Волчья хватка - Сергей Алексеев

Эта импровизированная схватка напоминала бои без правил и весьма отдалённо — сечу. Несмотря на свой вес, Хоори неплохо прыгал, но после многочисленных промахов и кувырков скоро отказался от эффектных, киношных приёмов, да и через полчаса боя уже подвыдохся, чтобы летать по воздуху. А последняя, третья точка, своеобразный терморегулятор селезёнки, обнаружилась у него под правой коленкой, много ниже, чем обычно — верный признак уроженца жарких, южных районов, и достать её проще всего было, когда он прыгал или высоко вскидывал ногу. Снова сцепляться с японцем, брататься и брать под коленки Ражный не хотел: дезодорант давно испарился и от вспотевшего противника несло мускусом — затхлым запахом лука и гнилой селёдки. (Впрочем, и запах дезодоранта в «полёте нетопыря» вонял ничуть не лучше.) И укладывать на землю Хоори он не желал, в первую очередь, чтобы не оставлять на его теле никаких следов, во-вторых, думал закончить схватку если не вничью, то с небольшим перевесом: например, послать его в нокдаун — встреча-то будто бы товарищеская — и остановить бой.

Но тут произошло непредвиденное: финансист, бывший единственным зрителем борьбы, вдруг начал делать какие-то знаки, указывая куда-то вдоль забора. Ражный на миг обернулся и увидел телохранителя Каймака — изрезанного стеклом, окровавленного, блаженного, улыбающегося и бредущего прямо на них. Этого невольного каннибала связали и заперли в номере вместе с шефом, завёрнутым в ковёр, и наказали Карпенко присматривать, да, судя по виду, больной развязался и прыгнул в только что застеклённое окно.

Японец находился к нему спиной, однако косой его глаз уже начинал заворачиваться вправо, увлекая голову, и Ражный в тот же миг, не мудрствуя лукаво, крутанул волчка. Удар пришёлся уже по затылку Хоори, опрокинул его и лишил сознания. Тем временем Поджаров бережно взял телохранителя под ручку и словно с куклой, прошествовал мимо, уводя блаженного под прикрытие можжевёловых зарослей.

Когда они исчезли из виду, Ражный хлопнул японца под сгиб колена, затем потряс за плечо и перевернул на спину. Взгляд его разъехался в разные стороны и блуждал бессмысленно, как у телохранителя, однако битый Хоори быстро приходил в чувство.

— Что произошло? — невнятно спросил он, вертя головой. — Этого не может быть… Прошу… Прошу вас ещё раз! Я сейчас встану в прежнюю стойку…

— Вы что, мазохист? — спросил Ражный и подал руку. — Надеюсь, не станете спорить, что я одержал чистую победу?

— Да, безусловно! — с трудом, но сам поднялся японец. — Сейчас… Один момент и буду готов.

— Но встреча окончена.

— Вы можете повторить?.. Свой удар?

— Это уже тренировка, — Ражный пошёл к калитке. — А мы договаривались о товарищеской встрече.

Хоори неуверенно приблизился к своей сумке — земля ещё плыла под ногами — достал какую-то аэрозольную упаковку, дунул себе в рот, в нос и на виски, после чего подхватил вещи и двинулся следом.

— Когда же мы начнём тренировки? — спросил он. У Ражного тогда на короткое мгновение возникло сомнение — а японец ли «паровоз» в этом предприятии? Его стремление на ковёр, не щадя себя, показалось мелковатым делом для столь крупной фигуры. Мог бы ведь подставить вместо себя кого угодно, любого мальчика для битья, например, каратиста — начальника службы безопасности из «Навигатора», но сам полез…

Мысль эта пронеслась стремительно, как всякое другое малообоснованное сомнение, и больше не вспоминалась, поскольку никто другой, кроме Хоори, не мог бы отважиться на подобный проект. Российские бизнесмены и дельцы типа Поджарова и Каймака были не столь выносливыми, не имели опыта организации масштабных, новаторских предприятий, чаще всего занимались воровством, переделом имущества или надувательством заморских простаков, быстро наедались привычной пищей, искали новых острых ощущений или всю жизнь, ведомые патриотическими побуждениями, впадали в смелое планирование, болтовню и в результате — в мечтательную лень.

Этот же, как истинный исследователь, хотел проверить все на себе, не боялся подставиться под удар, и его непременно бы ждал успех. Так что было немного жаль расставаться с ним, когда он после сильнейшего нокаута сам сел за руль «девятки», поулыбался на прощанье китайским болванчиком и покатил к своей смерти.

«Навигатор» последовал за ним, однако в нескольких километрах от базы свернул на лесовозную дорогу, остановился и выбросил антенну — круглую, белую тарелку.

Через три часа Хоори стало холодно в машине, особенно заледенела нога под коленкой, и он включил отопление салона. Лучше от этого не стало, мало того, сначала заныла шея и через несколько минут острая боль толчками пошла от колена к основанию черепа. Однако он не останавливался, полагая, что это последствия сильного удара по затылку, а к боли он давно привык и переносил её спокойно. После каждого оборота крови и толчка в конечности часть боли выплёскивалась и оседала где-то чуть выше желудка.

Когда же там стал разгораться огненный клубок, японец все-таки решил притормозить и обнаружил, что тело парализовано полностью и не подчиняется воле. Однако на ночном Калужском шоссе было пусто, и он несколько минут ехал, не управляя автомобилем, словно муляж человека на испытательном полигоне, пока на девяносто седьмом километре, где начинался медленный поворот, машина не слетела с дорожного полотна и на большой скорости не врезалась в высоковольтную опору.

— Хик! — было его последним возгласом. Выбивающим душу из тела.

То, что осталось от Хоори и «девятки», ни опознанию, ни экспертизе не подлежало, однако дорожная служба определила аварию как сон за рулём, ибо на последнем посту ГАИ, где проверяли документы, японца запомнили, и будто он ещё тогда выглядел уставшим и сонливым…

А спустя ещё некоторое время, в ту же ночь дежуривший у мониторов начальник службы безопасности услышал за бортом странное потрескивание и тихий гул, напоминающий жужжание шмеля, только усиленное во много раз. Сквозь затемнённые стекла рассмотреть ничего было невозможно, поэтому он приоткрыл дверь и в тот же миг в салон сквозняком (был открыт люк) втянуло темно-малиновый шар, величиной с футбольный мяч. Начальник толкнул своего подчинённого оператора, но тот проснуться не успел…

Взрыв был настолько мощный и высокотемпературный, что оплавились края воронки, начисто и мгновенно сгорели соседние деревья и вывалило по кругу большой участок леса. Единственную уцелевшую деталь — тарелку, унесённую взрывной волной за полтора километра, только через три недели случайно нашли грибники.

И никто не связал эту находку со взрывом, поскольку официально считалось, что воронка и пожар образовались от падения небесного тела, то есть метеорита…