Вейская империя (Том 1-5) - Юлия Латынина

С тех пор Неревен молился ночами старцу Бужве, чтоб тот устроил этот брак. Неревен видел: Государь Харсома в небесном дворце, государыня Айлиль под хрустальным деревом, а у ее ног сидит Неревен и играет на лютне, и Харсома смотрит на него своими мягкими жемчужными глазами. Великий Бужва! Пусть экзарх возьмет к себе Айлиль, а Айлиль возьмет Неревена в Небесный Город.

Айлиль часто звала Неревена, чтобы советоваться с ним о подарках и платьях, боялась, видно, прослыть дикаркой.

И сегодня Айлиль примеряла наряд за нарядом, а девушки бегали за ней с булавками и шпильками.

Айлиль надела красную юбку и поверх - кофту с распашными рукавами, унизанными скатным жемчугом, завертелась перед зеркалом и решила, что шлейф у юбки слишком широк, и поэтому она некрасиво вздергивается кверху.

- Ведь вздергивается? - спросила Айлиль у Неревена.

Неревен отвечал, что не вздергивается ничуть, а вот если надеть к такому платью белую накидку, то наряд будет в точности как тот, в котором Зимняя Дева пленила государя Миена. Принесли целую кучу накидок и стали примерять.

Неревен спросил:

- А правду говорят, что Марбод Кукушонок взял вдову суконщика второй женой?

- Ах, вот как, - сказала Айлиль, и тут же разбранила служанку, ползавшую у подола: та невзначай уколола ее булавкой так, что на глазах у Айлиль выступили слезы.

Ни одна из накидок Айлиль не угодила. Наконец, взгляд королевны упал на неревенову вышивку: белую, плетеную. Неревен свивал последних паучков: послезавтра уходил в империю храмовый караван, и с ним вместе подарки от короля будущему шурину и, кстати, неревеново рукоделье.

Девушка накинула покрывало на плечи, повертелась перед зеркалом и сказала:

- Подари!

Неревен побледнел и покачал головой.

Айлиль закусила губу, потом сняла с себя жемчужное ожерелье и обмотала его вокруг шеи Неревена.

Неревен готов был заплакать.

- Сударыня! Я по обету шью его в храм Парчового Бужвы! Я... я... обещал ему три таких покрова... Два отослал, это последний...

И Неревен действительно расплакался.

Девушка стояла в нерешительности. Ей вдруг очень захотелось покрывала, но и бога обидеть было неудобно. Айлиль снова закружилась: серебряные знаки обвили ее с головы до пят. Айлиль замерла от сладкого святотатства: покрывало, посвященное богу, напоенное светом, теплом и тайным смыслом от старых знаков, утративших значение и потому трижды священных.

- Ну, хорошо, - сказала грустно Айлиль, - оставь мне его на ночь и день: я его сама уложу в походный ларь.

Тут Неревен не посмел отказать.

А вечером, когда Айлиль продевала вышивку сквозь золотое кольцо, в окошко влетел камешек. Девушка вспомнила про Зимнюю Деву, обернулась белым покровом и сбежала в сад.

Рододендроны у бывшего Серединного Океана цвели золотым и розовым, а в кустах ее ждал Марбод Кукушонок. Марбод взял ее за руки и хотел поцеловать. "Интересно, сколько раз он так в тюрьме целовал ту, другую, горожанку", - подумала она.

- Говорят, - спросила Айлиль, - вы берете к себе в дом вдову суконщика?

- Говорят, - спросил Кукушонок, - вы выходите замуж за экзарха Варнарайна?

- Мне велит брат, - ответила девушка.

Тут Марбод засмеялся своим прежним смехом и спросил:

- А если брат велит вам выйти за меня?

Айлиль склонила голову набок и вдруг поняла, что Кукушонок не шутит, а знает способ заставить короля отказаться от сватовства.

- Экзарху Варнарайна, - продолжал Марбод, - тридцать шесть лет, у вас будет шестилетний пасынок, он и станет наследником.

Айлиль сняла с цепочки на шее медальон и стала на него глядеть. Ночь была светлая: портрет в медальоне был виден в малейших чертах. Девушка взглянула на Марбода, - а потом на портрет. Кукушонок сидел, завернувшись в плащ, на краю болотца с кувшинками: на нем был пятицветный боевой кафтан с узором "барсучья пасть", и на плаще поверх - золотая пряжка. Рука лежала на рукояти меча. Рукоять перевита жемчужной нитью, и рукав схвачен золотым запястьем... Глаза его, голубые, молодые и наглые, которые так нравились Айлиль, снова весело блестели в лунном свете. "И стрелы его, - подумала Айлиль, - подобны дождю, и дыханье его коня - как туман над полями, и тело его закалено в небесных горнах..."

А портрет? Марбод сказал правду: экзарх Варнарайна был, - странно думать, - лишь на год младше Арфарры-советника. На портрете, однако, следов времени на его лице не было: художник выписал с необыкновенной точностью большие, мягкие, жемчужные глаза, которые глядели прямо на тебя, откуда ни посмотри. Экзарх был в белых нешитых одеждах государева наследника: просто белый шелк - ни узоров, ни листьев, и этой шелковой дымке, за спиной, Страна Великого Света: города и городки, леса и поля, аккуратные каналы, розовые деревни, солнце зацепилось за ветку золотого дерева...

Закричала и кинулась в болото лягушка... Разве можно сравнить? Этот герой, а тот - бог...

- Я, - сказала Айлиль, - хочу быть государыней Великого Света.

Марбод подскочил и выхватил бы портрет из рук, если б не цепочка на шее.

- Не трогай, - закричала королевна, - дикарь!

Марбод Кукушонок выпустил портрет и отшатнулся.

- Это колдовство! - закричал он. - Вас опутали чарами! Этот маленький негодяй Неревен! - и вдруг вгляделся пристальнее в белое покрывало Айлиль и сорвал его, - серебряные паучки треснули, ткань взметнулась в воздухе... Девушка вскрикнула, а Марбод выхватил меч, подкинул покрывало в воздух и принялся рубить его. Айлиль давно уже убежала, а он все рубил и рубил, потому что легкая тряпка рубилась плохо... Наконец воткнул меч в землю, упал рядом сам и заплакал. Так он и проплакал целый час, потом встал, отряхнулся и ушел. Ветер зацеплял клочки кружев и волок их то в болотце, то к вересковым кустам.

Королевская сестра, естественно, не сказала Неревену, как и кто порвал его вышивку. Положила в ларь золотой инисский покров, и все. Наутро караван отправился в путь, и вместе с ним уехали пятеро заморских торговцев со своим золотом. Королевский советник Ванвейлен остался потому, что он вообще оставался в королевстве, а Сайлас Бредшо остался потому, что уезжал через три дня вместе с Даттамом, рассчитывавшим налегке нагнать грузный караван.

14

Утром первого дня первой луны начался Весенний Совет. Все говорили, что не помнят такого многолюдного совета.

Тысячу лет назад на побережье вынули кусок Белой Горы, в вынутом овале прорезали ступеньки. Во время оно на ступеньках сидели граждане, слушали говоривших внизу ораторов и решали городские дела. Потом, при Золотом Государе, внизу стали выступать актеры. Государи внизу не говорили, а приносили жертвы на вершине государевой горы. Потом на ступеньках Белой Горы пересчитывали войска. Теперь ступенек не хватило, и люди заполнили еще и равнину. Слышно, однако, было очень хорошо.