Человек с топором - Юрий Никитин

Игарна светло улыбнулась, исчезла. Мрак застыл с открытым ртом, кулаки сжались, явно хотел выругаться. Олег предостерегающе покачал головой. Возможно, это такой вежливый жест. Возможно, именно так и принято. Все возможно…

На самом деле он страшился даже подняться из кресла. Слон в посудной лавке натворит меньше делов, чем они двое, даже если будут очень сильно сдерживаться.

Мрак проследил за его взглядом.

— Олег, — сказал он с мужественной насмешкой, как подобает героям, раз их даже здесь считают героями, — приди в себя!… Тебя эта красивая змея околдовала, что ли?… Ты помнишь, ради чего мы сюда припорхали?… Еще звездная пыль на сапогах, а ты уже влип, как муха в горячий суп!… Ей сколько лет, ты уже выяснил?

Олег сказал тоскливо:

— Зачем мне ее возраст?… У женщин не спрашивают…

— Ха, а чего ты решил, что это женщина?

— Мрак, посмотри на нее…

— Смотрю и вижу крупную ящерицу на задних лапах. Помнишь, драконов зрели в облаках? Вот и ты узрел красивую девку в прямоходящей ящерице. Это попахивает даже не просто сумасшествием, это пусть, умные все с придурью, а скотоложест… нет, это ж еще жутчее, эта ж вообще не млекопитающее!

Олег посмотрел на него с отвращением, отвернулся. Мрак ощутил, что это через край, сказал другим тоном, рассудительно:

— А, кстати о птичках, сколько ей лет? Если восемнадцать, тогда ладно, стерплю твое слюнеразводительство. Но если за тыщу, то не поверю, что ни разу не попробовала поменять пол… просто так, от скуки. Представь себе, каким она была мужиком!

Он видел, что все как в стену горохом, однако капля точит камень, клевещите-клевещите, что-нибудь да останется, и нажимал, почему-то уверенный, что Игарне не меньше чем тысяча лет, а то и миллион. Они тут с Олегом среди этих совсем дети, ползунки, желторотики А спать с бабушкой или того страшнее — прапрабабушкой — как-то нехорошо, хоть с виду и молода, но вся кровь уйдет от причинного места, как только скажешь это роковое: «А она ж мне в прабабушки…»

Он встал, заходил взад-вперед. Олег понаблюдал, поднялся обреченно. Мрака не удержать, а будет странно, если двое из одной системы будут в поведении столь различны. За миллионы лет все расы, народы и прочие мелкие различия должны полностью исчезнуть, генетический код должен быть у всех один, как и психика одна, все жители Шара должны выглядеть почти одинаково, говорить одинаково и на все реагировать одинаково…

Даже если эти жители Шара — гозияле.

Три дня Мрак, сцепив челюсти, делал вид, что предается сложным размышлениям о Высоком, вот уж не думал, что когда-либо в жизни придется докатиться до такого, пусть даже в целях боевой раскраски, а Олег исследовал Шар.

За неимением близких аналогий он называл это путешествием по Сети очень продвинутого Интернета, ну очень продвинутого. Любые массивы информации получал и усваивал моментально, сам уносился в виртуальные миры… но не придуманные, а точные копии существующих. Мрак даже не пытался понять, что Олег видит, лишь догадывался, что тот, как и всякий нормальный землянин, в первую очередь оценивает военный потенциал противника… а они все, гады, противники, хоть и улыбаются во все тридцать четыре, жмут руки и уверяют в дружбе и братской солидарности эпохи гуманизма и общечеловеческих ценностей.

Западная часть стены по желанию Мрака исчезла, стала незримой, а когда заходило солнце, на абсолютно черном, торжественно черном беззвездном небе из-за края планеты начинал выдвигаться серебристый край. Он выдвигался и выдвигался, как сверкающий под лучами прожектора слиток серебра, блистающий, как айсберг, и, лишь когда занимал уже треть неба, начинало подниматься сверкающее ядро, и чудо становилось немного похожим на Сатурн с непомерно огромным кольцом, но только здесь все выковано из серебра, чистого и сверкающего так, что глазам больно…

Когда глаз начал различать в кольце отдельные струи, что, как в стремительном водовороте, закручиваются вокруг центра, где уплотненное ядро, в сознание наконец прорвалась мысль, что это и есть их родная галактика, вообще-то с прописной буквы, ибо она — единственная, она — Галактика, а все остальные звездные островки — просто галактики.

Не больше полусотни звезд стояли между Галактикой и твердью под ногами Мрака. Те звезды, где планеты еще не заселены, беспланетные звезды, их немного, и эти редкие звезды почти не мешали дивному зрелищу.

Игарна подошла, встала рядом и тоже долго смотрела на поднимающийся чудесный мир. Мрак подумал, что здесь, где вместо Луны видят вот такие восходы, и психика должна быть другой, и мировоззрение, не говоря уже о морали и философии.

— Красиво, — промолвила она тихо.

— Прекрасно!… Как жаль, что мы были этого прекрасного зрелища лишены…

Мрак удивился:

— Лишены?

Она наморщила носик:

— Вы о голографиях?… Нет, они не заменят ощущения подлинности. Но заселение шло с той стороны Шара, а это прекрасное зрелище во всей красоте открылось только сейчас, когда наконец-то вышли на край Шара. А как только заселим последние планеты…

— Да, — поддакнул он, — их осталось немного. Но строительные корабли достигнут Галактики только через тысячи лет!

Она мягко улыбнулась, положила пальцы на его руку. Ее пальцы были мягкими и прохладными, как у ящерицы, но эта прохлада успокаивала, как глоток холодной воды в жаркий день.

— Какие вы, гозияле, нетерпеливые!… Как будто забываете, что мы — бессмертны. Мы на своих планетах видели, как поднимаются горы, а затем рассыпаются в пыль, как возникают моря и океаны, а потом высыхают. Время для нас давно не имеет значения. Мы продвигаемся вперед неторопливо, уверенно. Без всякого риска! Мы сразу несем с собой привычный нам комфорт. Через три тысячи лет наши первые строительные корабли достигнут окраины Галактики. Еще за три-четыре тысячи лет подготовят первые планеты. Поставят Врата. А потом… потом туда отправятся первые жители. Он посмотрел на Галактику, потом на Игарку.

— Миллион звезд, — проговорил он медленно.

— Миллион звезд за десять миллионов лет… Я думаю теперь, что на всю Галактику потребуется меньше…

Она расхохоталась.

— Разве что в обществе будут преобладать гозияле!… Признайтесь, вы приехали за тем, чтобы распространить свои взгляды, а не затем, чтобы отказаться от них и, так сказать, вернуться в лоно?

Мрак ответил уклончиво:

— Нам не хотелось бы отказываться полностью… Все-таки в идеях Кеура о неинкурности и телеинрости есть то зерно, от которого отказываться так уж совсем нерационально.

На ее личико набежало облачко, бровки сдвинулись, в глазах появилось восхитительное выражение глубокой задумчивости.