Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу - Вячеслав Фомин

Волин (немцы именовали его Winetha, Julin, Jumne, Jumneta) источ­ники представляют величайшим из городов Европы. Гельмольд вслед за Адамом Бременским называет его «знаменитейшим», говорит, что «это действительно был самый большой город из всех имевшихся в Европе городов, населенный славянами вперемешку с другими народами... Этот город, богатый товарами различных народов, обладал всеми без исклю­чения развлечениями и редкостями». Уже в IX в. он занимал площадь в 50 гектаров, и его население в X в. состояло порядка из 5-10 тысяч че­ловек (для сравнения, шведская Бирка, которую обычно характеризуют не только как крупнейший торговый центр Швеции, но и всего балтий­ского Поморья, в середине IX в. была расположена на территории 12 га, а датский Хедебю в пору своего расцвета - X в. - занимал площадь 24 га, и число его жителей насчитывало несколько сотен человек, может быть, даже более тысячи). В XI в. балтийская торговля, достигшая цветущего состояния, была сосредоточена именно в Волине (около него обнаружена почти треть всех кладов Поморья), и он, в чем были тогда твердо убеж­дены на Западе, уступал только одному Константинополю. Развита была внутренняя торговля: города и важнейшие селения имели рынки, племе­на, даже самые отдаленные, торговали друг с другом. И торговлей балтийские славяне занимались не только повсеместно, но и чуть ли не це­лыми городами. Так, Оттон Бамбергский (ум. 1139) во время своего первого пребывания в Поморье (1124-1125) крестил жителей ряда городов в два приема, т.к. многие из них были купцами и во время первого крещения находились в чужих землях и возвратились домой уже после ухода миссионера. А когда он явился первый раз в Колобрег (Колобжег), то город оказался практически пуст, т. к. его жители от­правились торговать в море, на острова. Именно благодаря южно­балтийским славянам франкские и саксонские изделия оказывались на Севере и Востоке, а пушной товар, шедший из Руси, на Западе. Из своих товаров они продавали полотно, рыбу, соль, хлеб, лес и, может быть, янтарь. Но особенно была развита торговля рабами.

На то, что торговля являлась одним из самых приоритетных занятий южнобалтийских славян, указывает, отмечают специалисты, топография кладов в их землях. Поэтому естественно, что предшественниками Ганзы и ее ядром стали Именно южнобалтийские торговые города Старград, Росток, Штеттин, Волин, Колобрег, а никакие другие побережные города. И.Е. Забелин справедливо говорил, что Ганзейский союз есть «продолжение старого и по преимуществу славянского торгового движения по Балтийскому морю». Наш современник В.В. Похлебкин кон­статировал, что в VIII—XII вв. балтийской торговлей владели и задавали в ней тон южнобалтийские славяне. Характерной особенностью в развитии экономики славянского Поморья было, отмечают исследо­ватели, раннее и интенсивное развитие городов» (по В.Б. Вилинбахову, с VIII в.), что объяснялось их расположением на торговых путях. И эти торговые города славян - Старград у вагров, Рарог у бодричей, Дымин, Узноим, Велегощ, Гостьков у лютичей, Волин, Штеттин, Камина, Клод-но, Колобрег, Белград у поморян - были весьма обширны, многолюдны и хорошо устроены как в хозяйственном, так и в военном отношениях. Они имели улицы, деревянные мостовые, площади, большие дома (в два и, может быть, несколько этажей), были защищены высокими земля­ными валами, которые укреплялись частоколом и другими деревянными сооружениями. Исходя из того, что главный город ободритов Рарог нем­цы именовали Микилинбургом (Великим городом), а Волин, по их же признанию, «был самый большой город из всех имевшихся в Европе городов», напрашивается вывод, что подобных им городов они ранее ни­где не видели. Когда датчане захватили в 1168 г. на Руяне Кореницу, то они были поражены видом трехэтажных зданий.

Балтийские славяне являли собой одновременно и тип торговца и раз­бойника, причем в том и другом качестве добившись больших успехов. Они, а из их числа особо выделяют вагров и руян, разбойничая на море, «гнездились» по всему юго-западному берегу, датскому и славянскому, находили себе убежище и в Швеции. Вагрия славилась своими дерзкими и неукротимыми пиратами, немилосердно грабившими берега Дании. Лютичи, пишет Гильфердинг, любили дальние плавания и не раз ходили в Англию уже в VIII в., плавали они туда и три столетия спустя, и где их тогда знали, констатирует Забелин, как народ самый воинственный «на суше и на море». Говорят исследователи и о поселениях южнобалтийских славян в Нидерландах и Англии, и что в первой с VII-VIII вв. сущест­вовала колония лютичей-велетов. Столь масштабные действия на мор­ских просторах в качестве пиратов и в качестве торговцев славяне могли вести только при наличии мощного флота, призванного также защищать побережье. Этот многочисленный флот состоял из больших и малых ко­раблей, легких на ходу, вмещавших значительное количество товаров, пеших и конных людей. Славяне были самым мореходным народом на Балтике, «властвовали, - подчеркивает И.А. Лебедев, - на море безраз­дельно и были передовым народом в мореплавании. Они отличались ис­кусством в построении судов. Первые большие корабли, которые могли вмещать лошадей, были построены ими». Отсюда и важное новшество, введенное славянами в военно-морских операциях: погружая на кораб­ли коней и посредством их совершая быстрые вторжения вглубь терри­тории противника (этот способ был затем перенят у них датчанами). По свидетельству немецких ученых, именно у балтийских славян сканди­навы заимствовали «ряд морских терминов».

