Герман Геринг. Железный маршал - Борис Вадимович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руденко: За одного немца?
Геринг: Сначала там стояло пять — десять человек, а потом фюрер сам изменил это число путем прибавления нуля. Этот факт обсуждался, и в то время я узнал об этом документе.
Руденко: Известно ли вам о директивах ОКВ «Об обращении с советскими военнопленными»?
Геринг: Я должен был бы сначала просмотреть их.
Руденко: Пожалуйста. (Документ передается Герингу.) Обратите внимание на пункт «А», параграф 3, где указывается основное положение о том, что применение оружия против советских военнопленных, как правила, считается правомерным и освобождает караульных от всяких обязанностей разбираться в этом. Я еще хочу вам напомнить одно место из распоряжения об обращении с советскими военнопленными. Здесь говорится:
«По совершающим побег военнопленным следует стрелять без предупредительного оклика».
Это излагается и в памятке об охране советских военнопленных.
Геринг: Здесь указывается на трудности, которые заключались в незнании и непонимании языка. Поэтому охрана должна была немедленно применять оружие при попытках к бегству. Вот в чем приблизительно заключается смысл. Ясно, что при этом могли возникать недоразумения.
Руденко: Я спрашиваю: вы знали об этом документе?
Геринг: Здесь речь идет о документе, касающемся обращения с военнопленными. Он направлялся непосредственно моим инстанциям. Я не знал об этом документе.
Руденко: Вы не знали об этом? Хорошо. Еще один документ. Я имею в виду документ 854-ПС, который уже предъявлен, о безусловном уничтожении политруков и других политических работников.
Геринг: Я хотел бы подчеркнуть для разъяснения, что ВВС не имели никаких лагерей, в которых находились бы советские военнопленные. У них было только шесть лагерей, в которых содержались военнопленные других держав. Лагерей для советских военнопленных ВВС не имели.
Руденко: Я поставил этот вопрос и предъявил эти документы, потому что вы, по своему положению второго человека в Германии, не могли не знать о таких принципиальных указаниях.
Геринг: Как раз потому, что мое положение было столь высоким, я мало занимался приказами чисто ведомственного порядка об обращении с военнопленными. Они не имели наиважнейшего политического или военного значения.
Руденко: Обратите внимание на дату этого документа: «Главная ставка фюрера, 12 мая 1941 года».
Геринг: Да.
Руденко: Обратите внимание на параграф 3 этого документа: «Политические руководители в войсках не считаются пленными и должны уничтожаться, самое позднее, в транзитных лагерях. В тыл не эвакуируются».
Вы знали об этой директиве?
Геринг: Я позволю себе обратить ваше внимание на то, что в данном случае перед нами не какое-то указание, а «запись для доклада», подписанная Варлимонтом. В списке адресатов для рассылки документа не указывается никакая другая служебная инстанция, кроме отдела обороны страны. Таким образом, этот документ представляет собой запись для доклада.
Руденко: Значит, вы не знали об этом документе?
Геринг: Эта запись для доклада штаба оперативного руководства ОКВ. Это — не директива и не приказ. Это —.лишь запись для доклада.
Председатель: Это не ответ на вопрос. Знали ли вы об этой директиве или нет?
Геринг: Нет, я не знал о ней.
Руденко: Должны ли были выполняться в частях авиации директивы об обращении с советскими военнопленными?
Геринг: Если они исходили от фюрера, то да. Если они исходили от меня, тогда тоже да.
Руденко: Вы припоминаете свои директивы по вопросу об обращении с советскими военнопленными?
Геринг: Нет.
Руденко: Большинство из этих преступных приказов и директив ОКВ было издано еще до начала войны против Советского Союза, в порядке подготовки войны. Не доказывает ли это, что германское правительство и ОКВ имели заранее обдуманный план уничтожения советского населения?
Геринг: Ни в коем случае. Этим доказывается только то, что мы рассматривали борьбу с Советским Союзом как чрезвычайно жестокую борьбу и что эта борьба велась на основании других принципов, так как не существовало никаких конвенций по этому поводу.
Руденко: Скажите, вам известно об установке Гиммлера, которую он дал в 1941 году об уничтожении 30 миллионов славян? Вы об этом слышали также здесь, на суде, от свидетеля Бах-Зелевского. Вы помните эти показания?
Геринг: Да, но это был не приказ, а всего лишь речь.
Руденко: Скажите, ведь в германском тоталитарном государстве имелся единый руководящий центр — Гитлер и его ближайшее окружение, в том числе и вы как его заместитель? Одни и те же установки должны были быть и для Гиммлера, и для Кейтеля. Мог ли Гиммлер от себя давать установки об уничтожении 30 миллионов славян, не имея по этому вопросу указаний Гитлера или ваших?
Геринг: Гиммлер не издавал никакого приказа в отношении истребления 30 миллионов славян. Гиммлер произнес речь в том духе, что 30 миллионов славян должны быть истреблены. Если бы Гиммлер действительно издал приказ подобного рода, то он должен был, если он придерживался постановлений, спросить об этом фюрера, но не меня.
Руденко: Я не говорил о приказе, я сказал об установках Гиммлера. Вы допускаете, что такие установки Гиммлер мог давать без согласования с Гитлером?
Геринг: Мне ничего не известно о таком указании или распоряжении.
Руденко: Я еще раз повторяю вопрос: не являются ли аналогичными приказы и директивы ОКВ об обращении с населением и военнопленными на оккупированных советских территориях и о реализации общей директивы об истреблении славян?
Геринг: Никогда не существовало директивы, которая была бы дана фюрером или какой-нибудь другой известной стороной в отношении истребления славян.
Руденко: Вы должны были знать о массовом уничтожении граждан на оккупированной советской территории с помощью эйнзатцгрупп, полиции безопасности и СД. Не являлась ли деятельность эйнзатцгрупп результатом реализации заранее разработанного плана об уничтожении евреев, славян и других мирных граждан?
Геринг: Нет, деятельность эйнзатцгрупп была совершенно секретной.
Руденко: Подсудимый Геринг, в своих показаниях вы сообщали, что нападение на Польшу было осуществлено после кровавых событий в городе Быдгощ?
Геринг: Я показал, что срок выступления был ускорен вследствие тех событий, среди которых следует отметить также и кровавое воскресенье в Быдгоще.
Руденко: Вы знаете, что эти события произошли 3 сентября 1939 года?
Геринг: Я, возможно, ошибся в отношении даты событий в Быдгоще, — у меня нет соответствующих материалов.
Руденко: Понятно. Нападение было осуществлено 1 сентября, а события в Быдгоще, о которых вы заявили, произошли 3 сентября 1939 года. Я представляю Трибуналу документ-свидетельство, исходящее из Главной комиссии по расследованию немецких злодеяний в Польше, соответствующим образом удостоверенное в порядке статьи
