Свой выбор - Рина Зеленая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такую же подрывную деятельность Альбус вел и против других праздников, но пока даже сместить зимние каникулы у него не вышло. Сколько бы Дамблдор не твердил о Рождестве, сколько бы ни устраивал пир перед каникулами, называя его рождественским, сколько бы ни продвигал новые традиции, все чистокровные и большая часть полукровок отправлялась домой вовсе не для празднования Рождества, а на Йоль. И если большинство преподавателей эту идеологическую войну воспринимали или с юмором, или с недоумением, то Минерва всячески поддерживала Альбуса, хотя сама была чистокровной ведьмой из семьи с традиционным наследием.
— Все должны присутствовать! — непреклонно воскликнула волшебница. — Такие застолья нужны для того, чтобы способствовать единению студентов, их дружбе, взаимопониманию…
— Тогда, я думаю, дети поймут причину отсутствия моего студента, — продолжая улыбаться, перебил женщину Флитвик.
— Это какую же? — недовольно сверкнула глазами МакГонаналл.
— Минни, неужели ты стареешь, раз начались проблемы с памятью?
Снейп хмыкнул, уловив сарказм в тоне полугоблина.
— Сегодня 31е, — тихо вклинилась в беседу учителей Септима. — Десять лет назад мир освободился от Того-Кого-Нельзя-Называть. Но еще… в этот деть десять лет назад один мальчик стал сиротой.
Минерва нахмурилась и прикусила губу. Было видно, что она совершенно не подумала о чем-то подобном.
— Удивительно, что ты не подумала о том, что мальчик может не захотеть сидеть за праздничным столом в вечер, когда погибли его родители, а он сам стал полным сиротой, хотя сама всего неделю назад самолично рассказывала Поттеру о том, какими замечательными людьми были Лили и Джеймс, — покивав Септиме, сказала Помона. — Хотя… О чем я? Ты даже не смогла рассказать ребенку, который не помнит своих родителей, хоть одну историю о них. А ведь была деканом Поттера и Эванс.
— И кстати, Минерва, у вас тоже не все студенты, — добавил от себя Северус. — Грейнджер нет.
Если бы не придирка самой МакГонагалл, Снейп не стал бы присматриваться к столу Гриффиндора, но сейчас ему очень хотелось поддеть профессора.
Волшебница дернулась и уставилась на своих львов, но в ее взгляде было не беспокойство, а раздражение и обида.
— Ее не было сегодня на моем занятии, — поделилась Спраут. — Дети тебе не рассказали, Минни?
Минерва промолчала и побледнела, видя толику злорадства во взгляде Северуса. От дальнейшего разговора волшебницу спас Дамблдор, появившись из боковой двери.
— Все уже собрались, мои дорогие? — радостно спросил он, оглядывая учителей и студентов.
— Квиринуса пока нет, — отметила Ирма Пинс.
— О, этот мальчик…
— Он видно заблудился в коридорах, — с издевкой бросил Снейп.
* * *
Гарри лишь отчасти солгал профессору Флитвику, когда сообщил о том, что не хочет присутствовать на пиру. Разговаривая с учителями, знавшими его родителей, мальчик уловил, что многие испытывали куда более глубокую скорбь по Поттерам, чем сам Гарри. Для него Лили и Джеймс Поттеры до этого лета были лишь именами и абстрактными образами, нарисованными воображением. О них не говорили дядя и тетя, мальчик не видел фотографий и ничего не помнил о них, а потому его эмоции всегда были расплывчатыми, невнятными. Не помня любви родителей, он не тосковал о них, как о конкретных людях. Вся его боль была связана с мечтой о людях… хотя бы об одном человеке, для кого Гарри был бы важен. Кому он был бы нужен. Кто любил бы его. И кого сам юный маг мог бы любить.
Долгое время он был глубоко привязан к миссис Смит из библиотеки, но потом подрос и осознал, что она никогда не сможет назвать его сыном или хотя бы племянником. Так же как и он не получит права называть ее мамой. Поняв это и не видя никаких перспектив, Гарри смирился с одиночеством. С тем, что тетя и дядя его ненавидят. С тем, что в его жизни никогда не будет таких людей, как мама, папа, любящих тети и дяди, дедушек и бабушек.
А потом он разом обрел троицу эльфов и целую толпу родственников, готовых и помочь, и научить, и рассказать. И эльфы с портретами стали для него ближе и роднее, чем молчаливые, но радостные фотографии родителей.
Слушая рассказы о них, Поттер пытался найти связь, но ничего не выходило. И испытывал вину лишь от того, что не чувствует тех сильных эмоций, которые должен был ощущать.
Вот и в вечер Хэллоуина, оставшись один в спальне, Гарри виновато перелистывал страницы объемного альбома, всматриваясь в лица родителей, но не мог найти в себе ничего, кроме вины перед дедушками, бабушками, учителями, мадам Пинс и Луной. И больше всего он винил себя за то, что воспользовался отговоркой о родителях, чтобы не ходить на пир.
— Интересно, вы бы смогли меня понять и простить? — спросил мальчик, трогая лица юных и счастливых Поттеров.
Альбом Гарри презентовал Ксенофилус Лавгуд, когда узнал о знакомстве дочери с Поттером. Луна рассказала ему об этом месяц назад, после письма Гарри, где тот упомянул свою охоту на снимки родителей. Дома таких фотографий было немного, особенно маминых, лишь самые поздние, а в школьном архиве нашлись лишь те, что вошли в выпускной альбом. Их, а также напечатанные в газетах, помогла скопировать библиотекарь, знавшая очень качественные дублирующие чары. Еще несколько снимков нашли в своих коллекциях Флитвик, Спраут и Помфри, но у них были только групповые снимки, сделанные на последних двух курсах Поттера и Эванс.
Рассказывая обо всем Луне, Гарри не ожидал, что девочка подключит к поискам отца, и они вместе соберут для мальчика почти два десятка снимков как из собственных альбомов, так и у знакомых.
В толстом сопроводительном письме Луна рассказала то, что смогла
