Унесенные ветром - Маргарет Митчелл

До дома оставалось не больше пятнадцати миль, но старая кляча тащилась так медленно и ей так часто приходилось давать отдых, что на это путешествие у них мог уйти целый день. Еще целый день! Скарлетт смотрела на слепящую глаза красную ленту дороги, изрезанную глубокими колеями, оставленными колесами орудий и санитарных фургонов. Пройдет еще не один час, прежде чем она увидит своими глазами, что Тара по-прежнему стоит на месте и Эллин там. Еще не один час трястись им под палящим сентябрьским солнцем.

Она снова бросила взгляд на Мелани — та лежала, опустив опухшие веки, жмурясь от солнца. Скарлетт дернула за ленты чепца, распустила узел под подбородком и кинула чепец Присей.

— Накрой мисс Мелани лицо. Солнце бьет ей прямо в глаза. — Но сняв чепец, она тотчас почувствовала, как ей припекает голову, и подумала: «К концу дня я буду вся в веснушках, пятнистая, что твое кукушкино яйцо».

Никогда еще не приходилось ей бывать под открытым небом без шляпы или без шарфа, никогда ее холеные ручки не держали вожжей без перчаток. И вот теперь она сидит на самом солнцепеке в этой разбитой колымаге, запряженной подыхающей клячей, — сидит грязная, потная, голодная, и ничего ей не остается другого, как тащиться со скоростью улитки по этой обезлюдевшей земле. А всего несколько недель назад она благополучно жила под надежным кровом! Ведь еще так недавно она, как и все вокруг, считала, что Атланта никогда не будет сдана и нога неприятеля не ступит на землю Джорджии. Но маленькое облачко, появившееся на северо-западе каких-нибудь четыре месяца назад, превратилось в мощную грозовую тучу, породившую невиданной силы ураган, и он смел с лица земли мир, в котором она жила, разрушил ее упорядоченную жизнь и зашвырнул ее сюда в этот притихший, опустошенный, населенный призраками край.

Существует ли еще на свете Тара? Или и ее тоже сметет этим ураганом, пронесшимся над Джорджией?

Скарлетт стегнула измученную лошадь по спине в тщетной попытке заставить ее быстрее тащить раскачивавшуюся из стороны в сторону на разболтанных колесах повозку.

Смерть была рядом, ее присутствие ощущалось в воздухе. В вечереющих лучах клонившегося к закату солнца знакомые поля, знакомые зеленые рощи расстилались перед глазами Скарлетт неестественно молчаливые, тихие, вселяя в сердце страх. При виде каждого опустевшего, пробитого снарядом дома, мимо которого проезжали они в тот день, при виде каждого остова печной трубы, торчавшего словно часовой над закопченными руинами, страх все глубже заползал в ее душу. С прошлой ночи им не попалось на пути ни единого живого существа — ни человека, ни животного. Только трупы — трупы людей, трупы лошадей, трупы мулов… С раздутыми животами, они валялись у дорог, и мухи тучами вились над ними, а вокруг ни души. Ни щебета птиц, ни далекого мычания стада, ни шелеста ветра в листве. Только глухие удары усталых лошадиных копыт по земле да слабое попискивание новорожденного нарушали тишину.

Печать какого-то странного, словно колдовского оцепенения лежала на всем. И холодок пробежал у Скарлетт по спине, когда ей подумалось, что эта земля — как любимое, прекрасное лицо матери, тихое, успокоившееся наконец после перенесенных смертных мук. Ей чудилось, что эти знакомые леса полны призраков. Тысячи солдат пали в боях под Джонсборо. Их души — души друзей и души врагов — глядели на нее оттуда, из этих заколдованных рощ, сквозь пронизанную косыми вечерними лучами солнца зловеще недвижную листву — слепыми, багровыми от крови и красной пыли, страшными, остекленелыми глазами глядели на нее в ее разбитой повозке.

— Мама! мама! — беззвучно прошептала Скарлетт. О, если бы только добраться до Эллин! Если бы только каким-нибудь чудом Тара осталась целой и невредимой и она могла бы, миновав длинную подъездную аллею, войти в дом и увидеть доброе, нежное лицо Эллин, ощутить мягкое прикосновение ее чудотворных рук, мгновенно отгоняющее всякий страх, могла бы припасть к ее коленям, зарыться в них лицом! Мама знала бы, что нужно делать. Она не дала бы Мелани и ее младенцу умереть. «Тихо, тихо!» — спокойно произнесла бы она, и все страхи и призраки развеялись бы как дым. Но мама больна, быть может, умирает.

Скарлетт снова стегнула хворостиной истерзанный круп лошади. Во что бы то ни стало надо ехать быстрее. Целый день тащатся они в самое пекло по этому проселку, и ему не видно конца. Скоро стемнеет, а они по-прежнему будут одни среди этой пустыни, где витает смерть. Скарлетт покрепче ухватила вожжи стертыми до волдырей руками и с яростью принялась понукать лошадь, не обращая внимания на ломоту в плечах.

