Александр Дюма Великий. Книга 1 - Даниель Циммерман

С момента возвращения в Париж он работает безостановочно. Возобновляется совместная жизнь с Идой, дает свои результаты связь с Гиацинтой Менье, заканчивается работа над «Изабеллой Баварской» на основе исторических сцен, опубликованных в «Revue des Deux Mondes», собирается сборник новелл «Воспоминания Антони», продолжается сотрудничество с Корделье-Делану в создании драмы «Кромвель и Карл I» для театра «Порт Сен-Мартен», и, как обычно, имя его в принципе упоминаться не должно. Кроме того, он пообещал Гарелю новую пьесу, под своим именем и, следовательно, совершенно новаторскую. Недавно он прочитал присланную Мериме его новеллу «Души чистилища, или два Дон Жуана», совсем иную, нежели у Тирсо де Молина, Мольера и Моцарта, версию. Этот Дон Жуан де Манара, в отличие от неисправимого Тенорио де Молины, доступен жалости, раскаянию, в сущности, добрый малый, вознагражденный финальным искуплением; спрашивается, с чего бы это Александр так заинтересовался подобным персонажем?

Оригинальность строится порою на возвращении к первоосновам. В процессе своих исторических изысканий Александр имел возможность изучить истоки французского театра, то есть религиозные мистерии, исполнители которых быстро становились профессиональными актерами. Идея состоит в создании современной мистерии. И он вспоминает о «Вампире», пьесе, на которой он оказался соседом Нодье, только появившись в Париже, одиннадцать лет тому назад, и которая произвела на него тогда столь сильное впечатление «вмешательством высших и нематериальных существ в человеческую судьбу». Новелла Мериме могла бы дать интересную основу при условии перевода ее в область чудесного, да, но каким образом? «Я был поглощен мыслью, что смогу обрести мою фантастическую драму лишь с помощью звуков какой-нибудь музыки. Я попросил у друга моего Циммермана билеты в Консерваторию и там, в уголке ложи, рядом с тремя незнакомыми людьми, с закрытыми, как у спящего, глазами, убаюканный до полузабытья Бетховеном и Вебером, я за два часа нашел основные сцены моей драмы». Осталось их только написать. В июне это будет сделано, он будет собой недоволен и снова окажется неправ. «Дон Жуан де Манара, или Падение ангела», написанный почти целиком в прозе, только ангелы говорят стихами, хорошими или дурными, не столь важно, представляет собой мощное произведение, столь же не признанное, как «Сын эмигранта».

Александр не отказался от идеи путешествия вокруг Средиземного моря. Гизо отказал ему во второй и третьей части дотации по мелочной причине, что якобы он «не осуществил путешествия, на которое эти деньги были ему предоставлены[166]. Он пожимает плечами: была бы идея, а деньги всегда можно раздобыть. Ему и надо-то всего сто тысяч франков. Стало быть, достаточно создать акционерное общество из ста человек по тысяче франков с каждого и вернуть им затем эти деньги с процентами после будущей продажи его впечатлений о путешествии, выпустив их огромным тиражом, но по умеренной цене, дабы «они оказались доступны каждому». Издатель Друо де Шарльё как будто заинтересовался, но до того, как речь зашла об акционерах: конечно же их нелегко было найти. Тогда Александр договаривается с Пишо, директором «La Revue britannique». Сколько он собрал, в точности неизвестно. По свидетельству Иды Ферье, «сумму, достаточно значительную», которая и пять лет спустя окажется невыплаченной до конца. Совершенно очевидно, что он занял деньги у друзей и собратьев по перу. Жерар де Нерваль, который как раз проматывал доставшееся ему от деда по материнской линии наследство в эфемерном «Monde dramatique», кажется, совершенно спятил: он подписывается на акцию в тысячу франков под залог написанных на эту сумму статей, которые «будут посвящены специально театру». Гюго даст лишь двести пятьдесят франков, он то ли больше ограничен в средствах, то ли труднее с ними расстается.

Настоящий охотник всегда тщательно готовится к открытию сезона. Так же обстоит дело и с профессиональным путешественником. Александр запасается путеводителями, описаниями, маршрутами, рекомендательными письмами. Он встречается с Беллини, уроженцем Сицилии и почти ровесником Александра, который хочет ему рассказать историю Паскаля Бруно, знаменитого в тех местах разбойника, но с условием, что после возвращения Александр напишет либретто для его новой оперы. Сделка заключена. Отъезд из Парижа 12 мая[167]. Официальный состав «научной экспедиции» не изменился: Александр, ужасный Милорд и Жаден, который должен сделать зарисовки на сумму в две тысячи пятьсот франков. Но на этот раз подпольная пассажирка — Ида. Она либо сама почуяла, либо была предупреждена, возможно, Леконтом, что во время последнего путешествия Александр влюбился в Гиацинту Менье. И теперь она намерена не отпускать его ни на шаг. Опережая события, мы можем себе позволить улыбнуться ее наивности.

В Марселе он вновь встречается с Мери и вместе с ним посещает Замок Иф. Александр надолго задерживается в камере, где был заключен Мирабо по приказу своего отца, «это карцер, отличающийся от других камер только тем, что там еще темнее», идеальное место, чтобы засадить туда на четырнадцать лет невиновного, например, некоего Эдмона Дантеса.

Посещение тулонской каторги. Александра знают повсюду. Его окликает один жизнерадостный каторжник, как оказалось, бывший слуга Мадемуазель Марс, осужденный на десять лет за кражу брильянтов актрисы, а ныне сделавший себе здесь состояние на перепродаже всяких мелких предметов, изготовляемых каторжниками на досуге. Александр возмущается такой эксплуатацией нищеты:

«— И вы, разумеется, зарабатываете на них вдвое?

— Что делать, сударь, я популярен, надо этим пользоваться; господин отлично знает, что популярность на пустом месте не возникает».

Философия, которую Александр способен понять. Директор каторги дал в его распоряжение лодку с двенадцатью каторжниками-гребцами. Александр необычайно высоко оценивает их достоинства. «Нет лучших слуг, чем каторжники. За их пунктуальность отвечает палка, и если бы не внешний вид, я бы желал никогда не иметь других слуг». Он остается в Тулоне около месяца, как раз, чтобы закончить «Дон Жуана де Манара». Заодно он использует свои материалы, чтобы компенсировать тысячу франков Жерару де Нервалю, откуда и появляется «История старинного французского театра. Мистерия о страстях», отлично оплаченная статья. Новый отъезд, экскурсия на остров Святой Маргариты. Александр записывает «девять методов», касающихся идентификации человека в железной маске; в «Виконте де Бражелоне» он выберет восьмую гипотезу, ту, что предполагает в таинственном узнике брата-близнеца Людовика XIV.