Апокалиптическая фантастика - Майк Эшли

Какое-то время я ждала, что жукачи вернутся или покажется кто-нибудь еще, но потом поняла, что никогда…

[пробел]

Каждые десять — двенадцать лет я снова и снова пытаюсь убить себя, но, конечно, у меня никогда не получается, и я прекращаю себя мучить. Ты, ублюдок, укравший мою смерть, не мог сделать так, чтобы я никогда не чувствовала боли, никогда! Каждый раз, когда я творю что-то с собой, из ран хлещет кровища и боль такая, что спятить можно, но все всегда проходит.

Первые несколько лет было не так уж паршиво, потому что я нашла склад дисков, проигрыватель и кое-какие источники питания, так что по крайней мере могла смотреть голографическое видео и все такое. Я прокручивала диски, все подряд, опять и опять, по кругу, пока не выучила фильмы наизусть. Они у меня уже в печенках сидели, и от скуки я перешла на образовательные диски, узнала кое-что о физических сущностях, лекарствах и прочей дряни. Хуже стало, когда закончились работающие батареи, а сдохшие я перезарядить не могла.

Это чертовски нечестно! Батарейки умирают, а я — нет.

Я никогда особо не любила читать, но когда смотреть головидео стало больше невозможно, я нашла библиотеку с тысячами текстовых дисков. Однако просмотрщик не заработал. Зато на одном чердаке обнаружилось несколько сотен древних книг и журналов, которыми люди пользовались еще до появления дисков. Я сходила с ума от скуки и только потому приступила к чтению.

Затем мне пришла в голову идея начать писать самой, и вот я взялась за этот дневник. Нет, конечно, никто его никогда не прочтет, разве что те жукачи вернутся. Печатать, как большинство людей в мое время, я не могла, но нашла несколько старых карандашей, и вот результат.

Я решила, что если уж стала записывать, то работу надо делать хорошо, так что стоит выучить всю эту орфографию и пунктуацию с ее запятыми и кавычками и, может, запомнить кое-какие длинные слова, если они отыщутся в книгах. Так что я старалась вести достойный дневник моей…

[пробел]

Я давно уже перестала считать года. Это было легче, когда сезоны менялись. После того как я стала бессмертной, зима меня совершенно не беспокоила, разве что путешествовать делалось труднее. Когда же погибла вся растительность, я все равно отслеживала времена года, потому что наступала — и отступала — зима. Лучшее в зиме то, что становится меньше насекомых.

Долгое время от меня не отставали москиты. И мухи. Но теперь они, кажется, все перемерли. Кроме жуков. Куда бы я ни пошла, всюду миллионы жуков. Хоть бы и они сдохли.

Хоть бы я сдохла!

Сейчас мне, кажется, около трех тысяч лет, хотя на вид все еще только шестнадцать.

Я все еще помню отца. Помню, как он орал на меня и бил. Я ненавижу его, ненавижу. Единственное, что никогда не умрет, кроме меня, — это ненависть.

[пробел]

Солнце с каждым днем становится больше и краснее. Времен года нет, можно считать, что наступило вечное лето.

Все жарче и жарче. Я много потею, но это значит лишь то, что наноублюдки во мне трудятся усерднее, возмещая влагу, а моя дырка плавит все больше того, на чем я сижу, набирая энергию, массу и все такое. Я забыла многое из того, что твердили мне доктора, но это помню.

И помню Луну. Пока еще оставалась трава, я спала в поле, под звездами, глядя в полудреме на дружелюбную Луну.

Луна исчезла уже давно. Не знаю, куда она делась.

Однажды я попробовала…

[пробел]

Наноштуки во мне каким-то образом меняются. Недавно я открыла, что больше не нуждаюсь в сне. Я пыталась, но сон так и не пришел. Я очень старалась, но мне уже никак не уснуть.

Это ужасно нечестно. Все это время единственное, что оставалось во мне нормальным, — это способность спать. Значит, теперь ублюдок, укравший мою смерть, украл и мой сон. Так сделал бы хотя бы так, чтобы я не уставала!

Когда я сообразила, что мои наноботы меняются, то начала надеяться, что скоро смогу умереть. Пустые мечты! Я все еще тут.

После того как не стало времен года, я пробовала считать дни и ночи. Все дерево и большинство железа превратились в пыль и ржавую труху, только пластик и кое-какое стекло остались с тех времен, когда здесь жили люди. И еще камень. Я нашла старые куски какой-то пластмассы, на которой могла царапать, и делала зарубку каждое утро, когда всходило солнце. Маленькие такие зарубки, по десять в ряд. Куда бы я ни пошла, я брала эту пластмасску с собой, чтобы продолжать следить за временем. Впрочем, теперь все места выглядят одинаково.

Я сделала тысячу триста сорок семь зарубок, и ставить оказалось больше некуда. Нескоро я нашла другой кусок пластмассы. Нацарапав на нем еще тысячу триста сорок семь штрихов, я стала каждый день перечеркивать по десятку зарубок. Так продолжалось довольно долго.

Я одна уже по меньшей мере двенадцать тысяч лет.

