна тебя занесло в эту глушь, малыш? Смерти своей ищешь?

За одно мгновение в памяти промчалось начало зимы: мясорубка на Плешивом поле, чудовищный удар, которым Марвина сшибло с ног, глумливый хохот и град оскорблений, и прозрачные, любопытные голубые глаза, изучающие его невозмутимо и доброжелательно… Неотступно следящие, будто взгляд Бога.

Этот воин был тем самым, что взял Марвина в плен на Плешивом поле. А потом продал Лукасу из Джейдри за пять сотен золотых.

— Отпусти её, — сказал Марвин, слыша свой голос будто издалека. «О Единый, — подумал он, — что же я делаю, зачем что-то говорить, просто рубить их всех, сейчас, немедленно, и этого Ойрека первым, он же был там, он знает… он только что назвал меня Балендорским Щенком, и это уже достаточная причина, чтобы убить его, даже если бы не Рысь».

Рысь? Он моргнул и понял, что Ойрек ему ответил, а он не услышал ответа. Рысь, он совсем забыл о ней… Она спихнула с себя тело насильника и, низко опустив голову, возилась со своими штанами. Марвин увидел кровоподтёк на тыльной стороне её ладони: похоже, ей сломали палец, и хорошо если только один.

— Отпусти её, — повторил Марвин. — Она дочь Лукаса.

Рысь вскинула голову. Её лицо было разукрашено не хуже руки, и Марвин поспешно отвёл взгляд.

— Лукаса? — переспросил Ойрек. — Какого ещё Лукаса?

— Лукаса из Джейдри. Ты бился с ним вместе.

— А-а… Джейдри… Бились, да, — Ойрек перевёл взгляд на Рысь. Похоже, смерть солдата его больше не занимала. Он предостерегающе поднял руку, останавливая остальных воинов, рвавшихся разодрать Марвина на куски. Они были разочарованы, похоже, не меньше самого Марвина.

— Какого хрена, Ойрек, этот щенок убил Винсена! — крикнул кто-то. Ойрек, не обращая на него внимания, обратился к Рыси:

— Дочка Лукаса Джейдри, стало быть? Родная дочка? Что ж молчала, дура? — он заливисто расхохотался. Жена хозяина хутора от этого смеха задрожала ещё сильнее. Сам хозяин, похоже, только молился о том, чтоб мессеры рыцари поскорее убрались и решали свои дела где-нибудь подальше отсюда. Марвин словно наяву увидел всё, что здесь произошло: солдатня врывается на хутор, требуя вина и девок, хватает за зад хозяинову жену, а Рысь, которую приютили гостеприимные язычники, встаёт на защиту… и через минуту оказывается на её месте. Какая же она дура, тупо подумал Марвин. Клинок в его руке угрожающе дрогнул, потянулся к Ойреку.

— Ты слышал меня или нет? — повысив голос, сказал Марвин.

— Слышал, слышал, — отозвался Ойрек ласково. — Сегодня у нас счастливый день, парни, жаль, не для бедняги Винсена… А ну тихо! — прикрикнул он на солдата, при звуке этого имени снова побагровевшего и шагнувшего к Марвину. Жена хозяина вскрикнула, её дочка тихонько заскулила. Принимая боевую стойку, Марвин подумал, как было бы хорошо, если бы они заткнулись. — Стоять, я сказал! И вы трое тоже! Лукаса Джейдри знаете? Нет? Ну так вот этот Лукас Джейдри мне за него, — Ойрек ткнул большим пальцем в Марвина, — при Гизборро пять сотен на раз отвалил. А щенок сбежал. Не иначе как сами древние боги нам его сейчас прислали вместе с этой сучкой. Ну, ребята, не далее как вчера вы ныли, что её светлость гроши обещала, да и тех не платит?

— Так он же Винсена… — неуверенно начал один из солдат, но тут же умолк. Остальные его не поддержали, и вся четвёрка стала молча сходиться вокруг Марвина. Он шагнул назад и упёрся спиной в закрытую дверь. Скрипнул зубами от злости, заметив краем глаза скользнувшего вдоль стены хозяйского сына — того, что ещё недавно грозил ему топором. Да уж, если трое против одного — то и холопы будут смелы, но когда дошло до серьёзного разговора, своя шкура дороже оказалась…

У Марвина было преимущество: он уже понял, что его постараются взять живым, сам же он подобными соображениями стеснен не был. На этом преимущества заканчивались. Против Марвина было число врагов, открытая рана на плече, заработанная всего час назад, а ещё усталость, голод и слишком долгое отсутствие полноценного сна. Впрочем, обычно как раз хорошо драться на пустой желудок, но сейчас Марвин понимал, что долго не продержится. Поэтому лишь только лезвие вражеского меча столкнулось с его клинком, он выбросил из головы Рысь, хуторян, Лукаса и свои раны и дрался как сумасшедший, не помня себя. Дважды его меч натыкался не на звенящую сталь, а на мягкое, податливое мясо, дважды скрежетала по кости, и каждый раз это придавало Марвину сил.

Но потом они загнали его в угол, и несколько бесконечных минут он только отражал атаки, прежде чем понял, что они решили просто вымотать его. Это привело Марвина в такую ярость, что он бездумно кинулся в атаку, отказываясь признавать, что на финальный рывок у него уже не осталось сил. Клинок ещё раз нашёл цель, ещё раз на лицо Марвину брызнула кровь из перерубленных жил, ещё раз его слух усладил предсмертный вопль — а потом перед затуманенным взглядом мелькнуло лицо Рыси, избитое, с широко распахнутыми глазами. Через мгновение его заслонила огромная тёмная фигура, а мозг пронзило леденящее воспоминание: «Я уже видел это, видел за миг перед тем, как…» — и в лицо Марвину врезался закованный в железо кулак.

Из глаз брызнули искры. Марвин рухнул на пол, попытался приподняться, судорожно сглатывая хлынувшую носом кровь, сжал пальцы — меч ещё тут, ещё в них, не возьмёшь меня, гнида, я никогда не проигрываю, никогда не… — а потом что-то тяжёлое врезало по костяшкам пальцев, и меч вырвали из ослабевшей руки. Грубая пятерня схватила его за волосы и дёрнула голову вверх. Сквозь заплывший взгляд Марвин увидел глаза — нет, не голубые, не те, уже не те, и от этого вдруг ощутил такую муку, что был почти рад, когда следующим ударом Ойрек вышиб из него дух.

В себя он пришёл оттого, что его волокли по земле, подкидывая на кочках и корягах. Верёвка от связанных рук тянулась к конскому крупу, перед взглядом мелькали копыта, швырявшие в лицо грязный снег. Лошадь шла шагом, и Марвин сумел подняться на ноги прежде, чем всадник миновал узкий участок дороги и припустил рысью. Ехали довольно широкой тропой через лес; уже светало. Марвину приходилось бежать со всех ног, чтобы не упасть снова — живот у него и так уже был разодран до крови, и он сомневался, что всадник окажет ему любезность и станет придерживать коня всякий раз, когда пленник свалится с ног. Лес вокруг ходил ходуном, в голове гудело от конского топота, и Марвин даже не мог оглядеться: понимал только, что по пятам за ним тоже кто-то едет. Кавалькада неспешно двигалась лесной тропой к северу, и это было самое отвратительное путешествие из всех, которые доводилось переносить Марвину.