Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками 1918 — 1924 - Ричард Пайпс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большевики тотчас ответили декретом, в котором излагались принципы их политики в отношении религии, прерывавшие связь церкви со светской властью, установившуюся с первых дней существования Российского государства. Как и в большинстве советских законов того времени, за либерально звучавшим названием декрета намеренно скрывалась его истинная тоталитарная сущность. Первая статья «Декрета о свободе совести, церковных и религиозных обществах» объявляла об отделении церкви от государства. [Декреты советской власти. Т. 1. С. 371–374. В последующих публикациях он был переименован в декрет «Об отделении церкви от государства», под каковым именем он и известен.]. В следующих статьях всем гражданам гарантировалось право исповедовать любую религию или никакую. Многие иностранцы и все восторженные почитатели советской власти, принимая эти заявления за чистую монету, подумали, что счастливым гражданам России предоставляется беспримерная свобода вероисповедания22. Но это были пустые заверения, ибо действительный смысл декрета означал смертный приговор церковным учреждениям. В отличие от революционной Франции, где духовенство после национализации земель было поставлено на государственное жалованье, советский декрет не только лишал их казенного содержания, но и запрещал религиозным и церковным учреждениям владеть каким бы то ни было имуществом, включая церковные здания и богослужебные предметы. (Поскольку государство еще не готово было пойти на закрытие всех подряд христианских храмов, синагог и мечетей, оно позволяло местным властям передавать в бесплатное пользование религиозным общинам «здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей».) Более того, декрет запрещал церкви брать плату за требы. Духовенство, таким образом, оставалось без всяких средств к существованию. Советская конституция 1918 г. по статье 65 лишала духовенство права избирать и быть избранными в Советы23. Словно этих ущемлений в правах было мало, советские власти предпочли интерпретировать принцип отделения церкви от государства в том смысле, что духовенство не может действовать организованно, то есть как единая общенациональная церковь: попытки сообщения между общинами или признание иерархии рассматривались prima facie как бесспорное свидетельство контрреволюционных намерений. [ «По смыслу декрета об отделении церкви от государства существование "церковной иерархии", как таковой, невозможно. Декрет предусматривает только существование отдельных, не объединенных между собой никакой административной властью, религиозных общин» (Известия. 1922. № 99/1538. 6 мая. С. 1).]. Дополнительные указы запрещали религиозное обучение лиц младше 18 лет24. Согласно 121 статье Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. «преподавание малолетним и несовершеннолетним религиозных вероучений в государственных или частных учебных заведениях или школах карается принудительными работами на срок до одного года»25. Ни одна из перечисленных мер не имела ничего общего с принципом отделения церкви от государства.
В ответ на новые законы церковный Собор в «Воззвании к православному народу» отметил, что «под видом отобрания церковных имуществ декрет стремится уничтожить самую возможность церковного богопочитания и богослужения», даже татары, закабалившие Россию, проявляли большее уважение к христианской вере. Собор предупреждал всех, кто помогает исполнять декрет, что они рискуют быть отлучены от церкви, и призывал верующих защитить храмы и монастыри от захвата26.
Декрет от 20 января вдохновил разгромы и разграбление храмов и монастырей, прокатившиеся по всей контролируемой большевиками территории, нередко при этом солдатам и матросам приходилось сталкиваться с упорным сопротивлением верующих, оборачивавшимся кровопролитием. По советским источникам, в период с февраля по май 1918 года в попытке защитить церковное имущество или в выступлениях верующих погибло 687 человек27.
Православная церковь и коммунистический режим вступили в состояние войны. В деревнях крестьян, уверовавших в приход антихриста и близость Страшного суда, охватил пьяный и истерический разгул28. Столкнувшись с такой ситуацией, власти воздержались от закрытия богослужебных зданий: в большинстве случаев местные советы предоставляли общинам право пользования экспроприированными православными храмами, синагогами и мечетями. Тем временем власти перенесли удар на монастыри, в которых видели оплот религиозной оппозиции и которые не пользовались такой симпатией населения. В 1918–1919 гг. они опустошили и закрыли большинство монастырей, к 1920 г. 673 монастыря были закрыты, а их владения — не только земли, но и свечные заводы, гостиницы, подворья — переданы либо крестьянам, либо государственным учреждениям29. Домовые церкви и часовни были разграблены и закрыты почти все без исключения и превращены в клубы или иные места проведения досуга трудящихся.
