Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

Скрыв озадаченность недовольной гримаской, Таша кивнула.

— Благодарю. — Алексас чуть улыбнулся. — Не спорю, что для меня вы неоспоримо привлекательны. Я восхищаюсь вами, и никогда не собирался это скрывать. Порой я чуточку переигрывал… вы такая забавная, когда сердитесь, что не мог удержаться. Не стану отрицать, что поединок с герцогом был затеян отчасти потому, что мне хотелось увидеть в ваших глазах восхищение. Естественное желание каждого рыцаря. Но на то, чтобы отбить охоту вас соблазнять, нашлось сразу три причины.

— Изволите их перечислить?

— Как прикажете. Первая: место и время несколько неподходящие. Вторая: предпочитаю дев постарше и не столь невинных. И третья: любовь королевы — высочайшая честь, но эта честь создаёт рыцарю массу проблем. Таких, как метания между чувством и долгом, ибо рыцарю должно преклоняться перед королевой, но никак не вносить её в список любовных побед.

— Рыцарю?

— Клятву произносил Джеми, но уста у нас общие. — Алексас склонил голову. — Моя королева, я люблю вас самой нежной, трепетной и чистой любовью брата, но по всем вышеупомянутым причинам… да, мне самому не верится, что я это говорю, но… давайте останемся друзьями.

Таша колко рассмеялась.

— Не могли хотя бы в момент откровенности обойтись без издевки?

— Просите невозможного, Ваше Высочество.

Она подумала.

Снова подумала.

Приблизилась: уже без напряжения.

— Пока меня вполне устраивает взаимная игра на нервах. — Таша оперлась на парапет рядом с ним. — Впрочем, наше высочество рассмотрит ваше предложение… и будет следить за вашим поведением.

— Вы осчастливили меня, о великодушнейшая из королев.

— Рада за вас, о саркастичнейший из рыцарей.

Мельком улыбнувшись, Таша посмотрела вниз. Там журчал фонтан, окружённый яркими нитями бумажных фонариков и гирлянд на розовых кустах, а по садовым дорожкам струилась пёстрая светская толпа.

И зачем все вышли в…

Ах, да. Фейерверк.

Прищурившись, Таша разглядела, как маленькая фигурка в синем вскинула руку, вдохновенно сплетая паутинку заклятия.

Первый салют вспыхнул, казалось, прямо над ними. Он рассыпался на сотни маленьких звёзд, сложившихся в белоснежный, распустившийся прямо в небе цветок с шестью лепестками в изящном венчике. Гирлянды расцветились разноцветными искрами, фонарики засияли белым и мягким светом — будто маленькие отражения сиявшей в небе луны; казалось, сад окутала волшебная сияющая сеть.

— Чтобы до конца выдержать откровенность, — любуясь всей этой красотой, сказала Таша, — может, вы заодно скажете, с чего так невзлюбили Арона?

Алексас запрокинул голову, вглядываясь в узоры звёздной пыли.

— Взлюбливать таких, как он — дело рискованное, — заметил он отстранённо. — Наверное, поэтому я предпочёл его невзлюбить.

— Но чем он так отличается от остальных? Тем, что телепат и целитель, и паладин, можно сказать? Я ведь тоже не такая, как все, да и вы, если подумать, но…

Алексас резко опустил голову.

Выражение его лица заставило её осечься.

— Скажите мне, что вы шутите, — тихо произнёс юноша.

Таша нахмурилась:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— С чего бы? Мне правда интересно, почему вы не в первый раз говорите что-то о «таких, как он».

К крыше, смешавшись с залпами салютов и ликующими криками, вознёсся звон бокалов; ему эхом вторили хлопки откупориваемых винных бочонков.

— Так, — наконец изрёк Алексас, и на губах его играла нехорошая улыбка. — Подождите-подождите… и вы хотите сказать, что ваш святой папенька и словом не обмолвился о том, что он — амадэй?

Слово было Таше хорошо знакомо. Из учебников истории.

И здесь, в этой ситуации, прозвучало так глупо и нелепо, что заставило её рассмеяться.

— «Возлюбленный Богиней»? Один из шести магов, правивших людьми и свергнутых шестьсот лет назад? — она фыркнула. — Могли придумать шутку получше.

Алексас долго смотрел на неё.

Потом прикрыл глаза и заговорил.

— Они бессмертны, и их всегда двое. Один — Зрящий: тот, кто видит всё, кому власть дана знать, что творится в умах и душах. Тот, кто судит и дарит жизнь. Другой — Воин: тот, кто не ведает страха, кто повелевает силами мрака, чья сила неоспорима. Тот, кто карает и дарит смерть. — Он ронял слова неторопливо и уверенно, цитируя наизусть. — Судья и Палач. Свет и тьма. Друзья, братья, соратники. Каждый дополняет другого, каждый уравновешивает другого, на каждого не действует сила другого… но только один всегда защищает другого.

Затем, взметнув ресницы вверх, снова взглянул в её лицо.

— Говоря проще, один — целитель и телепат. Лучший телепат из всех, что когда-либо знал мир. Он не просто читает чужие мысли — контролирует их. Изменяет, заменяет собственными, думает чужим разумом, смотрит чужими глазами. Второй — некромант и мечник. Его колдовским силам позавидует любой архимаг, а мечом он владеет наравне с альвами. Он наделён нечеловеческой силой, скоростью, ловкостью… хотя оба амадэя не совсем люди. — Алексас мельком оглянулся в тёмную пустоту, ждавшую за парапетом, разделявшую башню и землю. — Зрящий не может влиять на мысли своего Воина. Заклятия Воина потеряют всякую силу, если их направят против брата-Зрящего. Силы в паре неравны, ибо крепкая сталь и тёмная магия куда надёжнее телепатии… и потому Воины всегда были щитами Зрящих, не наоборот. Конечно, Зрящие тоже далеко не безобидны, особенно если забывают о том, что созданы воплощениями света и справедливости. Но Воины всегда были сильнее.

— Почему так? — зачем-то спросила Таша. — Почему так, а не иначе?

— Почему Воины сильнее Зрящих? — Алексас задумчиво перебрал пальцами по камню парапета. — Тьма всегда сильнее, Таша. Просто потому, что не утруждает себя моральными принципами. Там, где свет простит, тьма без раздумий перережет горло. Свет поворачивается спиной к тем, кто может вонзить в неё нож. Свет не может ненавидеть, но ведь сколько сил даёт ненависть…

Он отстранился от перил. Тихо ступая подошвами сапог по камню, прошёлся от одного края крыши до другого.

— После ухода Кристали в Аллигране не было иных королей, кроме Королевы альвов и Короля цвергов. Людей было мало, и больших людских городов было всего три, потому что амадэев было шестеро: трое Зрящих и трое Воинов. Одна пара правила одним городом и всеми землями вокруг них. От Зрящего невозможно ничего утаить, а приговоры его были бесстрастны. Впрочем, он не только судил — он излечивал тех, кто умирал раньше срока, а порой и вырывал их из объятий смерти. Воин приводил приговоры в исполнение, и он не ведал жалости и пощады. Для амадэев не было никаких законов, ибо они сами были закон… впрочем, нет, закон всё же был. Один-единственный. — Алексас замер и обернулся, глядя на Ташу. — Запрещавший любить смертных.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})