Воспоминания. Том 2. Московский университет. Земство и Московская дума - Борис Николаевич Чичерин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Высказанные мною опасения насчет войны вызывались назначением Игнатьева. Он сделался министром внутренних дел, а вместе первенствующим лицом в государстве. Но трудно было ожидать, что он ограничится своей областью, в которой он к тому же был совершенным новичком. Как старый дипломат, которому ближе всего были иностранные дела, и который при том имел страсть во все мешаться и везде играть роль, он мог запустить лапу и в наши внешние сношения. Сделать это было для него тем легче, что он ловко умел играть на патриотической струнке, которой поддавались не только Победоносцев, но и сам государь. И когда вспоминалось, что он был главным виновником последней войны, и что его специальность состояла в том, чтобы везде мутить, то невольно возникало опасение за будущее. К счастью, влияние его было кратковременно, и он пал, прежде нежели мог наделать кутерьмы.
Что касается до внутренней его политики, то она, в сущности, мало чем отличалась от направления его предшественников. Он был человек живой и хорошо понимал, что с одною бюрократией ничего не поделаешь; но у него не было ни основательности, ни знания страны. Все это он думал заменить изворотливостью и полным презрением к истине. И он хотел быть популярным, хотя заискивал более в московской, нежели в петербургской журналистике; и он хватался за всякие проекты и ничего не умел путным образом совершить, своим легкомыслием компрометируя то дело, за которое он принимался. Вследствие этого он скоро сломал себе шею.
Для обсуждения выкупного вопроса созваны были так называемые сведущие люди, или эксперты. В числе их были мои близкие друзья: Дмитриев, Щербатов, Дмитрий Самарин. Я не был приглашен. Игнатьев объяснял это тем, что он не мог обойти князя А. И. Васильчикова, который считался авторитетом, а между тем после нашего литературного столкновения нас нельзя было посадить в одну комиссию. Думаю, что это была отговорка. Князь Васильчиков вовсе даже не являлся в комиссию, а прислал только свое мнение. Какая была истинная причина, не знаю; вероятнее всего, меня считали не довольно податливым. Но я на это не сетовал, ибо я в это время погружен был в ученую работу, и от правительственных комиссий вообще и этой в особенности ничего путного не ожидал. Действительно, результат вышел печальный, и я мог только радоваться, что я не был участником этой комедии. Проект Абазы был устранен, но вместо него сочинен был другой, который точно также, лишь другим способом, ниспровергал все положение 19 февраля и устраивал выкупы на совершенно новых основаниях. Самарин, который, как истинный славянофил, любил сочинять всякие фантастические планы, исписал по этому поводу целые кипы бумаги, и другие мои друзья все это подписали. Мало того: они вкупе ходатайствовали об отмене 166-й статьи Положения о выкупе, устанавливающей право каждого отдельного крестьянина выкупать свой надел. Приверженцам общинного владения эта статья была всегда бельмом в глазу; но я никак не мог понять, зачем это ходатайство подписал Дмитриев, который вовсе не разделял этих взглядов. Когда я его об этом допросил, он оправдывался тем, что нельзя было отделяться от других. Я нашел весьма странною такую систему компромиссов по коренным вопросам нашего гражданского быта.
К счастью, вся эта работа и это ходатайство пропали даром. Правительство, обуреваемое самыми разнородными проектами и предположениями, не знало, на что решиться, и остановилось наконец на предложенной некоторыми экспертами мере, которая сама по себе не имела никакого смысла, но которая, по крайней мере, оставляла существующий порядок неприкосновенным. В виде царской милости все выкупные платежи были понижены на один рубль. Это был, конечно, довольно дикий способ обращаться с финансовыми вопросами и внушать крестьянам понятие о том, что такое выкуп и собственность. Но кто у нас заботился о понятиях? Зато обязательный выкуп был установлен со скидкою двадцати процентов. Там был подарок, здесь была конфискация, но никто этим не тревожился. Я писал по этому поводу Победоносцеву из деревни: «Пишу к вам, любезнейший К. П., чтобы снова обратить ваше внимание на крестьянский вопрос, который, по доходящим до меня сведениям, получил от вызванных правительством экспертов совершенно неправильный оборот. Они, по-видимому, хотели исправить нелепый проект Абазы, но никак не отставая от него в желании оказать крестьянам всевозможные льготы, а напротив расширяя заботу о меньшей братии. Филантропия дело похвальное, но надобно, чтобы она согласовалась со здравым смыслом и с государственными потребностями, а здесь я именно этого не вижу. Спрашивается, на каком основании можно произвести всеобщее понижение повинностей. Утверждать, что эти повинности слишком тяжелы в сравнении с тем, что крестьяне получили, нет возможности. Это значит прямо идти наперекор истине. В нашей местности, например, крестьяне за 31/2 десятины на душу платят 7 р. 20 к. процентов и выкупа, между тем как наемная плата за одну десятину равняется 12–15 руб., т. е., если считать все три поля, от 8 до 10 рублей. Как же тут говорить о тяжести платежей? Если же взять в расчет выкупаемые повинности, то надобно сказать, что помещик по закону имел три рабочих дня в неделю, или 150 дней в году, мужских и женских (а в действительности брал больше). Считая мужской день (пеший и конный) средним числом по меньшей мере в 30 коп., а женский в 15 коп., выйдет 67 р. 50 к. с тягла, состоящего из 21/2 душ; ныне же с души идет оброчных 9 рублей, а выкупа всего 7 р. 20., т. е. с тягла оброка 22 р. 50 к., а выкупа всего 18 рублей, следовательно, менее трети против прежнего. И этот расчет приложим ко всей России. Как же тут опять говорить о тяжести платежей? Если же понижение платежей должно быть просто милостью, то спрашивается: на каком основании вдруг одному сословию оказывается такая милость и из каких сумм? Думаю, что подобная мера будет не только вредною, но и опасною, ибо после этого крестьяне всегда будут ожидать такого рода милостей. Нет нелепого слуха, которому бы они не поверили. Наконец, если понижение вызывается тем, что есть избыток платежей, то гораздо лучше сократить срок и скорее разделаться со всею этой операцией. Это будет выгоднее и для государства и для самих крестьян. Одним словом, как я ни ломаю себе голову, я никак не могу придумать, на основании каких соображений эксперты пришли к такому выводу. Опасаюсь, что если правительство и общество