Лишь бы добраться до отчего дома, до теплых объятий Эллин и сложить со своих слабых плеч эту слишком тяжелую для нее ношу: умирающую женщину, полуживого младенца, своего изголодавшегося сынишку, перепуганную негритянку — всех, ищущих в ней защиты, опоры, всех, кто, глядя на ее прямую спину, продолжает уповать на ее силу и отвагу, не понимая, что она давно их утратила.

Измученное животное не отзывалось ни на вожжи, ни на хворостину и все так же медленно тащилось, еле передвигая ноги, спотыкаясь, когда под копыта попадали большие камни, и шатаясь при этом так, что, казалось, того и гляди рухнет на землю. Но вот, в сумерках, они все же добрались до последнего поворота, за которым их долгое путешествие должно было прийти к концу. Свернув с проселка, они снова выехали на большую дорогу. До Тары оставалась всего миля пути!

Впереди проглянула темная масса живой изгороди — плотная стена диких апельсиновых деревьев, отмечавшая начало владений Макинтошей. Вскоре Скарлетт остановила лошадь на дубовой аллее, ведущей от дороги к дому старика Энгуса Макинтоша. В сгущающихся сумерках она вглядывалась в даль между двумя рядами старых дубов. Всюду темно. Ни единого огонька ни в окнах дома, ни вокруг. Когда глаза привыкли к темноте, она различила ставшую уже знакомой на протяжении всего этого страшного дня картину: очертания двух высоких печных труб, возносящихся вверх, как гигантские надгробия, над руинами второго этажа, безмолвно глядящими в пустоту незрячими проемами выбитых окон.

— Хэлло! — собрав остатки сил, крикнула она. — Хэлло!

Присей в ужасе вцепилась ей в руку, и, обернувшись, Скарлетт увидела ее вытаращенные от страха глаза.

— Не кричите, мисс Скарлетт! Пожалуйста, не кричите, — зашептала она срывающимся голосом. — Мало ли что может отозваться!

«Боже милостивый! — подумала Скарлетт, и дрожь прошла у нее по телу. — Боже милостивый! А ведь она права. Мало ли что может появиться оттуда, с пепелища!»

Она подергала вожжи, трогая лошадь с места. При виде дома Макинтошей последний еще теплившийся в ее душе огонек надежды угас. Дом был разорен, сожжен, покинут — как и все прочие усадьбы, мимо которых они сегодня проезжали. Тара находилась всего в полумиле отсюда, по той же дороге, прямо на пути неприятельской армии. Ее, конечно, тоже сровняли с землей. Она найдет там только груду обгорелых кирпичей, да звезды, мерцающие над отвалившейся кровлей, да Тишину — такую же страшную, как повсюду, могильную тишину. И ни Эллин, ни Джералда, ни сестер, ни Мамушки, ни негров — бог весть где они теперь!

Что толкнуло ее на этот безумный шаг? И зачем, вопреки здравому смыслу, потащила она с собой Мелани с младенцем? Для них было бы лучше умереть в Атланте, чем, промучившись весь день в тряской повозке, под палящим солнцем, найти смерть среди безмолвных руин Тары.

Но Эшли поручил Мелани ее заботам. «Позаботьтесь о ней», — сказал он. О, этот неповторимо прекрасный и мучительный день, когда он поцеловал ее, прежде чем расстаться с ней навсегда! «Вы ведь позаботитесь о ней, верно? Обещайте мне!» И она пообещала. Зачем связала она себя этим обещанием, вдвойне тягостным теперь, когда Эшли ушел из ее жизни? Даже в эти минуты, измученная до предела, она находила в себе силы ненавидеть Мелани и жалобный, писклявый голосок ее ребенка, все реже и слабее нарушавший тишину. Но она связала себя словом, и теперь и Мелани и младенец неотторжимы от нее так же, как Уэйд и Присей, и она должна бороться за них из последних сил, до последнего дыхания. Она могла бы оставить Мелани в Атланте, сунуть ее в госпиталь и бросить там на произвол судьбы. Но после этого как взглянула бы она Эшли в глаза на этой земле, да и на том свете, как призналась бы ему, что оставила его жену и ребенка умирать на руках у чужих людей?

О, Эшли! Где был он этой ночью, когда она мучилась с его женой и ребенком на темных, лесных, населенных призраками дорогах? Жив ли он и думал ли о ней в эти минуты, изнывая за тюремной решеткой Рок-Айленда? Или его уже давно нет в живых и тело его гниет в какой-нибудь канаве вместе с телами других погибших от оспы конфедератов?

Нервы Скарлетт были натянуты как струна, и она едва не лишилась чувств, когда в придорожных кустах внезапно раздался шорох. Присей пронзительно взвизгнула и бросилась ничком на дно повозки, придавив собой младенца. Мелани слабо пошевелилась, шаря вокруг себя, ища свое дитя, а Уэйд сжался в комочек и зажмурил глаза, утратив даже голос от страха. Потом кусты раздвинулись, затрещав под тяжелыми копытами, и всех их оглушило протяжное, жалобное мычание.