Тихон отошел от позиции невмешательства в политические дела в марте 1918 г., после ратификации Брестского мирного договора, воспринятого им крайне неодобрительно. «Святая Православная Церковь, — писал он, — искони помогавшая русскому народу собирать и возвеличивать государство русское, не может оставаться равнодушной при виде его гибели и разложения»30. Это было откровенно дерзкое выступление по чисто политическому мотиву.
После объявления большевиками в сентябре 1918 г. Красного террора патриарх повел себя еще решительней. 26 октября, в первую годовщину октябрьского переворота, он выступил с обращением к Совнаркому, осуждающим коммунистический режим за то, что он не дал стране ничего, кроме унизительного мира и братоубийственной войны, пролил потоки невинной крови, побудил к грабежам и лишил народ свободы. «Не наше дело судить о земной власти, — признавал патриарх, увещевая правительство, — отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Лук. XI, 51), и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф. XXVI, 52)»31.
Это был самый дерзкий вызов, когда либо брошенный новой власти лицом такого ранга, сравнимый с поступком митрополита Московского Филиппа, когда он пытался усовестить погрязшего во грехе Ивана Грозного и поплатился за это своей жизнью. Нам неведомо, что двигало патриархом, когда он позволил себе выступить открыто: хотел ли он поднять народ на борьбу против власти или просто исполнить свой нравственный долг. Некоторые историки, склоняясь к первому и отмечая пассивность к призывам патриарха, делали вывод о том, что послание не достигло цели32. Такие умозаключения не принимают в соображение не только обстановку необузданного террора, развязанного ЧК, но и тот факт, что сам Тихон в следующем послании (21 июля 1919) призывал христиан воздержаться от мести за мучения, которые им приходится претерпевать от рук властей33.
В ответ правительство заключило патриарха Тихона под домашний арест. Спустя три месяца, в начале октября, в советской прессе был обнародован удивительный документ — послание патриарха Тихона, в котором он наставлял духовенство держаться в стороне от политики, ибо не дело церкви разжигать братоубийственную войну. В опубликованной версии патриарх призывал всех христиан повиноваться властям: «Не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность Советской власти, подчиняйтесь и ее велениям»34. Эти слова были с глубокой горечью встречены в Добровольческой армии, в тот момент двигавшейся на Москву35. В действительности текст послания был существенно подправлен. Открытие советских архивов дало возможность убедиться, что Тихон определял свой призыв к послушанию властям с оговоркой — «поскольку они не противоречат вере и благочестию»36. А так как в глазах церкви любые деяния большевиков подрывали устои христианства, послание в его истинном виде приобретает совсем иной смысл.
* * *Одновременно с подрывом экономического и юридического положения церкви власти повели наступление против самой веры. Атеистическая пропаганда, соединявшая в себе карнавальные черты со святотатством, прибегала ко всевозможным средствам воздействия: к печатному слову, карикатуре, театрализованным представлениям и пародийным религиозным церемониям.
1 марта 1919 г. в Москве развернулась кампания, направленная на развенчание культа мощей святых37. По православному представлению, мощи святых не подвержены тлению. В русских монастырях и храмах были выставлены богато украшенные раки, содержащие мощи святых, они становились местами паломничества, привлекавшими большое число верующих. При вскрытии рак, по распоряжению властей, в них обнаруживались либо скелеты, либо муляжи. Вскрытие мощей преподобного Сергия Радонежского, самого почитаемого русского святого, в Свято-Сергиевой Троицкой лавре произвело большую сенсацию. Результаты вскрытий подорвали престиж церкви в глазах наиболее образованной части верующих. На простых людей это, похоже, произвело обратное действие, укрепив их веру и породив множество рассказов об удивительнейших чудесах38. («Барышня, — объяснял один старый крестьянин американке, — наши святые ушли на небо и оставили вместо своих мощей тряпки и солому, когда узнали, что безбожники собираются осквернить их могилы. Это было великое чудо»39.)