Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма - Мэтью Бжезинский

В Москве остались только одни уставшие репортеры. И поскольку правительство практически не работало, мы со всех ног помчались в Канаду, чтобы тайком отдохнуть несколько дней и восстановить свои силы. Именно тогда, в Канаде, я впервые пришел к мысли, что дни моего пребывания в России сочтены.

Мы ехали по пригороду Монреаля, когда я вдруг резко нажал на тормоз.

– Ты слышишь это? – требовательно спросил я ошеломленную Роберту.

– Что именно? – в свою очередь, спросила она, посмотрев на меня как на ненормального.

– Ты что же, не слышишь это? – настаивал я. – Прислушайся.

Она тупо посмотрела на меня.

– Это же разбрызгиватель! – возбужденно, как сумасшедший заорал я. – Это же разбрызгиватель для поливки газона!

Поливалка отстукивала: «Так-так-так», посылая струйки воды из вращающихся сопел на край травяной лужайки. Ее ритм чем-то напоминал звук при открывании консервным ножом больших жестяных банок со сладостями, на которых нарисован движущийся по американскому шоссе на фоне мирного сельского пейзажа минивэн.

Теперь уже Роберта уставилась на меня так, будто бы я действительно сошел с ума.

– Ты знаешь, – сказал я, внезапно помрачнев, – не могу вспомнить, когда в последний раз слышал этот звук.

На самом деле прошло уже семь лет, как я слышал в последний раз эти земные звуки летом, в пригороде. В Восточной Европе и в бывшем Советском Союзе не было лужаек перед домами, которые надо поливать или периодически косить. Вряд ли хоть одна травинка свободно росла в Москве.

Роберта на минуту задумалась.

– Знаешь, – сказала она наконец, – мне кажется, ты просто соскучился по дому.

Она была права. Стакатто поливальной машины что-то пробудило во мне. Сначала я не мог описать это чувство словами, но наконец понял, что это было, – тоска по нормальной жизни. По возвращении в Москву мое странное поведение только усилилось. Когда хотелось хорошо провести время, первым желанием было вытащить Роберту пообедать куда-нибудь за город, например, к моечной станции «Бритиш Петролеум», которая недавно открылась на северо-востоке Москвы, рядом с «Макдоналдсом». Я заказал себе «Биг Мак» и купил пакет мармелада «Желейные бобы» в магазинчике при моечной станции (кстати, единственное место в Москве, где можно их купить), и мы сидели в машине, пока ее мыл автомат. Те несколько минут, пока механические губки и щетки крутились по лобовому стеклу, я мыслями был уже не в России, а ехал в какое-то скучное и цивилизованное место. Эти приятные мгновения, увы, были грубо прерваны какими-то попрошайками – молодыми солдатами, которые бродили по улицам, нюхали клей и выпрашивали деньги в сушильном отделении моечной станции. «Добро пожаловать назад, в Россию» – с усмешкой сказала их нестиранная военная форма.

Стало очевидно, что у нас с Робертой появилась проблема. Мне все до чертиков надоело, и я мечтал уехать из России, она же собиралась тут остаться. Никто из нас не хотел идти на компромисс. Это противоречие мучило нас обоих и, казалось, не имело решения вплоть до начала августа, когда МВФ готовился послать свой первый платеж спасительного займа в пять миллиардов долларов. И вот тут-то боги вмешались и решили наш спор в мою пользу.

Мне грозила встреча с ужасной налоговой полицией. Наконец-то ее финансовые контролеры могли добраться и до меня. В офисе газеты «Джорнел» они взяли адреса всех аккредитованных корреспондентов, так что визит людей в масках был неминуем. Не говоря уже о само́м неприятном факте подобного визита, встречаться с ними не хотелось еще и потому, что ситуация с моими налогами представляла собой такую же неразбериху, как и вся финансовая ситуация в России.

И еще одно. Я опоздал с подачей налоговой декларации, и теперь меня ожидал огромный штраф. Я тянул со дня на день, потому что где-то в глубине души не мог вынести саму мысль о том, что необходимо дать взятку российскому чиновнику. Рассчитывая на неразбериху в налоговом управлении, я решил попытаться уехать, не платя ничего вообще.

Теперь у меня появился веский аргумент для продолжения спора с Робертой по поводу отъезда. С некоторой даже радостью я поделился с Робертой новостью о моих делах с налогами.

– Я их заплачу, – предложила она.

В ответ я покачал головой:

– Не надо, я просто хочу отсюда уехать.

– По крайней мере, сходим вместе к бухгалтерам, – взмолилась Роберта. – Они прояснят ситуацию.

После некоторых споров я с ней согласился, что, как выяснилось немного позже, оказалось гениальным ходом.

Офис компании «Куперс и Лейбранд» занимал целый этаж в новом здании, принадлежавшем горсовету Москвы. Мы ожидали в конференц-зале компании, пока один из «грызунов цифр» хмуро тыкал пальцами в клавиши своего большого калькулятора. Маленькая катушка бумаги тянулась из него бесконечной лентой, как некий счет в супермаркете. Когда Роберта прочла итоговую цифру, ее лицо исказилось. Теперь мы начали обсуждать уже ее ситуацию с налогами, и тут неожиданно взорвалась мина: если Роберта останется в России больше, чем на 180 дней в 1998 году, то сумма ее налогов вырастет до шестизначной цифры. Россия, видите ли, только что изменила свой Налоговый кодекс, отменив многие прежние международные соглашения по налогам, и совсем по-византийски стала применять все новые изменения к уже ранее согласованным договорам.

Роберта была в шоке. Когда дело касалось налогов, она была значительно более организованным человеком, чем я, и была убеждена, что здесь-то она хорошо прикрыта. Как и большинству старших служащих инвестиционных фондов, ей платили из офшорных банков, зарегистрированных в США, для того чтобы уменьшить ее налоговое бремя дома. Все это было совершенно законно и проработано очень квалифицированным налоговым адвокатом в Вашингтоне – ее матерью.

Однако Россия не только больше не признавала налоги, которые Роберта платила в США, но хотела получить и часть ее зарплаты за те дни, когда она еще работала во Всемирном банке, – там она, как и дипломаты во всем мире, была освобождена от налогов. Роберта пролистала свой паспорт и составила таблицу дат прибытия и убытия из России, чтобы подсчитать количество дней, проведенных здесь в прошлом году. Ее смущал критический срок пребывания в стране (шесть месяцев), поскольку она потратила много времени на крупную сделку по поставке сахара заводам на Украине. Теперь, к счастью, она считалась заграницей.

Чувствуя, что победа близка, я вонзил нож:

– Ты хочешь остаться в России и отдать свой дом русским? Как это прекрасно, знаешь ли, заплатить наличными за дом. Поверь мне, – теперь я умолял, – мы должны уехать отсюда как можно быстрее, пока не будет поздно!