Сокровища - Джоанна Кингслей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, Уивер и Мак-Киннон оторвались друг от друга, хотя стояли прижавшись, глядя с вожделением, заметным всему залу.
Только когда они повернулись к публике и одарили всех улыбкой, гости перевели дух. Вновь поднялся громкий шум голосов, люди начали смеяться, толкаться, кружить по залу. Куда бы ни взглянула Пит, везде она видела знаменитые лица с Бродвея, Голливуда. Уоррен Бити протиснулся мимо, обаятельно улыбнувшись ей, но когда она смогла выдавить из себя лишь натянутую смущенную улыбку, он пошел дальше. Расслабься, приказала она себе и схватила еще один бокал шампанского.
— Пьеееееетра! — громкий вопль Мак-Киннона внезапно поднялся над всеобщим шумом. Оглянувшись, она увидела, что он зовет ее к себе.
Когда она добралась до него, он наклонился и с нетерпением прошептал:
— Он у тебя? — Пьетра вынула из расшитой блестками сумочки через плечо маленькую старинную серебряную шкатулку, которую ей специально прислал Мак-Киннон, завязанную шелковой лентой такой же синей, как и сапфир внутри.
Мак-Киннон слегка положил руку ей на запястье.
— Будь ангелом, подержи это у себя. Я хочу вручить его Лиле в спокойной обстановке, но пока не вижу, чтобы шум собирался стихнуть.
Перед ними буквально материализовался Леонард Бернстайн, чтобы обнять Мак-Киннона, и потащил его за руку к другой группе друзей.
Пит сделала так, как он сказал. Она опустила шкатулку с ее содержимым в сумочку и держала ее, крепко прижав к себе.
Вскоре после полуночи на стол взобрался продюсер пьесы, чтобы прочитать рецензию в «Таймсе». Такова была редкостная сила игры Мак-Киннона, говорилось в статье, что мысль о ежедневной шумихе, которая окружает его имя и личность, никогда не приходила на ум во время всего спектакля. Он словно перевоплотился в Ричарда III, поддерживая в публике веру, что они находятся не только при его дворе, но проникли в самое тело, разум… короля Англии. Пит присоединилась к неистовым аплодисментам гостей, которые вызвала хвалебная рецензия.
А веселье все продолжалось. Пит выпила еще шампанского и начала расслабляться, с удивлением обнаружив, что обсуждает пьесу или жизнь в Нью-Йорке с Энди Уохол и Бианкой Джегер и еще парой каких-то людей, чьи лица ей были знакомы, но она не могла вспомнить их имена.
Однако два момента беспокоили ее и не давали возможность присоединиться к всеобщему веселью. Во-первых, она волновалась за сохранность драгоценной шкатулки. А во-вторых, ее преследовало странное чувство, что она находится как бы в стороне от всего торжества, словно наблюдает за происходящим сквозь стеклянную стену. Она проследила это с того момента, когда увидела объятья Мак-Киннона и Уивер. В том, что они испытывали друг к другу, было нечто большее, чем любовь. Испытывали ли это только они… или то чувство известно и другим в мире очарования, где красивые люди любят красивых людей, где слава и деньги делали заботы незначительными, позволяя таким образом сосредоточиться на делах сердечных?
Каковы бы ни были корни этого чувства, она горела желанием познать его, пережить. У нее уже так давно не сбывались желания.
Сможет ли сегодня все измениться? Сможет ли джинн осуществить все ее желания, когда маленькая шкатулка, которую она так оберегает, наконец откроется?
Время шло, и она потеряла счет бокалам шампанского, которое выпила, когда рядом с ухом услышала четко звучащий голос Мак-Киннона.
— Мы уезжаем, любовь. Бери пальто и жди нас снаружи.
Пит мгновенно подчинилась и оказалась на улице, прождав десять минут, пока две звезды не распрощались с друзьями и не подписали несколько автографов.
Наконец они нырнули в ожидающий их лимузин, и Пит с ними. Она села сзади на одно из откидных сидений.
Когда машина поехала, Пит почувствовала, что Уивер разглядывает ее. За исключением нескольких кратких моментов, когда Пит обслуживала ее в «Дюфор и Ивер», это был первый раз, когда они встретились по-настоящему.
— Ты прав, Дуглас, — сказала Лила. — Она красавица. Видимо, я ничего не замечала, кроме камней, когда была ее клиенткой. — Голос ее стал чуточку жестче. — Но сделала ли она нечто прекрасное, вот что важно для меня? Ну так как, мисс Д’Анджели?
Пит ответила той самой мыслью, которая вызвала в ней первую искру вдохновения:
— Красота, мисс Уивер, в глазах зрителя. Когда вы увидите то, что я сделала, только тогда — и только вы — сможете ответить на вопрос, который мне задали.
Лила улыбнулась и замурлыкала, как кошка, в роскошный соболий воротник:
— Ммм. Ты к тому же еще и неглупа. Что ж, тогда дайте мне взглянуть…
— Нет, нет, — сразу же вмешался Мак-Киннон. — Не нарушай церемонии. Ее нельзя провести на заднем сиденье в холодной машине.
Лила хрипло рассмеялась и стала тереться о щеку Дугласа.
— Дуги, ну ты ведь знаешь, что на заднем сиденье можно заниматься чем угодно.
— Это что, вызов? — скромно спросил Мак-Киннон.
И снова меж ними промелькнула искра желания, как молния, устремившаяся с небес на землю. В следующее мгновение они переплелись, их руки блуждали по телу друг друга.
Пит продолжала смотреть, странным образом не испытывая смущения. Может быть, это шампанское притупило ее обычное чувство приличия. Мак-Киннон и Уивер жили по собственным правилам, и они распространялись на всех, кто находился в их ауре. Если они чувствовали себя не связанными никакими табу, тогда и Пит ощущала себя свободной от претенциозности и условностей. Ее скорее занимало, чем беспокоило, что парочка влюбленных вскоре может сплестись прямо перед ней в вопиющем акте. Но прежде чем это произошло, лимузин остановился перед отелем «Плаза».
Когда они шагали по коридору, Лила взяла Пит под руку, таким образом они шли фалангой из трех человек.
Пит понравился ее жест; она почувствовала себя раскованной и вовлеченной в некое действо.
В своем номере Мак-Киннон раскупорил бутылку «Дон Периньон», которая была заказана заранее, и наполнил всем бокалы — Пит вряд ли нужно было еще, она и так уже перебрала шампанского на приеме.
— За новые начинания, — объявил он, поднимая бокал. После того как они осушили по половине бокала, он подошел к Лиле и обнял ее.
— Ну что, Пьетра. Пора… — и протянул руку.
Она вынула из сумочки серебряную шкатулку и направилась к нему через всю комнату, чтобы положить ее на протянутую ладонь.
Мак-Киннон посмотрел на Лилу, как юный жених на невесту перед алтарем.
— Как я тебя люблю? — серьезно сказал он, словно собираясь прочесть знаменитый сонет Элизабет Баррет Браунинг. Но потом он озорно добавил: — Не обращай на все это внимания. Просто посмотри. — И вложил шкатулку в руки Уивер.