Талант (Жизнь Бережкова) - Александр Бек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поговорив с Никитиным, Серго покинул наш пролет. Мы продолжали сборку. Наконец уже на заре, когда посветлели окна и стеклянный фонарь крыши, была довернута последняя гайка.
Теперь оставалось лишь нажать стартер. Разумеется, мне нестерпимо хотелось сделать это самому, я уже подошел туда, оглядел всех, но вдруг увидел обращенное ко мне лицо Недоли.
И я произнес:
— Прошу всех отойти! Внимание! Недоля, запускай!
Ну, пойдет или не пойдет? Даст ли хоть одну вспышку? Или останется недвижим? Или… Эти мысли еще не успели промелькнуть, как вдруг мотор зарокотал. Он сразу принял газ и пошел, заговорил какими-то особенными, мягкими, бархатными звуками. Мне казалось, что еще никогда я не слышал ничего более приятного, более мелодичного…
Мы застыли на местах и слушали. Чья-то рука мягко легла на мое плечо. Я встрепенулся. Рядом со мной стоял Орджоникидзе. Шинель была влажной: на дворе моросило. Фуражку он держал в руке. В черных волосах, все еще густых, непокорно вьющихся, виднелось несколько дождевых капель. Был мокрым от дождя и лоб.
— Теперь, надеюсь, не прогоните? — сказал он, наклоняясь к моему уху.
Я в восторге воскликнул:
— Товарищ Серго, слышите, какой бархатистый звук?!
И вдруг Серго расхохотался.
— Бархатистый? Да ведь он ревет как сто чертей!
Никитин пробасил:
— Товарищ Серго, это только один блок. А будет тысяча чертей!
Серго все еще не мог унять смеха.
— Бархатистый?! — повторял он. — Вот это творец мотора!
38
Через некоторое время блок был выключен. Моя бригада принялась разбирать, изучать части впервые запущенной машины. Мы знали: предстоит долгая доводка. В данном случае мы не задавались целью испытать мотор на длительность работы, а выясняли лишь коренной вопрос: станет ли действовать конструкция.
После опробования, которое, как вы знаете, было удачным, Орджоникидзе направился со мной в конторку, устроенную здесь же, в пролете, огороженную тонкой застекленной переборкой.
Тут произошел один, казалось бы, незначительный случай, о котором надо рассказать. Я вам уже говорил, что к моменту сборки мы навели блеск и чистоту в нашем пролете. Но и конторка выглядела празднично: это уже постаралась моя дотошная Валентина. Ей, выросшей в детском доме, ничего не стоило быстро протереть окна, обмахнуть пыль. На стенах висели новенькие плакаты. На письменном столе красовался прикрепленный кнопками большой лист зеленоватой бумаги, такой же, как в нашей московской квартире. Признаться, поглощенный волнениями сборки, я ни разу не заглянул в мой обновленный кабинет и теперь с удовольствием видел, как там все преобразилось.
Орджоникидзе огляделся, подошел к стеклам перегородки, посмотрел сквозь них на наш производственный участок, где тоже все блестело, и сказал:
— Да, постепенно учимся порядку. Наводим чистоту. Что же, у вас, товарищ Бережков, есть специальный уполномоченный по этой части?
— Имеется. Сейчас, товарищ Серго, я вам его представлю.
Я раскрыл дверь и позвал Валю, мысленно благодаря ее за то, что она не посрамила нас перед наркомом. Не снимая шинели, Серго сел, жестом пригласил сесть и меня, положил на стол свою защитного цвета фуражку с красной звездой над козырьком и неожиданно нахмурился.
— А это что у вас?
Он указал пальцем на новенький настольный календарь, представлявший собой своего рода рекламный прейскурант немецкой машиностроительной фирмы «Демаг». На многие наши заводы, которые когда-либо покупали оборудование «Демага», фирма ежегодно посылала в качестве подарка подобные изящно отделанные календари. На своем столе я впервые видел эту вещицу и, признаться, не вдумываясь, отметил ее, как некое достижение в обстановке.
— Это? — сказал я. — Календарь…
— Вижу, что календарь… Но зачем вы его сюда поставили?
Я не знал, что ответить. В этот момент в конторку вошла Валя и остановилась в дверях. Серго, нахмурясь, листал календарь. Валентина, видимо, догадалась, о чем шел разговор, и покраснела, мгновенно поняв, что сделала что-то не так.
— Это я положила, — быстро сказала она. — Тут стоял другой календарь. Очень невзрачный… Знаете, «Светоч»? А мне хотелось как-то украсить стол. Вот я и спрятала «Светоч».
— А ну, покажите его, — попросил Серго.
