12 шедевров эротики - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не заехать ли нам к Тортони съесть мороженого, перед тем как вернуться домой?
Он взглянул на нее сбоку. Ее тонкий профиль, обрамленный белокурыми волосами, был в эту минуту ярко освещен газовым рожком вывески какого-то кафе-шантана.
Он подумал: «Она красива. Ну, что ж! Мы с тобой хорошая пара, милая моя. Но тем, кому придет в голову снова начать меня дразнить из-за тебя, не поздоровится». Потом он ответил:
– Конечно, дорогая, – и, чтобы скрыть от нее свои мысли, поцеловал ее.
Молодой женщине показалось, что губы ее мужа были холодны, как лед.
Впрочем, он улыбался своей обычной улыбкой, подавая ей руку и помогая выйти из экипажа у подъезда кафе.
III
Придя на следующий день в редакцию, Дю Руа подошел к Буаренару.
– Дорогой друг, – сказал он, – я попрошу у тебя одной услуги. В последнее время некоторые господа развлекаются, называя меня «Форестье». Мне это начинает надоедать. Будь любезен, возьми на себя труд вежливо предупредить наших сослуживцев, что я дам пощечину первому, кто позволит себе эту шутку. Это уже их дело подумать, стоит ли эта забава удара шпаги. Я обращаюсь к тебе, потому что ты человек разумный и сможешь предотвратить неприятные столкновения, а также потому, что ты уже был один раз моим секундантом.
Буаренар взял на себя это поручение.
Дю Руа отлучился по делам и через час вернулся. Никто не называл его больше Форестье.
Вернувшись домой, он услышал в гостиной женские голоса. Он спросил:
– Кто там?
Слуга ответил:
– Госпожа Вальтер и госпожа де Марель.
У него слегка забилось сердце, потом он подумал: «Ну, что ж, будь, что будет» – и открыл дверь.
Клотильда сидела возле камина, освещенная светом, падавшим из окна. Жоржу показалось, что, увидев его, она слегка побледнела. Он сначала поклонился г-же Вальтер и ее двум дочерям, сидевшим справа и слева от матери, точно двое часовых, потом повернулся к своей прежней возлюбленной. Она протянула ему руку; он взял ее и выразительно пожал, как бы говоря: «Я вас люблю по-прежнему». Она ответила на это пожатие.
Он спросил:
– Как вы поживаете? Ведь со времени нашей последней встречи прошла целая вечность.
Она ответила непринужденно:
– Хорошо. А вы, Милый друг?
Потом, обращаясь к Мадлене, прибавила:
– Ты разрешишь мне по-прежнему называть его Милым другом?
– Конечно, моя дорогая, разрешаю тебе все, что тебе вздумается.
В этих словах прозвучал легкий оттенок иронии.
Г-жа Вальтер заговорила о празднестве, которое Жак Риваль устраивал в своей холостой квартире, – о большом фехтовальном состязании, на котором должны были присутствовать дамы из общества. Она сказала:
– Это будет очень интересно. Но я в отчаянии, – нас некому туда проводить: муж как раз в это время будет в отъезде.
Дю Руа сейчас же предложил свои услуги. Она согласилась:
– Мои дочери и я будем вам очень признательны.
Он посмотрел на младшую из сестер Вальтер и подумал: «А ведь она совсем недурна, эта маленькая Сюзанна, совсем недурна». Она была похожа на хрупкую белокурую куклу, – миниатюрная, изящная, с тонкой талией, узкими бедрами и грудью; серо-голубые глаза ее отливали эмалью и казались тщательно и причудливо разрисованными кистью художника; кожа у нее была очень гладкая, без единого пятнышка, без малейшего признака румянца, а завитые волосы, умело и легко взбитые, окружали ее головку очаровательным облачком, в самом деле напоминавшим прическу дорогих кукол, какие видишь иногда в руках маленьких девочек, уступающих в росте своим игрушкам.
Старшая сестра, Роза, была некрасива, худа, незаметна. Это была одна из тех девушек, на которых обычно не обращают внимания, с которыми не разговаривают, о которых не вспоминают.
Мать поднялась и обратилась к Жоржу:
– Итак, я рассчитываю на вас в будущий четверг, в два часа.
Он ответил:
– Сочту своим долгом, сударыня.
Как только она вышла, г-жа де Марель тоже поднялась.
– До свиданья, Милый друг.
Теперь она пожала ему руку очень долгим и крепким пожатием. Его взволновало это молчаливое признание, и, внезапно охваченный прежней страстью к этой взбалмошной и милой мещаночке, которая, быть может, действительно любила его, он подумал: «Завтра же пойду к ней».
Как только Жорж остался вдвоем с женой, она весело и искренно рассмеялась и сказала, прямо смотря на него:
– Тебе известно, что ты внушил страсть госпоже Вальтер?
Он недоверчиво сказал;
– Ну, что ты!
