Мистер Икс - Питер Страуб

– Не обратил внимания. Да! Чуть не забыл. Меня тут разыскивала Рэчел Милтон, а когда я ей позвонил, она попросила меня передать тебе, что хочет помириться. В общем, она жаждет с тобой поговорить.

– Ну, поскольку мы сегодня рассказываем друг другу потрясающие новости… – Напряжение в голосе Лори улеглось до привычного легкого изумления. – У Гринни есть тридцатипятилетняя подружка из Гонконга, настоящий финансовый гений. Они познакомились, когда она приезжала к нему в офис оформлять учреждение благотворительного фонда, и с тех пор они уже несколько месяцев тайно встречаются. Она невероятно хороша собой, эта Минь-Ва Салливэн. Она вышла замуж за парня из Эджертона по имени Билл Салливэн, когда училась с ним в Гарвардской экономической школе. А сюда они приехали, потому что он получил работу в Ферст Иллинойс. Минь-Ва занялась самостоятельным бизнесом и добилась небывалых успехов, а потом они расстались. Гринни хочет жениться на ней.

– А Рэчел хочет поплакаться тебе в жилетку.

Голос Лори снова изменился:

– Я наплела тебе глупостей, а Стюарт добавил яду. Я должна объяснить, как все было на самом деле.

– Правду и только правду.

– За тобой заехать?

Я сказал ей, что взял машину напрокат.

– Ну тогда прыгай в нее и лети ко мне.

– Часов в шесть буду, – сказал я.

94

Мы с Лори, захватив стаканы и недопитую бутылку, перебрались в гостиную, где уселись на диване у камина под большой картиной Тамары де Лемпика. Лори поставила бутылку на ковер и откинулась на подушки, держа стакан обеими руками:

– Я так волнуюсь, что не могу говорить.

– Ну что ты, не надо, – проговорил я.

– Столько сказано лжи… Идиотская привычка! Я думала, что наверняка оттолкну от себя человека, если он узнает обо мне правду. Я самой себе была противна… Такой позор! – Глаза ее наполнились слезами. – Мы жили так бедно. Отца моего застрелили, когда он грабил винную лавку. С такой женщиной ты хотел провести вечер?

– Я не вижу ничего позорного в том, что у тебя было трудное детство, – сказал я.

Лори обожгла меня взглядом:

– Я росла с мыслью о том, что мир… Что во всем мире не сыскать безопасного уголка. Утром просыпаешься и не знаешь, будет ли еда к ужину. Нас периодически отовсюду выселяли, потому что у мамы не было денег оплатить жилье. Каждый раз, когда мы переезжали, мне приходилось менять школу, поэтому друзья у меня не заводились. Одежду мне покупали в самых захудалых секонд-хендах. Я была настоящим посмешищем. И каждый день мне казалось, что вот-вот передо мной откроется черная ямища, я полечу в нее и буду падать, падать – всю оставшуюся жизнь. Думала, когда-нибудь нас окончательно выкинут на улицу. Или меня упекут в какую-нибудь тюрьму, а мама моя умрет. – Лори вытерла глаза. – И тут мама выходит замуж за этого оператора из «Уорнер бразерс», Морри Бюргера, – это было, знаешь, как спасение утопающих. У него была работа и свой дом в Студио-сити. Некоторое время все было хорошо. Однако старина Морри выдувал в день бутылку джина, а потом стал бить маму, возвращаясь с работы. Я пряталась в своей комнате и слушала, как он бьет ее, как она плачет, а он орет на нее, чтоб она перестала реветь, и все это было, словно… Словно я все-таки полетела в ту черную яму. Я перестала замечать окружающее, я будто закостенела вся – стала вроде зомби. И это плохо для меня кончилось. Вот мы с тобой и подошли к первой из самых интересных глав.

Лори опять вжалась в подушки дивана, держа обеими руками стакан перед лицом.

– Когда мне исполнилось одиннадцать, Морри стал по ночам забираться ко мне в постель. Пока мама была в отключке. Если б она узнала, она б его убила. Хотя, может, она и знала, но виду не подавала.

А потом Морри уволили из «Уорнер бразерс». Ему удалось куда-то устроиться, однако долго на одной работе он не задерживался – не более нескольких недель. Раз, наверное, двенадцать я сбегала из дома, но копы всякий раз возвращали меня. Мы потеряли дом в Студио-сити, который, кстати, всегда наводил на Морри тоску. В течение месяцев шести мы переезжали из одной дыры в другую, в основном на окраине Хэнкок-парка. Однажды мама поздно вечером вышла из дому, и кто-то убил ее на заднем дворе аптеки-закусочной. Убийцу так и не нашли.

К тому времени я уже основательно «подсела» на травку. После того как убили маму, я познакомилась с девушкой по имени Эстер Голд. Эстер Голд была богатой неудачницей, она давала мне амфетамины и «квайлюд»[54], и мы с ней «отрывались». Как-то ночью Морри схватил мою сумочку и нашел таблетки, что натолкнуло его на блестящую мысль о том, что я уже настолько испорчена и развращена, что он может делать на мне деньги – влиять на людей, продавая меня своим дружкам. Чем он и занялся, один-два раза в месяц. И хотя ложиться в постель с друзьями Морри было точно так же гадко и страшно, как и с ним самим, Эстер Голд стала снабжать меня в избытке наркотиками, и каждый раз, когда приезжал кто-то из дружков Морри, я к этому моменту уже отрубалась.

Лори вытерла слезы со щек и улыбнулась противоположной стене комнаты:

– Ну, вот, про мое детство ты теперь знаешь, приступаем к самой интересной части – отрочеству. Эстер отправилась в Фэрфакс, а я – в гимназию в Лос-Анджелес, так что больше мы с ней не виделись, но в гимназии было полно наркоманов, и достать там можно было все, что угодно. Как-то раз на уроке английского я сказала учительнице: «Я царица небесная, а ты – прыщик на заднице Господа Бога». Слово в слово. Она вышвырнула меня из класса. Я поплелась домой. Только дом-то не был домом – просто дыра, где я жила с Морри. Шла я, шла, а потом застыла на месте и стояла так часа четыре. Когда мимо ехала патрульная машина и полисмен спросил, как меня зовут, я ответила ему: «Царица небесная».

Лори нервно засмеялась, и вновь из глаз полились слезы. Кончиками пальцев я вытер их.

– Спасибо. В общем, попала в больницу. Рассказала полицейским о Морри, и его упекли в тюрьму – трехкратное «ура» в честь системы охраны детства в штате Лос-Анджелес. О больнице мне рассказывать особо нечего, разве что после нее в голове у меня немного прояснилось. Замечательный человек по имени доктор Диринг, шестидесятилетний психиатр, сообщил, что меня устраивают в гостиницу на полпути[55], но он и его жена предлагают мне пожить у них, если мне такая идея по душе. Доктор Диринг был единственным человеком на свете, которому я доверяла, правда, доверяла самую малость, но я сказала тогда себе: попробую. И после этого все в моей жизни переменилось. Независимо от того, какой бы психованной и подозрительной я ни была, – они всегда были терпеливы. Видишь ли, я усвоила для себя условия сделки. Я сказала себе: «Это замечательные люди, и, возможно, они – твой последний шанс на пути к пристойной жизни. Не будь дурой».