Воинственные фейри (ЛП) - Валенти Сюзанна

— Вы можете называть меня просто Леон, миссис А.

— Конечно, — ответила она, отступая назад, чтобы к нам мог приблизиться высокий мужчина, в котором я узнала ее мужа по газетам. — Это Оскар, мой муж и твой дядя, Элис, — сказала она. — А это младший брат Калеба — Хэдли, — она указала на мальчика, который был очень похож на своего брата, но с более темными волосами, как у его отца. — И девочки, Айрис и Дженна, — добавила она, указывая на двух светловолосых милашек, которые смотрели на меня широко раскрытыми глазами.

— Ты никогда не говорила, что у нее фиолетовые волосы, — изумленно вздохнула Айрис.

— Я хочу, чтобы мои волосы были фиолетовыми, — добавила Дженна с ухмылкой, и внезапно напряжение, которое я чувствовала, лопнуло, и я рассмеялась.

— Хотите услышать историю о том, как я перекрасилась в этот цвет? — предложила я, собираясь занять место напротив них, но потом поняла, что это прямо у огня, и переместилась, чтобы сесть рядом с Дженной, когда в моей памяти прозвучало предупреждение Габриэля. Я предположила, что он видел, как я уронила еду себе на стул или что-то в этом роде, и я была более чем счастлива избежать неловкости.

— Это хорошая история, — с энтузиазмом добавил Леон, заняв место рядом со мной и откинувшись на него, широко расставив ноги и обхватив рукой спинку моего стула, словно он был здесь как дома. — Она подумала, что я и другие ее партнеры могли быть плохими парнями, и замаскировалась, чтобы мы не узнали ее тайну.

Девочки подпрыгнули на своих местах, визжа от восторга, когда Леон рассказал о моей жизни гораздо интереснее, чем я могла бы, и я улыбнулась ему, пытаясь придумать, как рассказать эту историю, не углубляясь в то, что мой брат был убит и все, что с этим связано. Я была совершенно счастлива рассказать Мелинде и всем старшим за столом эти подробности, потому что, черт возьми, они могли бы даже помочь мне найти ответы на некоторые вопросы, но это казалось немного тяжелым для детей на нашей первой встрече.

Мы все погрузились в беседу, пока нам приносили закуски, и Леон смешил взрослых не реже, чем детей, своими безумными историями и откровенным бредом. Он старательно избегал упоминаний о том, чем зарабатывает на жизнь его семья, и я тоже не стала вдаваться в подробности бандитской жизни Данте и Райдера. Забавно, но у меня сложилось впечатление, что Мелинда уже все об этом знала и ей было абсолютно наплевать на это. Тем не менее, я собиралась проверить карманы Леона, прежде чем мы уйдем отсюда, потому что я ни за что на свете не рискнула бы, чтобы он украл у другого Небесного Советника после того, что случилось с Роари.

Как раз в тот момент, когда убирали наши закусочные тарелки, дверь распахнулась, и я завизжала от тревоги, когда в комнату вбежал Вампир, а пустой стул у камина взорвался пламенем.

Леон в мгновение ока оказался на ногах между мной и новоприбывшим, с его губ сорвалось предупреждающее рычание, и в тот же миг пламя охватило его кулаки.

— Все в порядке! — позвала Мелинда, тоже вскочив и обливая стул водой, чтобы потушить, позволяя мне лучше рассмотреть Вампира, чтобы я могла узнать его.

— Ох, — вздохнула я, когда мой взгляд упал на отца, а его — на меня.

— Марли, — укорила Мелинда, подойдя к брату и положив руку на его руку. — Что я говорила? Ты все еще не привык к тому, что к тебе вернулась твоя магия. Я думаю, это слишком много для тебя, я хотела привести Элис к тебе наедине после твоего сна. Помнишь?

Ее тон был твердым, но глаза были мягкими, и когда она провела рукой по его щеке, я почувствовала, как в моем нутре защемило, и это напомнило мне о моем родном брате. Она познала ту же потерю, что и я. Ее брат исчез, и она годами не знала, где он находится. Потом, когда она наконец получила ответ, она узнала, что все это время он жил в условиях, которые, возможно, были самыми худшими из всех мыслимых. Я просто надеялась, что он был настолько потерян от жажды и безумия, вызванных тем, что ему так долго отказывали в магии, что он даже не осознавал, что время проходит мимо него.