Уровень жизни балтийских славян поражал воображение чужеземцев. Так, в житиях Отгона Бамбергского говорится о Поморье, которое пред­стало перед ним в 20-х гг. XII в. в состоянии довольства и богатства: «Нет страны обильнее медом и плодоноснее пастбищами и лугами». По точ­ным словам Забелина, для европейцев славянская земля была «землей обетованной», в которой всего было вдоволь. Славяне, свидетельствуют современники, почти не знали бедности. О Поморье шла слава, что там не было нищих, а бедняки вообще презирались. Когда епископ Бернгард явился в 1122 г. для проповеди в Волин, то жители, лицезрел его разутым и в одежде бедняка, не поверили, что он есть посланник истинного бога, «полного славы и богатства», и приняли его за обманщика. Успех про­поведи Отгона Бамбергского во многом заключался именно в том, что поморяне увидели в нем богатого человека. В этом случае показательно сопоставление уровня жизни датчан и южнобалтийских славян, сделан­ное спутниками Отгона. Во время его второй проповеди (1127) на Юж­ной Балтике, когда он посетил главным образом города лютичей и Штет­тин, один из его приближенных побывал в Дании, у датского архи­епископа. И сразу же яркие краски, присущие в описании жизни и экономического быта балтийских славян, исчезают из жития святого: у датчан церкви и дома знатных людей очень бедны и убоги на вид, жи­тели занимаются в основном скотоводством, а также рыболовством и охотой. Земледелие развито слабо, в образе и одежде у датчан, заостряет­ся внимание, не было ни роскоши, ни изящества.

В 1845 г. Т.Н. Грановский заметил, что Скандинавию в торговлю с Востоком втянули «поморяне и преимущественно волинцы...». Во времена господства «ультранорманизма» подобный вывод звучал неле­пым вызовом, для большинства ученых он вызывающе звучит и ныне. Но справедливость слов Грановского подтверждают многочисленные факты. Так, шведский и другие скандинавские языки содержат славян­ские заимствования, например, «lodhia» -лодья (грузовое судно), «torg» -торг, рынок, торговая площадь, «besman» («bisman») - безмен, «tolk» -объяснение, перевод, переводчик, толковин, «pitschaft» - печать и дру­гие. Археологи А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов, Г.С. Лебедев, всемерно утверждая норманизм в науке, вместе с тем признают, что славянские слова в скандинавском охватывают «наиболее полно и представительно -торговую (включая и транспортную) сферу культуры». А этот факт оз­начает, что именно посредством славянских купцов скандинавы были приобщены к торговле, от них же получив безмен, без которого ее актив­ное ведение просто немыслимо. Исходя хотя бы из того, что слово «torg» распространилось по всему скандинавскому северу, до Дании и Норве­гии, то «мы должны признать, - резонно заключал С.Н. Сыромятников, -что люди, приходившие торговать в скандинавские страны и приносив­шие с собою арабские монеты, были славянами».

О том, что торговые пути на Балтике и в Восточной Европе проклады­вали славяне, говорят, наряду с лингвистическими, и нумизматические данные. Согласно им, самые древние клады восточных монет обнаружи­ваются на южнобалтийском Поморье (VIII в.), заселенном славянскими и славяноязычными народами. Позже подобные клады появляются на о. Готланде (начало IX в.) и лишь только в середине IX в. в самой Шве­ции. Надо заметить, что западная граница массового распространения восточных монет проходит по р. Лабе, т.е. совпадает с границей рас­селения славян и резко обрывается на рубеже с Саксонией и Тюрингией. «Это обстоятельство, - подчеркивает Б.А. Рыбаков, - естественнее всего связывать с действиями купцов-славян, для которых область славянского языка была областью их деятельности». О приоритете славянских куп­цов в балтийской торговле, и вместе с тем о том, что они предлагали своим покупателям в первую очередь, дополнительно свидетельствуют слова «сопа» («монета») в старофризском, заимствованное из древнерус­ского, где «куна» означала «куница, куний мех, деньги», «соболь», ко­торое через средне верхненемецкое «sabel» перешло в немецкое «Zobel», и также было заимствовано скандинавскими языками. А старославянское «kozuch» в значении «мех», видимо, полагают специалисты, преобразо­валось в средневековое латинское «crusna», «crusina», древневерхненемец­кое и древнесаксонское «kursinna», старофризское «kersua». В целом, как заключал немецкий ученый Й.Херрман, базой для осуществления связей по Балтике стало возникновение в VIII—IX вв. морских торговых путей, проложенных южнобалтийскими славянами.