Портреты святых. тома 1-6 - Антонио Сикари

нахожу я в этом покой и отдых, а вовсе не мучение". Дело дошло до того, что он стал молиться такими словами: "Удались от меня, Господи!", потому что слишком явственно ощущал, что Бог рядом, а ему приказано было отвлекаться.

То же происходило и с аскетическими упражнениями: ему воспретили их совершать, и именно это было для него тягчайшей епитимьей, поскольку он уже привык к постоянному жестокому самоограничению. Впрочем, все эти парадоксы ничуть не замутняли и не притупляли его веры.

В связи с этим он признавался одному брату, что в миру ему довелось свершить намного больше аскетических подвигов, чем теперь, в послушничестве, и тем не менее "он утешался, твердо зная, что Религия (то есть монашеская жизнь) подобна кораблю, на котором равно продвигаются к цели и те, кто из послушания праздны, и те, кто тяжко работает веслами". В этот новый чарующий образ отлил Луиджи свою веру: сделавшись иезуитом, он присоединился, наконец, к спасительному обществу: именно оно, а не личные его достоинства, отныне вело его и спасало; на корабле плывут все, в том числе и те, кто какое-то время бездействует. Воистину прекрасный образ, помогающий постичь чудо христианской общины!

Так прожил он последние пять лет жизни, отведенные ему Промыслом Божьим.

Отцы-наставники, которым полагалось воспитывать его, не скрывали своей убежденности в том, что в его лице им явлен особый, неоценимый дар Божий. Они видели, что телом он немощен, но духом силен настолько, что однажды может стать их руководителем. При причислении его к лику блаженных, они говорили об этом особенно настойчиво: "Все относились к нему с таким уважением, словно по возрасту он был самым старшим… Его прозвали "наш меньшой генерал", ничуть не сомневаясь, что со временем он займет, по редким своим дарованиям, эту должность". И еще: "Общим нашим мнением было, что, если бы Господь продлил его дни, он был бы достоин принять на себя любое великое бремя в нашем Ордене".

В ту пору Общество Иисуса набрало силу и процветало; стать наследником Игнатия Лойолы — скончавшегося каких-нибудь тридцать лет назад — было задачей, почти превышающей человеческие возможности. И вот в этом изнуренном восемнадцатилетнем юноше многие увидели такого наследника.

Отец Муцио Вителлески, бывший одним из преподавателей Луиджи и ассистентом Генерала в Италии, а впоследствии сам ставший Генералом Ордена, увидев Луиджи на смертном одре, никак не мог поверить, что болезнь столь серьезна. Вот его свидетельство: "Я никогда не думал, что ему суждено умереть от этого недуга, потому что полагал несомненным, что Господь Бог наш призвал его в Общество Иисуса, дабы поставить в свое время во главе Общества — к великому его благу". Те, кому Луиджи казался неполноценным и изнеженным юношей, ни в коей мере не постигли его истинного духовного уровня.

Тем временем в Риме, на исходе 1590 года, несчастья следовали одно за другим: сначала случилась засуха, затем голод, потом в город ворвались орды изголодавшихся крестьян, и, наконец, разразилась эпидемия сыпного тифа. Больницы кишели недужными, которых швыряли куда придется; многие умирали брошенными в своих лачугах и прямо на улице.

Иезуиты сначала рассеялись по различным городским лечебницам, помогая ухаживать за больными, а затем отвели под приемный покой часть своего жилища, потеснившись до последней возможности. Луиджи почти все время был с больными и умирающими, причем выбирал из них самых тяжелых и вызывающих отвращение, чтобы ухаживать за ними с бесконечной нежностью. Когда же выдавались свободные часы, он обходил дворцы знатных горожан (с некоторыми из которых он играл ребенком в роскошных парках), испрашивая подаяния на нужды своих несчастных.

Он не щадил себя, хотя наставники и запретили ему посещать лечебницы с заразными больными. Но Луиджи говорил: "Чувствую в себе такую потребность, такую силу тяжко трудиться и служить Богу, что Господь не дал бы мне столь великого желания и великой силы, если бы не восхотел взять у меня жизнь".

Однажды, возвращаясь домой после очередного дня, отданного заботам о больных, он обнаружил на улице человека, умирающего от чумы; Бог не оставил ему выбора: в таких случаях действует один закон — закон милосердной любви; Луиджи взвалил зачумленного на плечи и принес его в больницу. После этого он заразился и слег. Последующие четыре месяца он медленно угасал; и все же, когда мог, вставал со своей кушетки, чтобы преклонить колени перед Распятием. Если кто-нибудь упрекал его за то, что он тратит на это последние силы, наш святой отвечал: "Это — остановки на моем Крестном Пути".

Он говорил всем: "Я ухожу счастливым" — а в последнем письме матери написал: "Не плачьте как о мертвом о том, кому дано жить вечно пред Господом".

Скончался он в Риме 21 июня 1591 года. В этом же году в Испании умрет святой Иоанн Креста (делла Кроче). Во Франции совсем скоро появится на свет Святая Луиза де Морийак. У каждого свое служение, каждый не похож на другого. А Матерь-Церковь у всех одна.

СВЯТАЯ ЛУИЗА ДЕ МАРИЙАК

(1591–1660)

"Она могла бы остаться женщиной благочестивой, героической и несчастной, той женщиной, которая, будучи вся во власти своего болезненно развитого религиозного чувства, все время думает лишь о своих заблуждениях. Однако судьбе было угодно, чтобы она встретила Викентия де Паоли".

Так в одной современной французской энциклопедии начинается статья о святой Луизе де Марийак: стиль несколько языческий, христиане не могут от него избавиться, даже рассказывая о самых прекрасных страницах своей истории.

В Церкви встреча двух душ, двух призваний, двух задач или "миссий" никогда не доверяется судьбе, а является частью тщательного плана Божьего, любовно подготовленного всей вечностью.

Эти два человека были предназначены друг для друга еще в большей степени, чем это случается в браке. Рожденное ими творение невидимо принадлежит тем, кого соединяет Бог, и дар, который получает все человечество, проистекает от союза их сердец, ума и энергии.

Итак до встречи со св. Викентием де Паоли Луиза де Марийак была женщиной ранимой и замкнутой.

Драма ее жизни обозначилась очень рано, когда девочка обнаружила, что носит знатное имя, но не имеет семьи.

Род Марийак берет свое начало в XIII веке. Во время нашей истории дядя Луизы был канцлером и хранителем королевской печати — самым значительным человеком в окружении короля, другой ее дядя был маршалом Франции.

Лишь отец Луизы не был слишком удачлив. После смерти первой жены он сошелся с какой-то женщиной (мы даже не знаем ее имени), от этой связи