Европа перед катастрофой. 1890-1914 - Барбара Такман

Понимая всю серьезность социальной проблемы, Черчилль полагал, что либералам она под силу, и намеревался играть в ее решении главную роль. Помимо амбиций, им двигала глубокая привязанность и любовь к состарившейся няне его детства госпоже Эверест 50. Она символизировала участь безработных стариков, «о которых некому позаботиться и которым не на что жить до конца дней своих». В 1904 году он сделал свой выбор. С той поры во всех выступлениях Черчилль проповедовал либерализм как «общее дело миллионов обездоленных людей», к которым следует относить и рабочий класс, чтобы оторвать его от губительного социализма. Он понимал: если либералам не удастся отвоевать профсоюзы у крепнущей лейбористской партии, то рано или поздно они потерпят крах. Он поставил перед собой эту цель, вместе с Ллойдом Джорджем начал разрабатывать законодательства, касающиеся оплаты труда, рабочих часов, пенсий, социального страхования. Выступая в Глазго в октябре 1906 года, он изложил программу, сформулированную фактически на основе фабианских идей «государства всеобщего благоденствия» и превосходившую планы правительства, младшим министром которого был. «Мы намерены провести черту, ниже которой мы не позволим человеку ни жить, ни трудиться», – заявлял он уверенно и смело, предложив наделить государство функциями «резервного работодателя», установить минимальные стандарты и ввести государственную собственность на железные дороги. Беатриса Вебб была очень обрадована. «Уинстон отлично применил схему Веббов», – записала она в дневнике, поставив ему высший балл: «Блестяще талантлив».

Оппортунист, способный противостоять новым тенденциям, выдвинулся из рядов тори. Им был Фредерик Эдвин Смит, тридцатитрехлетний новый член парламента, впоследствии лорд-канцлер под именем лорд Биркенхед 51. Его «инаугурационная» речь в 1906 году была отмечена как самый сенсационный парламентский дебют эпохи. Как и Асквит, он был барристером, всего добился сам и тоже стал стипендиатом Оксфорда, где, заняв лидирующее место в студенческом союзе, в полной мере освоил все трюки и уловки искусного участия в дебатах. Подобно путешественнику, попавшему в незнакомую страну, он мог рассчитывать только на свой интеллект, отвагу, движущую силу амбиций и обыкновенное нахальство. Когда он поднялся среди остатков разгромленной армии тори, члены палаты увидели «молодого человека, изысканно одетого, чисто выбритого, имевшего гибкую, стройную фигуру, продолговатое и заостренное лицо, обрамленное напомаженными гладкими волосами, и с холодным презрением глядевшего на окружающих». Держа руки в карманах и продолжая смотреть на всех с высокомерным пренебрежением, он в уверенной и учтивой манере произнес речь, «наполненную оскорбительными выпадами и инвективами». Его ехидный тон произвел такое впечатление, что аудитория даже не заметила отсутствия практического смыслового содержания. Оратор изощрялся в сарказме, насмешках и язвительных упоминаниях, осыпая ими либералов, как горящими угольями. Тори оторопели, оживились, воспрянули духом. Когда оратор процитировал слегка искаженную версию предвыборного замечания Ллойда Джорджа по поводу китайских рабов на холмах Уэльса, и Ллойд Джордж, сидевший на передней скамье, прервал его, сказав: «Я этого не говорил», Смит нисколько не смутился. «Предполагая возможность проблем с памятью, – сказал он мягко, – я взял с собой газету “Манчестер гардиан” от 16 января», – и прочтя соответствующий параграф, добавил презрительным тоном: «Я склонен принять на веру слова репортера, а не достопочтенного джентльмена».

Триумфальное представление произвело необходимый эффект. Смит понимал, что в данный момент требовалось предпринять наступательную акцию, чтобы воодушевить тех, кто потерпел поражение. С того времени он быстро набирал политический вес и авторитет. Без основополагающей правительственной философии, он, как говорится, «мог ездить быстро, не зная куда». Его умственные способности были не менее впечатляющие, чем манеры Лансдауна. «Они не умещались в его голове», – говорила Марго Асквит. Идеи и принципы его не интересовали; для него важнее всего была игра материальных сил, которыми он мог с уверенностью манипулировать. Легенда гласит: еще в Оксфорде он и сэр Джон Саймон бросали монету, решая, в какую из партий они должны пойти, потому что ни одна из партий не выдержит их обоих. Возможно, история недостоверная, но то, что она сохраняется и пересказывается, показательно. После одного из выступлений Черчилля, адресованного трудящимся, Смит заявил: «Социалистам лучше не славить имя господина Черчилля, ибо он скорее всего украдет их одеяния, когда они пойдут мыться в ванную – если они, конечно, пойдут мыться, в чем я сомневаюсь». Это была непростительная насмешка, характеризовавшая новый тип политического деятеля. Ремарка Черчилля «господин Смит – неизменно вульгарен» не помешала ему обрести друзей и среди социалистов.

