Современный болгарский детектив - Андрей Гуляшки

Все в этой комнате выглядело безумно дорогим и безвкусным. Громоздилась резная, сделанная под старину мебель; диваны были обиты розовым плюшем; на стене висели два натюрморта, нарисованные, на мой взгляд, художником-маринистом. Разукрашенная дубовыми солнцами тумбочка, казалось, таила в себе множество секретов, но сверху на ней лежал открытый роман «Шогун» — сын дяди Илии демонстрировал свою «любовь» к болгарской истории. Чешмеджиев быстро вернулся, неся две чашки с ароматным кофе, бутылку «Джонни уокер» и тарелочку с обещанным фундуком.

— Льда у меня нет, — сказал он, извиняясь, — но сын принесет холодной воды. Чем я могу быть вам полезен, товарищ Евтимов?

— Мне хочется поговорить об Искренове. Он был вашим приятелем, а также заместителем генерального директора производственного объединения «Явор».

Чешмеджиев пододвинул к себе стоявший рядом табурет и вздохнул. По его лицу я понял, что ему не хотелось говорить об Искренове.

— Я понял, что его упекли в тюрягу и он вышел в тираж.

— Я тоже это понял, только мне неизвестны другие подробности.

— Я уже давал показания. Искренов купил у меня «BMW», у него долларов — тьма-тьмущая.

— Да ну! А откуда он их брал?

— По его рассказам, экономил на командировках.

— Искренов действительно любил разъезжать, однако он жил в Болгарии. И вы не усомнились в подобной бережливости?

Чешмеджиев мудро промолчал и снова почесал затылок.

— Искренов на самом деле оказывал мне услуги, товарищ полковник, но я ему возвращал сполна.

— Чем именно он вам помог?

— Организовал мне покупку мебели... из той, что поставляется во Францию. Дефицит, к тому же солидная вещь. А это тебе не фунт изюму!

— Я согласен.

— Я за все платил, у меня сохранились квитанции.

Дядя Илия хотел было встать, но я его остановил.

— А какие услуги вы ему оказывали?

— Он направлял ко мне клиентов, с которых я не брал денег или обслуживал по дешевке.

— Только и всего? Эх, до чего бескорыстная дружба!

— Ну и мне кое-что перепадало. Он продавал доллары один к двум. Сейчас, в свете мирового экономического кризиса, «грины» идут по четыре лева за штуку. Так сказать, они мне достались задарма: бац — лев, два раза бацнешь — доллар. Ну и что?

— Сколько?

— Пардон... что «сколько»?

— Сколько вы «набацали» благодаря Искренову?

Чешмеджиев задумался, но не решился меня обмануть; понимал, что я пришел не из-за этого.

— Да тысяч пять-шесть... а может, и семь. Ваши органы их забрали.

— Люблю иметь дело с работящими людьми, — подбросил я. — Человеческое трудолюбие меня восхищает и порой обнадеживает. Нам тоже платят.

Он снова усмехнулся, желая показать, что ему стыдно.

— Что за персона этот Искренов?

— Странная птица.

— Я ничего не смыслю в орнитологии, и сравнение с пернатыми сбивает меня с толку.

— Хорошо, я скажу вам правду. Искренов был негодяй.

— Любопытная манера характеризовать своих друзей!

— Мы никогда не были друзьями. Если я кого и ненавидел в своей жизни, так это армейского старшину и Искренова.

— Не потому ли, что Искренов заставлял вас много «бацать»?

— Нет, он унижал людей. Был со всеми любезен, но любил поизмываться. Сделает тебе услугу, а после прибирает к рукам — как вещь, как носовой платок. Я честный частник.

— Интересно знать, как вы с ним познакомились?

— Я дал объявление в «Вечерних новостях» насчет «BMW»: хотел за него шестнадцать кусков. Но не верил, что в Софии найдется дурак, который отвалит за блестящую колымагу такую деньгу. Ждал, когда спустится с гор какой-нибудь чабан. Однажды утром, прямо как вы сейчас, появился Искренов. Он был со своим шофером. Просидел у меня полчаса, после мы вместе обедали в ресторане Общества охотников и рыбаков. Он заказал салат из фазана. Много болтал, рассказывал о своей поездке в Индию. Я не понимал, чего от меня хочет этот тип. После третьей рюмки водки он наклонился ко мне через стол и сказал: «Даю десять тысяч!» Ну, я его послал куда надо. «Я предлагаю десять тысяч долларов, — говорит он, — а ты думай!» Я решил, что Искренов делает из меня дурака, что он из органов. И не на шутку сдрейфил. Он просек это и зазвал меня в ПО «Явор», чтоб я увидел, где и кем он работает. Цветанка, его секретарша, приготовила нам кофе и поднесла коньячку. «Цветана, — сказал ей Искренов, — для этого товарища двери моего кабинета открыты в любое время суток». Мы с женой думали два дня, прикидывали и так и сяк, все соображали и в конце решили не связываться с валютой. Искренов заплатил наличными, в левах... вот.

