Маска чародея - Дарелл Швайцер

— При других обстоятельствах мы могли бы стать друзьями, — заметил я.

— А разве мы не можем оставаться ими какое-то время? Разве наша дружба должна прерваться именно теперь?

— Думаю, да.

— Глупости, Секенр. — Она притянула меня к себе, обхватила одной рукой за спину, а другой залезла мне между ног и прошептала на ухо:

— Мне придется бросить тебе вызов, Секенр.

— А мне — тебе. И я делаю это прямо сейчас. Я уверен, все остальные нас слышат.

С силой стиснув мои гениталии, она вцепилась мне в ухо зубами. Я сопротивлялся, пытаясь вырваться. Локтем я заехал ей в лицо. Она перекатилась, оказавшись сверху, и начала вдавливать меня в свою накидку из перьев, которая неожиданно сомкнулась надо мной, как вода, и я полетел во тьму между миллионами темных птиц, пронзительно кричавших человеческими голосами и кружившихся вокруг яростно бушующей массой из когтей и перьев.

Свернувшись клубком, я катался из стороны в сторону, пытаясь защитить лицо и промежность, а они выдирали мне волосы, царапая и расклевывая мне бока, спину, ягодицы, ноги.

Открыв глаза, я увидел Пожирательницу, стоявшую надо мной с распростертыми в воздухе руками, ее тело светилось колдовским светом, она произносила слова, которых я не мог понять.

Тут она обратилась ко мне, использовав внутренний голос:

— Прощай, Секенр. А может быть, здравствуй. Вскоре мы с тобой будем гораздо ближе, чем когда-либо прежде.

— Да, ты права! — прокричал я в ответ.

Наши разумы раскрылись навстречу друг другу. Она открылась мне, жадно устремившись к моей умирающей душе, чтобы вобрать ее в себя. Я уже чувствовал ее триумф, сменившийся беспокойством и наконец тревогой, когда в моем и в ее сознании последовательно возникли образы: другой свет, нарисованные на странице птицы, переполненные солнечным светом, поднимающийся с листа бумаги дым…

Она поняла. Но было слишком поздно. Как только пергамент загорелся, она дико закричала.

Мне не надо было узнавать ее истинное имя, я захватил ее сущность, когда создал имя «Пожирательница» с помощью кисти и ручки на бумаге, сымитировав одно-единственное изображение птички, которое она беззаботно нарисовала собственной рукой, не задумавшись о последствиях. Этого оказалось вполне достаточно.

Ее бледное тело горело, закипая, покрываясь пузырями, кожа лопалась и сползала, а она вцепилась в меня, снова сомкнув вокруг меня кольцо рук, и мы вдвоем покатились по снегу в окружении вьющихся над землей птиц — мы оба горели и кричали, она ругалась, бесконечно повторяя мое имя, а в самом конце начала просить меня, умоляя то ли о прощении, то ли о милосердии — не могу сказать.

Наконец я освободился из ее объятий и лежал один, замерзший, промокший и обожженный с головы до ног.

Я молча сел, открыв глаза. Пепел и перья посыпались вниз. Я сидел совершенно голым на снегу, черным от трупиков обгоревших мертвых птиц.

Левое ухо болело сильнее всего. Я потрогал его — пальцы окрасились кровью. Она откусила мне часть уха.

И вновь первым делом я вспомнил о своей рукописи. Я принялся неловко шарить вокруг, роясь в обгоревших лохмотьях, оставшихся от моей одежды, отбрасывая птичьи трупики в сторону и, найдя сумку, вцепился в нее обеими руками.

Я долго сидел, дрожа, откашливаясь и отплевываясь от забивших мне нос и горло пепла и перьев. Прошло еще много времени, прежде чем я решился повернуться в ту сторону, где лежала Пожирательница Птиц — ее тело обгорело и невероятным образом съежилось. Протянув руку, я тронул ее за плечо, и кожа сползла, обнажив мерзкое красноватое месиво.

— С-секенр… — с присвистом прошипела она изменившимся до неузнаваемости голосом. Кожа на ее лице потрескалась, местами обнажив череп. — Я счастлива… что буду с тобой… мы ведь оба хотели этого, да?

— Я надеюсь, ты освободишься от страха, — ответил я.

Из ее провалившегося рта поднимался дым. В горле что-то захрипело и забулькало.

Она умерла и стала частью меня, присоединившись к обществу Ваштэма, Тально, Бальредона и Лекканут-На, и тогда я понял и вспомнил — она видела мир глазами миллионов птиц, и душа ее парила в небе; я вспомнил и времена до того, как ее поразила бацилла магии, когда ей было сорок три года, ее звали Джульна Тармина и она жила в Кадисфоне высоко в горах неподалеку от истоков Великой Реки. Муж ее умер, дети выросли и ушли из дома, и она начала заводить себе любовников из самых смазливых мальчиков. Я напомнил ей последнего из них. Того самого, которого захотел чародей. Но у чародея была привычка съедать своих любовников — и мужчин и женщин — после того, как он получал от них все, что хотел; так он поступил и на этот раз.

О том, что произошло потом, я уже слышал, но теперь я делил с ней эти воспоминания, переживая все заново.

Чародея звали Регнато Барат, и его воспоминания тоже стали моими, так как он жил в сознании Джульны. Регнато Барат довел насилие и каннибализм до уровня истинной магии и стал в ней признанным мастером — он был очень силен. Теперь же он атаковал меня бесконечной чередой подробных до малейших деталей воспоминаний о своих любовных похождениях.

Я призвал всех остальных помочь мне запереть его в той же ментальной темнице, где уже пребывала Кареда-Раза, чародейка увечий и боли. Ну и превосходная парочка получилась из них! Надолго замолчав, они продолжили свое существование где-то глубоко внутри меня, и я сморщился от брезгливости, словно меня пачкало их присутствие.

Тут отец решил воспользоваться моим голосом и заговорил вслух:

— Должен признать, проделано мастерски.

И снова я был изувечен, обожжен, с головы до ног вымазан собственной кровью и с трудом держался на ногах. Руки и ноги сплошь покрылись ожогами, большая часть волос была выдрана. Вдобавок я потерял и часть уха.

— Правда?

— Я же сказал, мастерски.

С трудом заставив себя встать на четвереньки, я пополз по снегу в поисках одежды, а потом вновь сел, пытаясь втиснуться в то, что осталось от моих штанов, единственного сапога и, тяжелой шубы. Ни малейших следов рубашки я так и не нашел. Одетый таким образом, с плотно зажатой под мышкой сумкой я вцепился в скалу, чтобы встать на ноги, и поплелся обратно во Дворец Чародеев.

Я позволил отцу вести меня. На время он завладел телом, но лишь для того, чтобы пройти по многочисленным залам и коридорам. Я бы вернулся в свою комнату в башне, чтобы забрать остатки своего багажа — вторую сумку с запасной одеждой, но он, не задерживаясь, направился прямо в просторный зал с магическими зеркалами.