Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, вначале Филипп жил почти как отшельник.
Когда ему было около двадцати трех лет, он начал бродить по городу — главным образом в кварталах, где такие же, как и он, флорентийцы занимались торговлей и банковским делом, — и задавал всем неожиданный вопрос, лишавший их дара речи: "Ну, братья мои, когда мы наконец станем добрыми?"
В это время с ним произошло мистическое событие, трудно объяснимое, но совершенно точно подтвержденное документами: однажды ночью во время молитвы — это было незадолго до Троицына дня — он почувствовал себя охваченным такой любовью к Богу, что эта любовь свернулась внутри него огненным шаром, который проник ему в грудь и так расширил сердце, что сломал два ребра и заметно деформировал бок; впоследствии самый знаменитый хирург того времени констатирует это, когда будет делать ему вскрытие.
Существуют многочисленнейшие свидетели, рассказывающие, что в некоторых случаях, когда любовь к Богу охватывала его особенно сильно, от его сердца исходило обжигающее тепло, которое можно было почувствовать снаружи, и такое сильное биение, что иногда даже стены в комнате дрожали. Хотя он мог управлять этим состоянием и по своему желанию.
Мы можем быть сколь угодно недоверчивыми, но свидетели настолько многочисленны и внушают такое доверие, что в данном случае можно думать, что перед нами — одно из тех чудес, с помощью которых Бог напоминает нам, что некоторые страницы Священного Писания (как те, например, где Дух Святой сходит на апостолов огненными языками) — не просто какие-то небылицы. Какому-нибудь кающемуся, встревоженному и больному, достаточно было положить голову на грудь Филиппу, чтобы почувствовать себя обогретым и укрепленным. И когда Папа повелел всем священникам надевать для исповеди белое облачение, Филипп Нери отправился к Папе, чтобы объяснить ему, что для него невозможно выполнить этот приказ: он не перенесет еще одной одежды на груди. И Папа дал ему особое разрешение.
Но мы забегаем вперед; в те времена, когда этот мистический дар овладел им, Филипп был всего лишь молодым мирянином.
Его жизнь занимало образование двух мальчиков, молитва и помощь бедным. Тогда-то он и познакомился с Игнатием Лойолой и Франциском Ксаверием и проникся к ним огромным уважением; именно через Филиппа "Общество Иисуса" приобрело своих первых членов-итальянцев. Но сам он уклонялся от вступления в общество. Св. Игнатий говорил, что Филипп Нери — "это колокол, который созывает людей в церковь, но сам все время остается на колокольне".
Он не собирался принимать сан, но иногда проповедовал в церкви у одного старого и странного священника, который обычно после принесения Святых Даров приглашал высказаться кого-нибудь из присутствующих.
В 1550 году он посвятил себя организации Братства для приема паломников, прибывших в Рим по случаю Юбилея[27] (и действительно, св. Филипп Нери может считаться основателем существующих ныне "комитетов Святого года"). Рассказывают, что ему удавалось принимать и селить каждый день не менее пятисот человек. По окончании Юбилея организованный им приют начали использовать для "выздоравливающих", т. е. для бедных, раньше времени выписанных из больниц и бродивших без пристанища, отчего они только заболевали еще сильнее прежнего.
Между тем годы шли — ему было уже тридцать, — и настал день, когда его исповедник, долго перед тем наблюдавший за ним, сам сделал первый шаг и приказал ему принять священнический сан: Филипп не хотел, но уступил из послушания.
В те времена, когда не существовало семинарий, подготовка Филиппа была более чем достаточной. Он был посвящен в 1551 году и поселился при церкви Св. Иеронима, свободный от каких бы то ни было определенных обязательств: чтобы продолжать пользоваться такой свободой, он отказался от всякой платы и предпочел показаться чудаком. Служа мессу в час, когда было мало народу, он проговаривал ее как можно быстрее, иначе ему не удалось бы закончить, такое сильное волнение охватывало его.
Тем временем его комната стала местом встреч, куда постоянно приходили друзья и кающиеся, большей частью молодежь. Он вынужден был проводить собрания на чердаке церкви: здесь и родилась "Оратория".
Это название возникло потому, что собравшиеся приходили к Филиппу послушать какую-нибудь речь — oratio. Сначала каждый немного молился про себя, затем читали какой-нибудь текст, затем один из присутствующих разъяснял его, потом другой задавал вопросы, еще один возражал, кто-то высказывал свое мнение. От размышлений затем переходили к рассказу: это мог быть эпизод из истории Церкви, из жизни Христа или из жизни святых. Филипп председательствовал, наблюдал, делал краткие замечания, иногда поправлял, формулировал выводы. Собрания длились всю вторую половину дня, и каждый был свободен прийти или уйти: всегда находился кто-нибудь, кто спешил занять опустевшее место. В конце, для облегчения, исполнялась хорошая музыка: здесь родились те сочинения, которые еще сегодня называют "ораториями". Для Филиппа сочиняли знаменитые руководители капелл крупнейших соборов: Анимучча (Базилика в Латерано) и Палестрина (собор Св. Петра). Оба умерли, можно сказать, на руках у Филиппа.
Рассказывают даже такую трогательную историю. Говорят, что Палестрина умер в то время, когда Филипп с нежностью произносил слова одного из его мотетов: "Разве не радостно тебе пойти и насладиться праздником, который сегодня устроен на небесах в честь Царицы Ангелов и Святых?" И умирающий ответил ему словами того же песнопения: "Да, я страстно желаю этого! Если бы могла Мария получить для меня эту благодать у Божественного Сына своего!"
За минутами обучения и облегчения следовали минуты, отданные делу милосердия: члены "Оратории" должны были посещать больницы, чтобы предложить свое время и свою заботу самым обездоленным.
Так в этом мире, где различия между благородными и плебеями, между образованными и неграмотными были очень сильны, родилось новое и странное "братство", которое один из биографов описывает так: "К первоначальной группе подмастерий и банковских служащих-флорентийцев [присоединились затем] знатные сеньоры, музыканты и певчие базилики, мелкие ремесленники, молодые израэлиты, которых Филипп своим обаянием вырвал из их гетто, слуги высших священников и даже грабители с большой дороги. Филипп одинаков со всеми и в то же время знает, как обойтись с каждым".
Своими неожиданными поступками он буквально осуществлял на практике некоторые предписания Евангелия, как например, в тот день, когда он поспешил подойти к бедному и застенчивому сапожнику, вытащил его из самого угла и посадил рядом с собой со всеми почестями.
Точно так же он принял — как старого и давно ожидаемого знакомого — бродягу с лицом висельника, случайно заглянувшего в это странное собрание.