— Вы с женой проявили похвальную готовность к самопожертвованию.

— Понимаете, денег у меня и так навалом. Но вот эти руки — золотые. — Дядя Илия покрутил кистью правой руки, украшенной массивной серебряной цепью.

— У меня есть приятель, хирург, у него тоже золотые руки, однако за операцию по удалению аппендикса ему платят один лев двадцать стотинок.

— Я догадываюсь, куда вы гнете, товарищ Евтимов, но вы-то знаете, как у нас бывает. Я никогда не вымогал. Подчаливает, скажем, какой-нибудь хлыщ на «пежо», с полным карманом денег. Дядя Илия, говорит, только ты можешь справиться. А чувство собственного достоинства нынче в цене, оно нынче самый дефицитный товар. Я имею дело исключительно с импортными красками, техника у меня как в западногерманском автосервисе. Все чинно и благородно. Ой, да мы забыли про виски!..

— Я уже сказал, что не буду пить. Каким образом Искренов унижал людей?

— У него были бешеные связи. Бог с ней, с валютой! Он устроил моей теще путевку в санаторий в Банкя, сделал жену директором гастронома. Обещал протолкнуть сына в университет. Младший вот увлекается археологией. Но, поскольку Искренова нет, придется платить доценту по десятке в час. Искренов никогда не отказывал, но делал это как-то...

— Высокомерно?

— Нет... с брезгливостью. Давал понять, что ты нуль, тряпка, которой вытирают башмаки. Но был невероятно деликатным, будь он неладен!

Лицо дяди Илии исказилось выражением ненависти. Весеннее солнце играло на плюше кресел, отопление неумолимо работало, и гостиная напоминала роскошную сауну. Я проделал путь до Центрального кладбища не для того, чтобы здесь потеть.

— Вам знаком некий Павел Безинский, по прозвищу Покер?

Физиономия Чешмеджиева просветлела.

— Разумеется, он ездил на «ладе». Купил ее в подержанном состоянии на рынке.

— Значит, вы его машину тоже «бацали»?

— Нет, пардон! Покер никогда не ломался.

Эта деталь была важна, и я решил ее запомнить.

— Какие отношения были у него с Искреновым?

— Они ходили вместе как шерочка с машерочкой... не могли друг без друга.

— В смысле?

— У Покера была явная корысть: думаю, он сбывал валюту Искренова. Каждый день торчал у них дома, и иногда они его использовали как мальчика на побегушках. Я видел его как-то в магазине. У Покера был блат в продовольственных магазинах и в «Березке», он мог все покупать в «Березке» на доллары. Но оба ненавидели друг друга!

— Но почему? Ведь они были вроде дружками!

— Покер хороводился с женой Искренова.

— Я вас не понял.

— Он спал с Анелией, но Искренов прикидывался дурачком.

— Неужто романтическая история?

— Вы видели Безинского? Он был красаве́ц, мужик что надо, да и Анелия ничего себе... Может, это важно для вас: они иногда здесь ночевали. Наверху, на втором этаже, у меня есть комната для гостей.

— Важно. Но если Искренов сознательно прикидывался дурачком, это еще не повод для их взаимной ненависти.

— Выходит, что так. — Чешмеджиев посмотрел на меня взглядом слепца, который внезапно прозрел.

— Тогда каковы были мотивы их, так сказать, дружеских противоречий?

— Я должен подумать, товарищ полковник, мне трудно сразу ответить.

— Вы правы, — успокоил я его, — к тому же у меня нынче болит голова. Старая мигрень дает о себе знать. Нет ли у вас случайно синофенина — это новое дефицитное лекарство. Сказочное средство от головной боли.

— Я могу вам предложить анальгин или пирамидон, но о таком даже не слышал.

Я внимательно следил за выражением его лица: на нем было написано искреннее удивление и вместе с тем сожаление, что он не может мне услужить.

— Не беспокойтесь, — ободрил я его, — оно есть у меня дома. Выпью с небольшим количеством водки, и все пройдет. Сегодня вторник... До пятницы подумайте хорошенько. Приходите ко мне в десять часов — вы, конечно, знаете куда?

— Буду точен, как лондонский Биг Бен, товарищ полковник. А если у вас что-то случится с машиной — милости прошу.

— Но вы же не «горбатитесь» на Восток!

— Вы — дело другое: у каждого правила есть исключение.

В коридоре я чуть было не наступил на толстого рыжего кота, который тоже не обратил на меня внимания. Все в этом доме, казалось, преисполнены чувства собственного достоинства. Деньги коварны, они развращают даже животных!