Марина Мнишек - Вячеслав Козляков

Так началась погоня правительственных сил за казаками Ивана Мартыновича Заруцкого и находившейся при нем «царицей» Мариной Мнишек с сыном. Одновременно были приняты меры, чтобы у отряда Заруцкого не было возможности перебраться в мятежную Северскую землю, откуда удобнее всего было бы пройти в Речь Посполитую. Воеводам в Путивле было велено действовать вместе с отрядами князя Ивана Никитича Одоевского: «Над Зарутцким промышлять, чтоб Зарутцково с черкасы, которые черкасы в Путивле, сойтися не дать». Указные грамоты «промышлять над литовскими людьми» получили также воеводы Мещовска, которые должны были нейтрализовать еще задержавшиеся «в мещоских местах» и не успевшие вернуться в «Литву» сапежинские отряды. Так получилось, что у Заруцкого остался только один путь отступления – в сторону Дикого поля и Дона. И везде он шел войною, приступая к городам – от Крапивны к Черни и Новосили, оттуда к Ливнам, где «у приступу воров побили многих и языки многие и знамена поимали», а оттуда к Лебедяни. Нашлось время у Заруцкого задуматься и о душе: он дал вклад в лебедянский Троицкий монастырь.

Неутомимый воевода Мирон Андреевич Вельяминов преследовал отряды Ивана Заруцкого буквально по пятам и с небольшим отрядом оказался в Данкове, удержав этот городок от перехода на сторону казаков, как это уже было в конце 1612 года во время михайловского стояния Ивана Заруцкого и Марины Мнишек. Туда же в Данков прибыл из Тулы воевода князь Иван Никитич Одоевский с теми немногими людьми, которых ему удалось собрать на службу. Главный воевода вынужден был даже писать из Данкова царю Михаилу Федоровичу, «что оне по государеву указу пришли в Донков, а Зарутцкой стоит на Лебедяни, а им над ним промышлять не с кем: дворяне и дети боярские на государеву службу к ним не бывали многие». Особые сборщики с наказом высылать на службу в Данков служилые «города» – уездные дворянские корпорации – были посланы в Воронеж, Рязань, Тулу, Серпухов, Тарусу, Алексин, Владимир, Суздаль, Нижний Новгород, Муром, Лух, Гороховец. Эти чрезвычайные меры сделали свое дело. Узнав о готовящемся походе правительственных сил к Лебедяни, Иван Заруцкий отступил к Воронежу. Воевода князь Иван Никитич Одоевский получил новый указ «над Заруцким промышлять, итти за ним к Воронажу».

Иван Заруцкий принял бой под Русским рогом у Воронежа. Вот где, как оказалось, должна была решаться судьба Марины Мнишек! По разысканиям воронежских историков, в XVII веке здесь располагалась одна из «сторож»; теперь это место входит в состав одного из городских районов. Уход на далекую окраину государства сам по себе еще не означал, что для Марины Мнишек все было потеряно. Это подтверждала присяга «усманских и соколовских» атаманов, влившихся в войско Заруцкого и пришедших с ним под Воронеж. Целых пять дней, с 29 июня по 3 июля 1613 года, продолжалось воронежское сражение, и у нынешних историков нет единства в том, кто же все-таки вышел из него победителем. Если следовать версии официальных разрядных книг-подлинников, основанных на донесениях царю Михаилу Федоровичу, то победа рати воеводы князя Ивана Никитича Одоевского была полной и безоговорочной: «И воров Ивашка Зарутцково и Маринку с казаки сошли у Воронежа, и с Ывашком Зарутцким билися два дни беспрестани, и Божиею милостию и государевым счастьем воров Ивашка Зарутцково и казаков побили наголову, и наряд, и знамена, и языки многие поймал и, и обоз взяли взятьем, и коши все отбили. И с тово бою Ивашко Зарутцкой с невеликими людьми побежал на поле за Дон к Медведицы». Погнавшиеся за Иваном Заруцким дворянские сотни поймать его не могли, а только узнали, «что Ивашко Зарутцкой пошел полем к Астрахани» [483]. Сходная запись была внесена и в «Книгу сеунчей» (от татарского «сеунч» – победная весть). Причем каждый из воевод, участвовавших в сражении, прислал своего сеунщика, и все они получили свою награду. Именно «Книга сеунчей», в отличие от разрядных книг, сообщает о пятидневном сражении, а не только о двух днях самых ожесточенных боев. Сеунщики также рапортовали о захвате знамен, языков, наряда, шатров и кошей. После чего «Ивашка Зарутцкой с воры побежал через Оскольскую дорогу, а иные многие воры перетонули в реке на Дону» [484].

Не так оптимистично, однако, оцениваются результаты воронежского сражения с Заруцким в «Новом летописце»: «Воеводы ничего же ему не зделаша. Он же многих воронежцев побил и перелезе через Дон и с Маринкою и пойде к Астрахани степью». Очевидно, на такую оценку повлияло то, что воевода князь Иван Никитич Одоевский не смог решить главной задачи и захватить самого Ивана Заруцкого и Марину Мнишек с сыном. Вместо этого князь Иван Никитич Одоевский подчинился воле своих воевод, сославшихся на усталость служилых людей («поговоря со всеми ратными людьми, что им на Воронаже стоять не у чево, ратные люди учинилися истомны»), и отошел со своим войском, даже не дождавшись царского указа, назад из Воронежа в Тулу [485].

И все же, даже если Ивану Заруцкому удалось выжечь и разорить Воронеж, его отход под натиском правительственных войск был настоящей победой нового царя Михаила Федоровича. Не случайно вскоре, 6 декабря 1613 года, воевода князь Иван Никитич Одоевский получил боярство. И позднее, когда 18 марта 1614 года в грамоте от Освященного собора и всех сословий напрямую обратились к Ивану Заруцкому, то ему прямо указывали: «И на Воронеже великого государя нашего люди тебя побили» [486].

Можно представить себе этот переход по Дикому полю от Воронежа до Астрахани, переход, осененный невероятно ярким в августе Млечным Путем на звездном небе. Иван Заруцкий и Марина остались уже совсем с немногими верными людьми, так как большая часть войска Заруцкого, 2250 казаков, ушла к царю Михаилу Федоровичу («воротилися с поля», по известию «Нового летописца»). Оставшиеся были изранены и «истомлены» не меньше правительственных войск. 19 августа 1613 года один взятый в плен ногайский татарин рассказывал о том, как наехал в степи на следы («сакму»), оставленные отрядом Ивана Заруцкого: «Переехали они шлях невеликий, от Медведицы пошол шлях к Волге, а по сакме угадывают, что люди с ним невеликие… Да они же на том шляху наехали многих мертвых людей от ран, и лошади и седла по шляху пометаны» [487].

Надо учесть, что Астрахань тогда еще сохраняла живую память о временах бывшего татарского царства. По замечанию С. Ф. Платонова, она была «военным постом, далеко выдвинутым за черту народной русской оседлости», где основное значение имели рыбный и соляной промыслы, а также торговля с купцами из Кизылбаш (Персии) и Средней Азии. При этом «московские люди еще не чувствовали себя хозяевами нижнего Поволжья» [488]. Известия о бурных политических переменах в Москве доходили до Астрахани с большим опозданием. Астраханцы во главе со своим воеводой окольничим князем Иваном Дмитриевичем Хворостининым, посаженным сюда еще первым «царем Дмитрием», восприняли появление у стен города «царицы» Марины Мнишек не без энтузиазма. Ведь они еще не знали, что в этот момент происходило в Москве, и не успели присягнуть царю Михаилу Федоровичу.