Луна – суровая хозяйка - Роберт Хайнлайн

Проф вытер лоб.

– Думаю, на все вопросы были даны ответы, которые, во всяком случае для меня, убедительны.

– Но не для меня, сэр.

– Сядьте, господин Райт. Вы заставляете меня напомнить вам, что ваше министерство не входит в состав Военного кабинета. Если вопросов больше нет, – а я надеюсь, что их нет, – я объявляю заседание закрытым. Мы все нуждаемся в отдыхе. Поэтому…

– Проф!

– Да, Мануэль?

– Вы не дали мне закончить доклад. Завтрашней ночью или утром в воскресенье нам крепко достанется.

– Каким образом, Мануэль?

– Бомбежка. А возможно, высадка. Сюда идут два крейсера.

Это сработало. Проф сказал устало:

– Кабинет министров может разойтись. Военному кабинету остаться.

– Минутку, – сказал я. – Проф, когда вы вступили в должность, вы у нас всех взяли заявления об отставке без даты.

– Верно. Однако я надеюсь, что мне не придется ими воспользоваться.

– Боюсь, что все-три придется.

– Мануэль, это угроза?

– Называйте как хотите. – Я показал на Райта. – Или уйдет этот говорун, или уйду я.

– Мануэль, тебе надо лечь и выспаться!

– Конечно, надо! Я и высплюсь. Прямо сейчас! Найду здесь в Комплексе койку и захраплю. Часов на десять. А после этого, если я останусь министром обороны, вы меня разбудите. В противном случае дайте поспать подольше.

Публику, похоже, я довел до шокового состояния. Вайо встала и подошла ко мне. Не сказала ни слова, просто взяла меня под руку.

Проф заявил:

– Прошу всех удаться, кроме Военного кабинета и господина Райта.

Подождал, пока большинство вышло, а потом обратился ко мне:

– Мануэль, я не могу принять твою отставку. Но я не могу также позволить тебе толкать меня на непродуманные решения, направленные против господина Райта, особенно сейчас, когда мы все измучены и возбуждены. Было бы лучше, если бы вы принесли друг другу извинения, учитывая, что вы оба явно переутомились.

– Хм… – Я повернулся к Финну. – Он что – дрался? – и показал на Райта.

– А? Черта с два! Во всяком случае, не в моих частях. Что скажете, Райт? Вы сражались, когда началось вторжение?

– Не имел такой возможности, – холодно ответил Райт. – К тому времени, когда я узнал о нем, сражение уже кончилось. Но сейчас моя храбрость и моя лояльность были поставлены под сомнение. Я настаиваю…

– Да заткнись ты, – сказал я. – Если хочешь дуэли, так ты ее получишь сразу же, как только у меня найдется свободная минута. Проф, его поведение нельзя оправдать усталостью после битвы. А потому я не буду извиняться перед этим пустозвоном за то, что он пустозвон. А вы, по-моему, не понимаете, в чем тут дело. Вы позволили этому болтуну сесть мне на шею и даже не попытались остановить его. Поэтому либо гоните его, либо увольняйте меня.

Внезапно в разговор вмешался Финн:

– Я поддерживаю Манни, проф. Гоните этого паразита или увольняйте нас обоих. – Он поглядел на Райта. – Что касается дуэли, то сначала тебе придется драться со мной. А то у тебя две руки, а у Манни на одну меньше. – Я его сделаю одной правой. Но все равно, спасибо, Финн.

Вайо плакала – я чувствовал это, хоть и не видел. Проф с глубокой печалью в голосе спросил ее:

– Вайоминг?

– М-м-не жа-аль, проф! Но я тоже…

Остались только «Клейтон» Ватанабе, судья Броуди, Вольфганг, Стью и Шини – горсточка тех, что имели вес. Военный кабинет. Проф посмотрел на них; я видел, что они на моей стороне, хотя Вольфгангу пришлось сделать над собой усилие – он работал с профом, а не со мной.

Проф поглядел на меня и тихо произнес:

– Мануэль, тут есть и другая возможность. То, что ты делаешь, заставляет меня подать в отставку. – Он снова окинул всех долгим взглядом. – Спокойной ночи, товарищи. Или вернее – доброго утра. Я хочу немного отдохнуть, очень устал.

И вышел быстро, не оглядываясь, Райт исчез. Я не видел, куда он девался. Финн спросил:

– Так что с этими крейсерами, Манни?

Я наконец перевел дыхание.

– Ничего не произойдет раньше вечера субботы. Но тебе придется эвакуировать Тихо-Андер. Поговорим позже. Я уже ни черта не соображаю.

Мы договорились встретиться в двадцать один ноль-ноль, а потом я позволил Вайо увести меня. Думаю, она меня и в постель уложила, но ничего не помню.

Глава 27

На нашей встрече с Финном в офисе Смотрителя в пятницу около двадцати одного часа присутствовал и проф. Я проспал девять часов, принял ванну, позавтракал чем-то, что раздобыла Вайо, и поговорил с Майком. Все шло согласно уточненному плану, корабли своего курса не меняли, удар по Великому Китаю должен был состояться вот-вот.

Пришел в офис как раз вовремя, чтобы понаблюдать за бомбежкой по видео. Все о'кей, отбомбились эффективно ровно в двадцать один ноль-ноль. Проф сразу же приступил к делу. О Райте ни слова, об отставке тоже. Райта я больше не видел.

Я хочу сказать – никогда больше не видел. И не спрашивал о нем. Проф о ссоре не вспоминал; я, естественно, тоже.

Мы обсудили последние известия и оценили тактическую ситуацию. Райт был прав, говоря о тысячах жертв, с Земли только об этом и трезвонили. Точного числа мы никогда не узнаем; если кто-то становится в точке приземления многотонной глыбы, от него даже мокрого места не останется. Подсчитали только тех, кто находился подальше и был убит взрывом. В Север ной Америке их было около пятидесяти тысяч.

Разве поймешь этих людей?! Целых три дня мы только и делали, что предупреждали… и нельзя сказать, что они не слышали предупреждений: ведь именно поэтому они и оказались там. Чтобы посмотреть представление. Чтобы поиздеваться над нашей некомпетентностью. Чтобы обзавестись сувенирами. Целыми семьями они отправились к объявленным целям, многие тащили с собой корзинки для пикника. Подумать только – корзинки с завтраками! Боже мой!

А теперь те, что остались в живых, вопили, требуя нашей крови за эту «бессмысленную бойню». Да! По поводу их собственного вторжения и бомбежки (атомной!) Луны четыре дня назад никто ни словом не возмутился, но какой они подняли хай по поводу наших «предумышленных убийств»! «Большой Нью-Йорк Таймс» требовал, чтобы все мятежное правительство Луны было доставлено на Землю и публично казнено: «Совершенно очевидно, что это тот случай, когда гуманное запрещение высшей меры наказания должно быть отменено во имя высших интересов всего человечества».

Я старался не думать об этом, точно так же, как заставлял себя не думать о Людмиле. Маленькая Мила не таскала за собой пикниковых корзинок. Она была не из зевак, ищущих сильных ощущений.