— Все в порядке, — сказала я, положив руку на плечо Леона и побуждая его расслабиться, пока он изгонял вызванное им пламя. — Эм, Марлоу, верно?

— Папа, — прорычал он, и я тяжело сглотнула.

— У меня, ах, никогда не было такого, — я пожала плечами, и его глаза наполнились болью, что заставило мое нутро скрутиться от вины. Теперь я знала, что это был не его выбор, но это все равно была правда, а я уже не была ребенком, которому нужен папа. Но я догадывалась, что все еще хочу… чего-то с ним. Если мы сможем это выяснить.

Мелинда вздохнула, сочувственно похлопав его по руке, пока я пыталась решить, как это слово будет звучать на моем языке. Я знала, что он не виноват в том, что я никогда не знала, как это слово будет звучать, но от этого мне не было легче просто широко раскрыть объятия и начать называть его папой.

— Может быть, мы могли бы попытаться наверстать упущенное за последние двадцать лет за обедом? — предложила я, почему-то снова чувствуя себя глупо неловко.

Я не была уверена, почему с ним все было так по-другому. Может быть, потому что Мелинда и ее семья, казалось, хотели знать только меня. С Марлоу я не могла отделаться от ощущения, что он хочет гораздо большего. Он хотел вернуть жизнь, которую у него украли. Это означало, что он хотел вернуть эти двадцать лет, дни рождения, Рождество и все, что было между ними. Но я не могла дать ему их. Во-первых, они принадлежали Гарету, и теперь, когда у меня даже не было его, предлагать воспоминания, которые я делила с ним, казалось гораздо более оскорбительным. А этот человек, каким бы он ни хотел быть для меня, был чужим.

— Расскажи мне, — прорычал Марлоу, заняв место напротив меня и глядя на меня не мигая.

Его кожа была бледной, без сомнения, из-за всех этих лет под землей, и я видела, что он был более чем немного не в себе от того, что пережил там, внизу. Но пока я пыталась придумать слова, которые он хотел услышать от меня, я увидела голод в его глазах, боль, и я просто знала, что должна попытаться.

— Хорошо, тогда с чего мне начать?

После трех часов, еще четырех блюд и гораздо большего количества смеха, чем я могла ожидать при такой тяжелой теме, Марлоу явно достиг конца того, на что был способен.

Он ел свою еду — в основном потому, что Мелинда постоянно напоминала ему об этом — и с восторженным вниманием слушал каждое мое слово. Он не выглядел способным строить длинные предложения, что, как объяснила Мелинда, было связано с перенесенной травмой, но я знала, что он понимает все, что я ему говорю.

Его глаза блестели от боли, когда я рассказывала о маме, а когда мне пришлось признаться в том, как она страдала от того, что он ее бросил, он действительно прослезился, что резануло меня по душе.

Он ненавидел, что так поступил с ней. С нами. Я видела это в его глазах и чувствовала по тому, как он сжимал мою руку через стол. Мое сердце болело за него и за меня, мою маму, Гарета. Как бы изменилась наша жизнь, если бы он был рядом и любил всех нас? В конце концов, я так и не смогла заставить себя сообщить ему новость о смерти Гарета, и хотя я пыталась убедить себя, что это потому, что я не хотела взваливать на него слишком много всего сразу, я знала, что отчасти это было потому, что я надеялась, что это неправда.

Сколько бы я ни боролась с желанием надеяться, я знала, что уже проиграла эту битву. А это означало, что мне пора начать его искать.

В конце концов Мелинда увела Марлоу в его комнату после того, как я поклялась, что скоро вернусь и навещу его снова, и нас предоставили моим кузинам, чтобы они провели для нас экскурсию по дому.

Дженна и Айрис визжали от восторга, когда мчались вверх по лестнице к своим комнатам, умоляя меня посмотреть сначала их, и я не могла не ухмыльнуться Хэдли, наблюдая, как он борется с желанием погнаться за ними или притвориться спокойным. Ах, радости подросткового возраста.