Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение - Ивлин Во
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сижу я, значит, и на револьвер гляжу. Несколько раз его к виску подносил — и опускал. А в голове одно: «Те, кто в хороших школах обучались, так не кончают!» И тянулись эти самые полчаса целую вечность. Но, на мое счастье, стоял там графинчик с виски. Они тоже к нему, надо полагать, приложились, а то с чего бы им, сам посуди, так растрогаться? Короче, когда они вернулись, графинчик был пуст, а я смотрю на них — и не могу удержаться от смеха — на нервной почве, не иначе! Знаю, что не прав, но ты бы видел, как они удивились, когда оказалось, что я жив-здоров, да вдобавок пьян.
«Мерзавец!» — говорит наш полковник, а меня еще пуще смех разбирает. Одним словом, меня — под замок, а дело мое — в трибунал. Врать не стану — на следующий день мне уже не до смеха было. Судить меня приехал майор из другого батальона. Заходит он ко мне, а я смотрю на него и понимаю, что мы с ним вместе учились.
«Кого я вижу! — кричит майор с порога. — Старина Граймс! Почему под трибуналом? Выкладывай, что стряслось?» Я рассказываю. «Да-а, — загрустил майор, — плохо твое дело. Но расстрелять человека из Харроу? — об этом не может быть и речи. Не горюй — что-нибудь придумаем». На другой день отправили меня в Ирландию, сосватали мне там какую-то липовую работенку по почтовому ведомству. Там я и просидел до конца войны. Где-где, а в Ирландии в лужу не сядешь, даже если очень постараешься. Я тебя совсем заговорил, да?
— Нисколько, — отвечал Поль. — Все это очень интересно.
— Бывал я и в других передрягах, но по сравнению с той они казались детскими игрушками. Всегда находился человек, который говорил: «Разве можно доводить до такого состояния того, кто обучался в закрытом учебном заведении! Надо протянуть ему руку помощи». Думаю, — заключил Граймс, — что мало кому столько раз протягивали руку помощи, как мне!
К ним подошел Филбрик.
— Скучаете, наверно? — начал он. — А я тут потолковал с начальником станции, и если кто-нибудь из вас желает познакомиться с очаровательной юной особой, то…
— Ни в коем случае, — отрезал Поль.
— Вас понял, — ответил Филбрик и удалился.
— Женщина — это сфинкс, — изрек Граймс. — Во всяком случае, для старика Граймса.
Глава 4. Мистер Прендергаст
На следующее утро Поль проснулся от громкого стука в дверь. В комнату заглянул Бест-Четвинд. На нем был роскошный халат от Шарве[54].
— Доброе утро, сэр, — сказал он. — Вы, наверное, не знаете, что для учителей есть всего одна ванная комната, вот я и решил вас предупредить. Если хотите успеть раньше мистера Прендергаста, то поторопитесь. Капитан Граймс моется редко, — добавил он и убежал.
Поль отправился в ванную и вскоре услышал, как по коридору зашаркали шлепанцы и дверь ванной неистово задергалась.
Поль одевался, когда появился Филбрик.
— Забыл вас предупредить. Через десять минут завтрак.
После завтрака Поль отправился в учительскую. Там уже расположился мистер Прендергаст и замшевой тряпочкой наводил блеск на свои трубки. На Поля он взглянул с укоризной.
— Хорошо бы нам прийти к какому-то соглашению насчет ванной, — сказал он, — Граймс ванной практически не пользуется. Я же обычно принимаю ее перед завтраком.
— Я тоже, — не без вызова ответил Поль.
— В таком случае мне придется выбрать другое время, — горестно вздохнул мистер Прендергаст и вернулся к трубкам. — И это после того, как я проработал здесь десять лет. Ситуация осложняется. Впрочем, я бы и сам мог догадаться, что вы захотите пользоваться ванной. Ах, как просто все было, когда работали Граймс и тот молодой человек. Он всегда просыпал завтрак. Да-а, ситуация заметно осложняется.
— Но разве нельзя найти выход?
— Не в этом дело. Час от часу не легче. С тех пор как я сложил с себя сан, все идет кувырком.
Поль промолчал, а мистер Прендергаст, сопя, продолжал работать над трубками.
— Вас, наверно, удивляет, почему я здесь оказался?
— Что вы, — поспешил утешить его Поль. — Ничего удивительного. Все вполне естественно.
— Вовсе не естественно. Напротив, все совершенно противоестественно. Сложись моя судьба хоть чуточку иначе, был бы я сейчас приходским священником и имел бы собственный домик с ванной. Возможно, я бы дослужился и до благочинного, если бы, — тут мистер Прендергаст перешел на шепот, — если бы не мои Сомнения.
Сам не знаю, зачем я вам все рассказываю, этого не знает никто, но надеюсь, вы меня правильно поймете.
Десять лет тому назад я был англиканским священником. Меня направили в Уортинг. Очаровательная церковь — не из старинных, но очень уютная и с таким вкусом украшенная — шесть свечей у алтаря, часовня Богоматери, а в комнатушке за ризницей помещалась отличная калориферная система — церковь отапливалась коксом. Кладбища не было, а между церковью и домом священника — живая изгородь.
Как только я получил приход, ко мне приехала матушка вести хозяйство. Она купила ситцу на занавески в гостиной из собственных сбережений. Раз в неделю устраивала приемы для наших прихожанок. Одна из них, супруга местного зубного врача, подарила мне Британскую энциклопедию для моих научных штудий. Все шло прекрасно, пока не начались Сомнения.
— И серьезные? — осведомился Поль.
— Просто непреодолимые, — отвечал мистер Прендергаст. — Потому-то я здесь и оказался. Я вас не утомляю?
— Нет-нет, бога ради, продолжайте. Если, разумеется, вам это не в тягость.
— Я все время думаю об этом. Все было как гром среди ясного неба. Жили мы там уже три месяца, и матушка очень подружилась с Узлами — странная, согласитесь, фамилия. Мистер Узл был на пенсии, а в свое время он, кажется, служил страховым агентом. По воскресеньям после вечерни миссис Узл приглашала нас ужинать. Все у них было по-дружески и без церемоний, и я жду, бывало, не дождусь воскресенья. Как сейчас помню тот самый вечер — за столом сидели мы с матушкой, чета Узлов, их сынишка, прыщавый такой, в колледже в Брайтоне учился, каждый день на поезде ездил туда и обратно,
