Письма, телеграммы, надписи 1889-1906 - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комитет основывается на долгое время. Он примет титул «Друзья русского народа», казначеем назначаем один из крупнейших банков. Деньги идут в мое личное распоряжение, под расписки мои. Я должен буду впоследствии указать то учреждение, которому передам деньги и которое выдаст расписку в получении. Лучшие люди комитета знают, каково будет это учреждение, но это их не пугает, хотя они тоже… «моралисты». А Чайковский хочет уезжать отсюда. До сего дня он пожал 8 т[ысяч] долларов. О «Максиме» — не слышно, а когда он говорит, то говорит обо мне разные пакости. Мне и еще кое-кому думается, что он — не тот Максим, который делал революцию в Риге. Здесь, знаете, до такой степени Америка, что никто и ничем не стесняется. Даже здешние социал-демократы — народ очень строгий — того и гляди проглотят вместе с сапогами. Те же, которые получше, — не американцы, — ничего не умеют делать. Сейчас все социалисты, с Моррисом Хилквитом во главе, требуют, чтобы я всюду выступал как социалист, непременно!
Я спрашиваю их: «А буржуа денег давать будут?» — «Нет, говорят, не будут». — «Так я не выступлю лучше». — «А мы вас в газетах наших ругать будем». — «Тогда буржуа еще больше мне дадут, ибо им ясно будет, что я не социалист, а жаждущий политической революции и больше ничего. Ругань же вашу — претерплю. То ли я терпел!» Хохочут и говорят, что я становлюсь американцем.
В конце концов я убежден, что достану много денег — вот главное.
А Вас прошу — пожалуйста, извещайте Вы меня о том, что делается в России! Просто беда, я — как слепой! Некоторые ценные американцы отказались от участия в комитете только потому, что собирается какая-то Дума. Я им, чертям, должен изъяснять, что это не Дума, а — дрянь. А газеты мне присылают через час по чайной ложке! А журналов я не имею. Что делается в партии — не знаю.
Мне, например, надо книг о Сибири. Быть может, ознакомившись с ее жизнью, я продам ее американцам. Дайте книгу или статью о ввозе товаров в Приморскую, Приамурскую и Уссурийскую облает»! Ей-богу, надо!
Герман кланяется, М[ария] Ф[едоровна] тоже. Попало ей — здорово!
Пишите: Нью-Йорк, Staten Island — Статен Айланд. M-r Джон Мартэн (J. Martin), для и т. д.
Ну, всего доброго! Крепко жму руку.
Возвращусь — куда? — в декабре, январе.
А.
373
К. П. ПЯТНИЦКОМУ
18 апреля [1 мая] 1906, Нью-Йорк.
Вы спрашиваете, дорогой друг мой, когда мы вернемся в Европу. Я уже писал Вам — не скоро, во всяком случае не раньше ноября, я думаю. Чтобы из этой поездки вышел толк, мне необходимо прожить здесь до осени.
Летом уеду в горы, буду работать там. Вот — не хотите ли сюда приехать? Нам дают в полное распоряжение целый дом в горах, и жили бы мы тут, яко у Христа за пазухой. Подумайте! Ей-богу — Вам надо сделать усилие и сдвинуть себя с места. Америка! Это не всякому удается видеть. Интересно здесь — изумительно. И чертовски красиво, чего я не ожидал. Дня три тому назад мы ездили на автомобиле вокруг Нью-Йорка — я Вам скажу, такая милая, сильная красота на берегах Гудсона! Просто даже трогательно. А автомобили здесь летают так, что надо голову руками держать — ветер оторвет.
Мне, попрежнему, ставят палки в колеса, но я уже немножко привык к этому и сам тоже подставляю ногу, где — вижу — можно. Когда мы встретимся, Вы увидите одного американского жулика — это буду я.
Пишу. Читаю рефераты. Учусь говорить по-английски. Это столь же трудно, как зубами гвозди вытаскивать. Каждое слово нужно запоминать отдельно: эти крепкие законники говорят на языке анархистов — никаких правил!
Читал в русских газетах, как ругают американцев из-за меня. Тронут — до пят. Написал в «XX век» письмо, в котором нежно намекаю доброжелателям, что они несколько не туда попали.
Будьте добры, пошлите мне III-й том Шелли (Staten Island, M-r Джон Martin, N.-Y.).
Очень здесь хочется читать английских поэтов. Пришлете? Ну, кланяйтесь всем. Может, приедете? Право же, это было бы чудесно! Сколько здесь оригинального, если б Вы знали!
Теперь — спать. М[ария] Ф[едоровна] — на митинге, а я готовлюсь на другой — завтра. Крепко жму руку и желаю Вам приехать в Америку.
Не проиграете время!
А.
374
И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ
Не позднее 10 [23] мая 1906, Нью-Йорк.
Уважаемый Иван Павлович!
Посылаю Вам начало моей книги, которая должна носить название «Мои интервью».
«Прекрасная Франция», как вещь, имеющая характер злободневный, должна быть, на мой взгляд, издана отдельной брошюрой немедленно. Если Вы не найдете этого возможным — продайте ее газетам теперь же. Она может иметь некоторое практическое значение.
Следующие интервью будут с Миллиардером, Николаем II, Мертвецом, Грешником, Прометеем, Агасфером, с самим собой и т. д. — не более десяти.
Вторые экземпляры пошлите, пожалуйста, в Россию по адресу:
Петербург, К. П. Пятницкому, по адресу «Знания». Заказное с обратной распиской.
Я телеграфировал Вам, прося выслать газеты. Ответа нет, газет — тоже. Это ставит меня в идиотское положение.
Помня Ваши обещания высылать мне газеты аккуратно, позволю себе напомнить Вам об этом еще раз.
Из России тоже ничего не присылают и не пишут.
Я не рассчитывал на такое свинское отношение ко мне, когда ехал сюда, и попрошу Вас передать, при случае, в Россию, что подобное отношение мешает мне исполнить дело, в котором заинтересована партия, с успехом.
Если у Вас есть новости о жизни партии в России — прошу — пришлите!
Адрес: New-York. Staten Island. Grymes Hill, by M-r John Martin — без передачи мне!
Прилагаемое письмо будьте добры послать К. П. Пятницкому.
А. Пешков
Послезавтра вышлю деньги.
375
К. П. ПЯТНИЦКОМУ
Не позднее 10 [23] мая 1906, Нью-Йорк.
Дорогой друг —
писал Вам — ответа нет.
Никто нам не пишет! Это очень трогательно, но с этим еще можно мириться. Хуже всего, что не присылают ни газет, ни журналов, что ставит меня в дурацкое положение.
Америка верует в Думу, это сильно отражается на моих делах. Не имея газет, я могу говорить лишь теоретически — это здесь не высоко ценят. Газеты дали бы факты.
Просить берлинцев об аккуратной высылке — устал. Эта публика тоже молчит в ответ на все мои письма.