Смена правительства оживила давний конфликт. Теперь, когда либералы господствовали в палате общин, консерваторы в случае опасных для них ситуаций могли положиться на вето палаты лордов, как это они сделали в 1893 году, блокируя билль о гомруле Гладстона. Помимо борьбы между сторонниками перемен и приверженцами существующего порядка, конфликта между политикой реформ и политикой их сдерживания, назревала еще одна коллизия, предугаданная лордом Солсбери 52. Объясняя ее суть, он говорил: «Мы должны так выстраивать законодательство, чтобы удовлетворять и классы и массы. Особенно трудно иметь дело с классами, поскольку они неодобрительно относятся к законам, способным нарушить положение вещей, их удовлетворяющее». Если непорядок станет чересчур угрожающим, палата лордов вмешается, но не потому что они – лорды, а потому что они – резервные защитники существующего порядка. Постоянное использование вето для блокирования волеизъявления палаты общин может вызвать конституционный кризис. «Пока я здесь, – говорил лорд Солсбери, – ничего не случится. Я понимаю моих лордов в совершенстве. Но когда я уйду, неизбежны ошибки: палата лордов начнет конфликтовать с палатой общин».

Первым стал задираться Бальфур еще до открытия сессий парламента. Выступая в Ноттингеме в ночь своего поражения на выборах, он заявил: долг каждого консерватора добиваться, чтобы его партия «продолжала и у власти, и в оппозиции определять судьбы великой империи»53. Асквит усмотрел в этом претензию на утверждение власти консерваторов через палату лордов. Так это или не так, мы не знаем, но вскоре последовало показательное событие. В апреле 1906 года правительство либералов внесло новый законопроект о системе образования, аннулировавший спорные положения закона 1902 года. В частности, отменялась государственная поддержка конфессиональных школ. Партия высокой церкви [133] отреагировала столь же яростно, как нонконформисты в 1902 году. Проблема сразу же стала ареной борьбы двух палат. «Возможно, министры думали, – писал впоследствии лорд Эшер, – что все их законотворчество будет загублено палатой лордов, и они решили пораньше начать битву».

Бальфур, следуя логике рассуждений своего дяди, опасался, что лорды могут совершить ошибки. Он сказал лорду Лансдауну 54, лидеру консерваторов в верхней палате: стратегия правительства будет заключаться в том, чтобы готовить законопроекты с завышенными требованиями в расчете на то, что лорды будут исправлять или отвергать положения и создадут основу для возбуждения дела против них. Тогда либералы обратятся к нации за мандатом настоять на ограничении вето. Никогда еще, предупреждал он, лордам не приходилось играть «столь ответственную, деликатную и трудную роль».

Тон дебатов в палате лордов по проблеме образования был далек от того, чтобы его можно было бы назвать сдержанным, и их настроение нисколько не улучшилось, когда они получили из палаты общин законопроект о многократном голосовании, отменявший давний обычай, предоставлявший владельцу земель в более чем одном избирательном округе соответственно и большее число голосов. «Непременно что-нибудь произойдет55, – сказал Ллойд Джордж, с видимым удовольствием потирая руки. – Мы увидим величайшую игру в футбол на этом поле, уверяю вас». В декабре, словно исполняя и его ожидания, и пророчество Солсбери, лорды заблокировали оба законопроекта – об образовании и многократном голосовании. Однако они не помешали утверждению не менее, если не более сомнительного для них закона – о трудовых конфликтах, хотя либералы были бы только рады, если бы они не одобрили и этот билль. Законопроект, аннулировавший принцип «Тафф Вейл», был внесен в палате общин и принят, несмотря на нежелание правительства и возражения нескольких министров, под давлением лейбористов и радикалов. «Мы не могли пренебречь мнением столь многих людей, поддержавших его», – сказал военный министр либералов Холдейн. Не без дирижерского участия Лансдауна палата лордов утвердила закон только для того, чтобы не озлоблять рабочий класс и не крепить его альянс с либералами.