Ветер перемен - Корделия Биддл

Вспоминая брошенные Юджинией обвинения, Джордж так разозлился, что вдруг резко шлепнул рукой по мокрым от росы перилам балкона и закричал громко, чтобы перебудить весь лагерь:

– Поль! Дружище! А ну, давай побыстрее!

К тому времени, когда экспедиция была собрана к выходу, взошло солнце. Большой поход. Важный день. Новые друзья Джорджа, белые охотники, Палмер, Дейвис и сэр Гарольд Чалмон-дели, ускакали верхом по дороге, как, впрочем, и лейтенант Браун с Уитни, в то время как Оливер Смайт-Берроуз ходил взад и вперед, проверяя и перепроверяя поклажу носильщиков, ящики с продовольствием, ружья и патроны. Даже двухнедельная охота требовала впечатляющего списка предметов первой необходимости. Каждый вечер – обязательно солидно поужинать, а бутылка золотистого вина не могла заменить рислинг или рислинг – бутылку бордо.

Но вина, консервированные фрукты и креветки заняли гораздо меньше места на спинах носильщиков, чем палатки для приготовления пищи, стирки и ночлега, закатанные в аккуратные тюки цвета хаки. Поль с благоговением смотрел вокруг, потом наклонился, чтобы поговорить с сайке, грумом, держащим за уздечку его пони с широкой спиной.

– Мы похожи на армию, правда, Вэдайжи? – спросил малыш, а сайке просто кивнул в знак согласия головой в тюрбане. Что бы ни сказал или ни сделал маленький американец – ему до этого нет никакого дела.

Юджиния появилась как раз в ту самую минуту, когда доктор Дюплесси завершал фотосъемку исторического события. Она стояла в отдалении, пытаясь мыслить здраво и аргументированно. «Джордж не может взять Поля, – рассуждала она, – не может. – Но не имела понятия, как остановить мужа. Рядом проскочил доктор Дюплесси и с гордым видом удалился в сторону мужской компании; прискакали Джинкс и Лиззи, сказали матери что-то невразумительное и убежали. Юджиния думала только о сыне. – Джордж не вправе это делать, – убеждала она себя. – Я не позволю. Не позволю».

Впервые в жизни Юджиния поняла, что ненавидит мужа. Даже во время его пьяных загулов, испорченных детских праздников и рождественских каникул она находила причины простить его. Она прикрывала его всяческими отговорками, пока сама не начинала в них верить. Брал верх расчет, поскольку, как рассуждала Юджиния, жизнь продолжается. И к тому же слишком многое ставилось на карту: благополучие детей, хорошая семья, ее собственная спокойная жизнь. Было проще замазать отрицательные стороны. Было проще смотреть в другом направлении.

Но что-то изменилось, и сейчас она ненавидела своего мужа. «Пусть уезжает и отправляется на тот свет, если сам этого так жаждет, – сказала она себе. – Но он не вправе забирать с собой моего сына». Юджиния рассуждала здраво и спокойно; она рассуждала о нем, как о совершенно чужом человеке.

Джордж направил своего мерина в тенистое место, где его ждала жена. Он видел, как она появилась, и ее спокойное лицо на какой-то момент его обмануло, но приободренный духом товарищества и осознанием того, что его поведение оправдано равными ему по положению, он был готов еще раз противостоять гневу Юджинии. «Дом мужчины должен быть его крепостью, – заметил про себя Джордж. – Я не должен мириться с этим сумасбродством, как бы не так. Другие же не терпят, а уж они-то кое в чем смыслят».

– Вижу, ты встала с постели, чтобы помахать рукой на прощание, Джини! – задиристо крикнул Джордж, поднял коня на дыбы совсем рядом с Юджинией, и лошадь чуть было не наступила копытом на подол ее платья. «Право на стороне сильного, – сказал он про себя. Чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь; никогда не иди на уступки; никогда не сдавайся». Подобные сентенции поддерживали его мужество.

– Ты не вправе брать с собой Поля, – ответила Юджиния. Она говорила тихим голосом, не сдвинувшись с места, была спокойна и невозмутима. Смотрела мужу прямо в глаза, словно его возбуждение и выходка с лошадью были явными уловками, впечатлившими его одного.

– И каким же образом, моя дорогая, ты намереваешься мне помешать? – Джордж решительно запрокинул голову и самодовольно улыбнулся. «Не принимай близко к сердцу маленькую женушку, – предупредил он себя, – ты здесь хозяин». И заулыбался еще более самодовольно.

Пассивная насмешка достигла цели. Юджиния попыталась ухватиться за стремя, за подпругу, за поводья, за попону – лишь бы во что-нибудь вцепиться.

– Ты не можешь взять его, Джордж. – Она справилась с собой, чувствуя, что уверенность покидает ее. – Он слишком мал… Прежде всего, он ничего не смыслит в ружьях… – «Стоп, – приказала себе Юджиния. – Осторожнее на поворотах, не то расплачешься. И тогда он одержит верх».

Но урезонивания только укрепляют привычки. Муж – хозяин в семье, а жена – существо подневольное: на этом принципе строился их брак.

– Поль еще крошка, – повторяла она, – … он… вспомни, что произошло на «Альседо»… – Юджиния запнулась. Воспоминание о состязании по стрельбе было неотъемлемо связано с другим воспоминанием, и она неожиданно очутилась лицом к лицу со своим проступком, чувством вины и непростительным грехом. Юджиния отступила и сникла, уничтоженная ощущением собственной обреченности.

– Я повторяю, Юджиния, как ты намерена мне помешать? – Смех Джорджа подтвердил, что он точно знает, на что идет.

Остальные охотники невольно оказались свидетелями семейной ссоры и отошли в сторонку, вращая глазами и качая головами, удивленные нелепостью этой сцены. Сэр Гарольд прошептал Палмер: – До чего же верная эта старая пословица насчет женщин на буше, а?

– Однако будет лучше, если они разберутся побыстрее, – согласился Палмер. – Нам нежелательно медлить с отправлением. Солнце восходит, а вы знаете, до чего оно нас доведет к полудню.

Один лейтенант Браун остался стоять неподалеку, позволяя лошади обнюхивать землю, а сам наблюдал за Юджинией и Джорджем. «Черт возьми, приятель, – думал он, – твоя проклятая лошадь чуть не отдавила ноги твоей жене». Он дернул поводья и направился в сторону Джорджа.

В одно и то же время Юджиния перебирала в уме казавшиеся бесчисленными варианты: «Я плачу? – недоумевала она. – Или кричу? Наверное, я могла бы закричать. Уверена, что смогла бы; это не так уж и трудно. Или я могла бы умолять». Юджиния рассматривала каждую эмоцию, словно это был предмет туалета: сделаешь правильный выбор – твой сын спасен; ошибешься – лишишься всего.

– Возможно, сэр, будет лучше, если я останусь. – Голос лейтенанта Брауна заставил вздрогнуть и Джорджа, и Юджинию. – С миссис Экстельм и девочками, сэр.

– В чем дело, Браун? – грубо спросил Джордж, не склонный прекращать выяснения отношений с Юджинией.