Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

Бог да не допустит этого; но пусть он будет добр к вам и сделает вас плодоносным цветком, и огнем, чтобы бедный ваш отец, умирающий от холода, мог у него согреться.

Больше ничего. Весь ваш.

Рим, 27 июня 1572. Филипп Нери".

Любовь к Богу и человеческая нежность перемешены в этом письме в том верном соотношении, какое дается только благодатью.

Едва ли не прекраснее письмо, которое Нери написал Клименту VII, упрекая его в том, что Папа не приходит к нему в гости. Он говорил ему, поверяя среди прочего самую сокровенное — ниспосланную ему мистическую благодать: "Иисус Христос в семь часов утра пришел ко мне; а Ваше Святейшество хоть бы один раз пришли в нашу церковь!

Христос — Бог и человек, и приходит ко мне каждый раз, как я этого захочу; а Ваше Святейшество лишь человек, рожденный святым и добропорядочным; Он родился от Бога Отца; Ваше Святейшество родилось от донны Аньезины, святейшей женщины; но Он родился от Девы всех дев. Я многое мог бы сказать, если бы хотел дать волю моему гневу…". И продолжал, прося его об особой милости такими словами: "Приказываю Вашему Святейшеству исполнить мою волю…". Но потом письмо заканчивается обычным образом: "С величайшим подобающим мне смирением, целую святейшие ноги…".

Папа Климент отослал ему обратно записку, приписав на полях с любовью: "По поводу того, что не пришел к вам, так Ваше Преподобие этого не заслуживает, поскольку вы не соизволили принять кардинальский сан… А когда Господь наш придет к вам, помолитесь ему за нас и за насущные нужды христианства!".

В 1592 году Филипп, казалось, был при смерти. Уже врачи задернули занавеси у его кровати и предложили собравшимся спокойно дожидаться неизбежного теперь конца. И вдруг все услышали, как он воскликнул: "О, моя Святейшая Мадонна! Моя прекрасная Мадонна! Благословенная моя Мадонна!" Отдернули занавеси и увидели, что он на коленях, с простертыми вверх руками, висит в воздухе и, плача, повторяет: "Я не достоин! Кто я такой, дорогая моя Мадонна, почему вы пришли ко мне? Кто я такой? О Святейшая Дева! О Матерь Божья! О благословенная в женах!"

Когда он очнулся от этого экстаза, то сказал присутствующим: "Разве вы не видели, что пришла Матерь Божья и унесла все мои страдания?" Потом заметил, что стоит на коленях, спрятался в кровать, с головой закрылся одеялом и разрыдался. Затем сел на кровати, выпрямился и, довольный, сказал врачам: "Вы мне больше не нужны! Мадонна вылечила меня!"

Ему было семьдесят семь лет. Он проживет еще три года в некоем подобии постоянной молитвы. И каждый день он все более желал одного — Святого Причастия. Когда ему не удавалось заснуть, он не звал врача, но просил: "Дайте мне моего Господа, и потом я засну!".

Он умер на праздник Тела Христова в 1595 году.

Его канонизировали вместе со св. Игнатием Лойолой и св. Франциском Ксаверием, последнего он знал и любил; вместе со св. Терезой Авильской (родившейся с ним в один год) и со св. Исидором Земледельцем — все они были испанцами. В тот день римляне, которые тогда слегка недолюбливали испанцев, весело говорили, что Папа канонизировал "четверых испанцев и одного святого".

В Италии еще при жизни Нери имела хождение латинская книга с таким названием: "Philippus, sive de Laetizia cristiana" — "Филипп, или Христианская радость".

СВЯТОЙ ЛУИДЖИ ГОНЗАГА

(1568–1591)

Святые "зрят Бога" — не потому только, что иногда их посещают откровения или необыкновенные внутренние озарения, но главным образом потому, что они самой своей жизнью принимают как очевидность, что Бог есть; что Он явил Свое отцовство через Своего Сына, Иисуса; что Святой Дух "знает наш дух" и что наш дух может действительно узнать Его как давнего друга.

И живут святые так, что оказываются "современными" Христу, участвуя в тайнах Его жизни: они познают эту жизнь в личном "мистическом" опыте, который реальней самых реальных вещей.

В самом деле, все прочее удаляется от нас вместе с тем отрезком времени, в котором оно существует, в то время как участие в тайнах Христовых позволяет вечности Божией войти в эти временные отрезки; таким-то образом она и "сохраняет их для жизни вечной".

Поэтому истинный облик святых часто ускользает от нас: они общаются со своими современниками, и мы усердно изучаем письма, хроники, документы, но нередко забываем, что они близко общаются и с каждым из Ликов Пресвятой Троицы, с Иисусом, воплотившимся Сыном Божьим, с Пресвятой Девой, со святыми.

Часто люди, стремящиеся узнать и понять того или иного святого, не придают большого значения его отношениям с Небом: так называемые "светские" биографы с раздражением пренебрегают ими из принципа, а верующие предпочитают рассматривать эти отношения как нечто "отдельное". И в результате получается, что святые всегда предстают какими-то странноватыми, а в худшем случае и просто подозрительными личностями.

Все это в особой степени относится к святому Луиджи Гонзага: на фоне царедворцев и иезуитов он может показаться ушедшим в себя ангелоподобным неврастеником, но если представить его перед Распятием и Пречистой Девой, картина изменится, заиграет живыми красками, наполнится его горячей, пылкой любовью ко Христу и Его Пресвятой Матери.

Было время, когда люди интуитивно ощущали все эти вещи: Луиджи Гонзага был причислен к лику святых очень рано, спустя всего 14 лет после смерти, и еще при жизни своей матери. Случилось это во многом благодаря давлению снизу: народ сам провозгласил его святым. Почитание его распространялось вопреки всем установленным правилам, и еще до официальной беатификации, по особому распоряжению Папы, художникам было позволено изображать Луиджи в сиянии святости, а некоторым церквам — поместить у себя такие изображения.

Не стоит думать, что за столь ранней беатификацией Гонзага стоит могущественный Орден Иезуитов, стремящийся во что бы то ни стало прославить "своих", достаточно вспомнить, что Луиджи, скончавшийся в 1591 году, был причислен к лику святых в 1604, в то время как сам основатель Ордена Игнатий Лойола удостоился этой чести лишь в 1609 году, то есть спустя целых пятьдесят три года после своей смерти. Иезуиты даже предпринимали кое-какие шаги, чтобы воспрепятствовать канонизации Луиджи прежде его собственного наставника.

И вот с середины прошлого столетия антицерковная Италия принялась с неслыханной яростью и неприязнью нападать на этого святого. Даже Джоберти, будучи священником, считал, что святость Гонзага "бесполезна сама по себе и вредна для подражания", и горячо советовал не предлагать святого юношеству в качестве жизненного образца.