Нагнувшись, Валя вынула из ящика хорошо знакомый мне календарь. Серго положил его перед собой и стал внимательно рассматривать оба календаря. Посмотрел сверху и с изнанки, заинтересовался, как прикреплены листки к подставкам. Потом стал перелистывать немецкий календарь. На каждом листке была напечатана фотография той или иной машины, выпускаемой фирмой. Подписи он прочитывал вслух:
— «Подъемники Оттиса»… Сами теперь делаем… «Блуминги»… Делаем на Ижорском заводе… «Вагон-весы»… Сами выпускаем в Свердловске и в Одессе… «Экскаваторы»… В будущем году получим с Уралмаша.
Он перекидывал листки немецкого календаря, прочитывал названия машин и говорил: «Делаем, выпускаем, начинаем выпускать». Это производило огромнейшее впечатление. Шел 1932 год, последний год первой пятилетки, выполненной в четыре года, и мы, Советская страна, уже выпускали оборудование, которое раньше покупали в Германии, в Англии и в Америке.
Положив календарь «Демага», Серго взял «Светоч». Бумага была темнее, хуже; деревянная красная подставка отделана грубо. Он стал перелистывать и этот скромный календарь и прочитывать отмеченные там памятные даты.
— «Декрет о создании Красной Армии», — произносил он. — «Расстрел адмирала Колчака»… «Выступление Владимира Ильича Ленина с броневика на Финляндском вокзале в Петрограде»… «Первый коммунистический субботник на Московско-Казанской железной дороге»…
Наступила минута тишины. Серго молча смотрел на листок с красным числом: «7 ноября». Затем он стал читать, строчка за строчкой, все, что уместилось на этом листке:
— «Тысяча девятьсот семнадцатый. Великая Октябрьская социалистическая революция. Взятие Зимнего дворца революционными рабочими, солдатами и матросами Петрограда. Открытие Второго Всероссийского съезда Советов, провозгласившего Советское правительство во главе с Владимиром Ильичем Лениным».
Ниже была указана еще одна дата: «1929. Статья И. В. Сталина «Год великого перелома». Серго прочел вслух и эту строку, взглянул на нас и проговорил:
— Мы еще посмотрим, какие страны… Помните, товарищи, как сказано в этой статье? «Мы еще посмотрим, какие из стран можно будет тогда «определить» в отсталые и какие в передовые».
Держа в руках оба календаря, он усмехнулся.
— Ну вот… Мы-то все сумели сделать, чем они здесь хвалятся, а они далеко поотстали от нашего списка.
Он взглянул на Валю. Она, снова вспыхнув, сказала:
— Дайте мне этот прейскурант!
И сунула его в нижний ящик. Орджоникидзе продолжал уже шутливо:
— Ничего, у нас с вами тоже будут красивые календари. Раз уже блуминги научились делать, то с этим справимся. — Он протянул Вале «Светоч». — Поставьте-ка на стол нашему конструктору советский календарь. Как видите, стыдиться его нечего…
39
Затем Серго поговорил с Валей. В те времена он был озабочен проблемой культуры в цехах, во всей нашей молодой индустрии. Ему очень понравилось, как содержались станки и другие рабочие места в нашем пролете, и он интересовался всеми мелочами, имевшими к этому касательство, вплоть до конструкции индивидуальных шкафчиков, введенных нами. Впрочем, слово «интересовался» не вполне подходит к характеру Серго. Надо бы найти выражение посильнее. Он так близко принимал к сердцу каждое дело, которым занимался, что и тут хотел тотчас же опять пойти в пролет и рассмотреть эти шкафчики вблизи, но взглянул на меня и произнес:
— Как идет ваша работа? Чем вам помочь, чтобы мотор скорее был готов?
— Разрываемся, товарищ Серго. Надо прикомандировать к моей группе еще хотя бы трех-четырех сильных технологов.
Я откровенно и подробно обрисовал обстановку на заводе.
— Мы понимаем, — говорил я, — что в данный момент, когда коллектив завода буквально в муках осваивает новую технику и бьется над выполнением государственного плана, нельзя требовать, чтобы заводские работники уделяли внимание еще и нашему экспериментальному мотору…
— Нельзя требовать? — с сомнением переспросил Орджоникидзе.
— Не то чтобы нельзя… Мы требуем, даже скандалим. Но попросту заводу не до нас…
Тут я привел понравившееся мне сравнение нашей группы с жуком-древоточцем, протачивающим свои пути, но почувствовал, что наркому оно не пришлось по вкусу. Он промолчал, потом неожиданно спросил:
— С Никитиным вы ладите?
— Отлично ладим! Он моя первая опора.
— Позовите его. — Серго встал. — Пройду вместе с ним по всем этим каналам, которые вы тут прогрызли.