– Право, уверяю тебя. Она говорила со мной о тебе с безумным восторгом. Это так странно с ее стороны! Ей хотелось бы найти для своих дочерей таких мужей, как ты!.. К счастью, для нее самой это неопасно.
Он не понял, что она хотела сказать:
– Что значит – неопасно?
Она ответила тоном женщины, убежденной в правильности того, что она говорит:
– О! Госпожа Вальтер – одна из тех женщин, о которых никогда не услышишь никакой сплетни, – понимаешь, никогда. Она неприступна во всех отношениях. Мужа ее ты так же хорошо знаешь, как я. Но она – другое дело. Она сильно страдала от того, что вышла замуж за еврея, но осталась ему верна. Это честная женщина.
Дю Руа удивился:
– Я думал, что она тоже еврейка.
– Она? Вовсе нет. Она – патронесса всех благотворительных учреждений квартала Мадлен. Она даже венчалась в церкви. Не знаю только, крестился ли ее муж, или духовенство посмотрело на это сквозь пальцы.
Жорж пробормотал:
– Значит, она… она в меня влюблена?
– Положительно и окончательно. Если бы ты не был женат, я бы тебе посоветовала просить руки… руки Сюзанны… не правда ли, – ведь она лучше Розы?
Он ответил, покручивая усы:
– Мать еще тоже недурна.
Мадлена рассердилась.
– Знаешь, мой милый, если ты думаешь о матери, то могу только пожелать тебе успеха. Но за нее я не боюсь, она уже вышла из того возраста, когда можно впервые согрешить. За это надо было браться раньше.
Жорж подумал: «Неужели я и в самом деле мог бы жениться на Сюзанне?»
Потом пожал плечами: «Что за чепуха!.. Разве отец ее согласился бы на это!»
Однако он решил отныне обратить внимание на отношение к себе г-жи Вальтер, даже не задавая себе вопроса, что это может ему дать.
Весь вечер его преследовали воспоминания о связи с Клотильдой, нежные и чувственные воспоминания. Он вспоминал ее проказы, милые шутки, свои веселые прогулки с нею. Он думал: «Она, право, очень мила. Завтра же пойду к ней».
На следующий день, после завтрака, он действительно отправился на улицу Вернейль. Та же горничная отворила ему дверь и с фамильярностью прислуги небогатого дома спросила:
– Как поживаете, сударь?
Он ответил:
– Отлично, деточка, – и прошел в гостиную, где чья-то неопытная рука играла гаммы на фортепиано. Это была Лорина. Он думал, что она бросится ему на шею. Но она важно встала, церемонно, как взрослая, поклонилась и с достоинством удалилась.
У нее был вид оскорбленной женщины, и это поразило его. Вошла мать. Он взял ее руки и поцеловал их.
– Как часто я думал о вас, – сказал он.
– И я тоже, – ответила она.
Они сели. Улыбаясь, глядя друг другу в глаза, они чувствовали желание поцеловаться в губы.
– Моя дорогая, маленькая Кло, я люблю вас.
– И я тоже.
– Значит… значит… ты на меня не очень сердилась?
– И да, и нет… Я была очень огорчена, а потом я поняла твои побуждения и сказала себе: «Не беда! не сегодня – завтра он вернется ко мне».
– Я не смел прийти; я не знал, как ты меня примешь. Я не смел, но страшно хотел прийти. Кстати, скажи мне, что с Лориной? Она со мной едва поздоровалась и ушла с рассерженным взглядом.
– Не знаю, но со времени твоей женитьбы с ней нельзя говорить о тебе. Мне, право, кажется, что она тебя ревнует.
– Да что ты!
– Уверяю тебя, милый. Она больше не называет тебя Милым другом, а зовет «господин Форестье».
Дю Руа покраснел, потом придвинулся ближе к молодой женщине.
– Дай твои губы.
Она протянула их. Они поцеловались.
– Где мы можем встретиться? – спросил он.
– Гм… на Константинопольской улице.
– Как! Разве квартира еще не сдана?
– Нет… Я ее оставила за собой.
– Оставила за собой?
– Да, я думала, что ты вернешься ко мне.
Он почувствовал прилив горделивой радости. Эта женщина, значит, любит его, любит настоящей, постоянной и глубокой любовью.
Он прошептал:
– Я тебя обожаю.
Затем спросил:
– Как поживает твой муж?
– Отлично. Он пробыл здесь месяц и третьего дня уехал.
Дю Руа не мог удержаться от смеха:
– Как это кстати!
Она наивно ответила:
– Да, очень кстати. Впрочем, его присутствие меня никогда нес, ты ведь знаешь.
– Да, правда. Вообще это прекрасный человек.
– Ну, а ты, – спросила она, – как сложилась твоя новая жизнь?
– Ни хорошо, ни плохо. Жена моя – хороший товарищ, союзница…
– И только?
– И только… Что касается сердца…
– Я это прекрасно понимаю. Однако, она хорошенькая.