Я решила простить своего отца.

[пробел]

Я слепну на один глаз. На левый. Не помню, когда в последний раз что-либо возбуждало меня, но когда я заметила непорядок со зрением, я возбудилась, о да! Если со мной что-то не так и лучше не становится, может, эти вонючие нанотвари внутри меня наконец поломались?

Мои зубы давным-давно стерлись до пеньков. Помню, кто-то из врачей там, в лаборатории, предупреждал, что это произойдет, и предлагал мне вырвать зубы, пока они еще есть. Жаль, что тогда я отказалась. Какой-то зуб болел у меня целых триста лет. Сейчас все прошло.

Думаю, года становятся короче, словно Земле требуется меньше времени, чтобы обогнуть Солнце. Оно постоянно такое яркое, что невозможно определить, когда наступает ночь, и…

[пробел]

Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ Я ЧЕРТОВСКИ ХОЧУ СДОХНУТЬ

[пробел]

Хотя я давно уже перестала нуждаться в воздухе, я все равно продолжала дышать, чисто рефлекторно. Иногда, со скуки, я задерживала дыхание на шесть-семь часов, но потом всегда опять начинала. Усилий это не требовало. Помню, когда-то, когда я еще могла спать, я засунула на ночь голову в пластиковый пакет и плотно завязала его вокруг шеи, чтобы внутрь не проникал воздух. Проснувшись на следующий день, я не дышала несколько часов, но разницы не почувствовала, так что я стянула с себя шуршащую дрянь — и дыхание возобновилось, как всегда.

Это было давным-давным-давным-давно. Дышать теперь стало труднее. Нет, меняюсь не я, а воздух. Он вроде как гуще, чем должен быть, и горячее, и липкий какой-то. Думаю, в нем есть и яд, но недостаточно сильный, чтобы прикончить меня. Вдыхать довольно больно, и когда я ощутила эту боль впервые, то снова обрадовалась, понадеявшись, что умираю. Но дышать делалось все трудней и трудней, все болезненней и болезненней.

Однажды я заметила, что больше не дышу. Я возомнила, что мое тело наконец сдается! наконец! наконец! Но, очевидно, оно просто решило, что дыхание отныне требует слишком больших усилий, и ослабило рвение.

Давным-давно я случайно нашла реку, где текла в основном мерзкая зловонная жижа, но я все равно глотнула из нее, просто чтобы вспомнить воду. Не знаю, когда я в последний раз видела реку. Или озеро.

Большинство городов обратилось в прах. Я вернулась к побережью, то есть туда, где оно должно было быть, чтобы наблюдать за изменениями океана. Уверена, вся рыба вымерла тысячи лет назад. Некоторое время в океане еще жило что-то водорослеобразное, но теперь — сомневаюсь.

И сам океан мельчает. Каждый раз, когда я прогуливаюсь по пляжу, полоса песка и камней делается шире.

Попадалось тут нечто шевелящееся, я таких тварей прежде не видела. Их наверняка не было до того, как все люди сгинули, так что научного названия у них нет. Фу, мерзость! Ерзающая дрянь, у которой слишком много ног, и вся в слизи. И с длинными отростками вместо глаз. Они ворочались в иле возле океана, пока тут еще был ил. Какое-то время я была просто счастлива видеть их, это было что-то новое — и живое. Теперь они пропали.

Иногда я кричу, но меня никто не слышит.

Когда-то я и плакала. Сейчас слезы не текут, и не важно, насколько сильно мне хочется зареветь. Это просто жутко нечестно. Я не могу есть, не могу пить, не могу спать, не могу дышать и даже не могу плакать. Я потеряла все, что некогда делало меня человеком, вот только не могу умереть.

[пробел]

…должен же быть какой-то способ выключить солнце — оно такое яркое, и когда…

[пробел]

Теперь все происходит быстрее. Я привыкла, что мои раны, когда я их себе наношу, заживают с обычной для лечения скоростью. Вчера же я нашла зазубренный обломок пластмассы с острым краем и нарочно вспорола себе руку от запястья до самого плеча. Полилась кровь, и я понадеялась, что нанотвари вытекут из меня. Но на моих глазах рваная рана затянулась ровно за девятнадцать секунд. Теперь я исцеляюсь быстрее.

Это так чертовски нечестно.

[пробел]

Те жукачи с их железным шаром так и не вернулись, но зато объявились какие-то зеленые сияющие люди. Нет, фигурой они не напоминают людей, но — да, они зеленые и сияют. Думаю, они все женщины, не мужчины. Они начали строить город, посадили какие-то растения, изменили воздух, так что дышать стало полегче. Конечно, я бросилась к ним с раскрытыми объятиями. Их речь — сплошной скрежет, однако они все равно попытались научить меня своему языку, и я старалась научиться, но это слишком сложно. Небо теперь все время такое яркое, что за короткий отрезок ночи едва можно разглядеть пару звезд, но одна из зеленых леди показала наверх — думаю, она объясняла, с какой звезды они прибыли, то есть возле какой звезды кружится их планета.