Люболь. Книги 1-4 - Вера Авалиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И когда он вернулся с рвущимся к маме Фрэдиком к своему посадочному месту, Софья поднялась навстречу своим любимым и решила пройтись по салону – размять ноги и подкидывать ребенка, который счастливо заверещал в ответ на первое же взмывание вверх на маминых руках.
– А как же стихи? Передумала писать?
– Я уже их написала. То есть, написала я песню, с припевом. Когда снова усядемся – переведу тебе суть.
Пока оба супруга повставали со своих мест, их Ангелы через спину, обжигаясь об энергетические крылья друг друга, которые от этого начинали звучать, как неисправный микрофон, читали оставленные прямо на сиденье рукописные строки. И оба побледнели, дойдя до припева.
Любимая, прости меня за то,
Что в твоей жизни все я – и никто.
Что лишь свидетель счастья и потерь –
Не соучастник участи твоей.
Но ты не заживаешь во мне,
Горишь и болишь в глубине,
Как рана
И поздно бежать, что б спасать,
И поздно звонить и писать.
Когда-то давно
Мне казалось, что рано.
За то, что ты моя и не моя
Тебя любил и ненавидел я
И на качелях этих сильных чувств
Боялся я, что сам я разобьюсь
Но – ты не заживаешь во мне
Горишь и болишь в глубине
Как рана
Но поздно просить и спасать,
Но поздно звонить и писать.
Зачем же вообще умирать
Так рано, так рано!
Я виноват и я не виноват
В том, что одной тобою был выпит яд
Ведь потому, что смелый шаг не сделал я
Погибла ты, любимая моя.
Ангел Софьи воззрился на Ангела Клода:
– Что, так и будет? Он чего-то не сделает и Сонечка погибнет?
Оба Ангела тяжело вздохнули.
– Но откуда она знает о…?
Когда вся семья Таубов снова расселась, и Фрэд встал на коленках у Клода и тот его приподнимал, имитируя прыжки, Соня на ухо перевела на английский Клоду придуманный текст песни.
Клод, выслушав, даже перестал вскидывать малыша. Он пристально и гневно посмотрел на Софи.
– Мне абсолютно не нравится эта песня. Перепиши ее. Не должно быть умерших любимых. Я не буду это наговаривать на музыку.
Соня была растеряна и озадачена.
– Это же не о нас с тобой! А судьбы складываются по – разному. Кто-то страдает из-за любовницы, например, которой уже нет. А при жизни он на ней не женился, а теперь ничего нельзя исправить. Эта тема – нечестной любви и ее возможных последствий – она очень важна. Практически любой мужчина…
– Мне плевать на тему, – перебил Клод излишне резко, так что Фрэд «сквасил» личико и разревелся. Но Клод, перекрывая его голос – Ты не заметила – твои стихи всегда – пророческие. И я боюсь, что ты… накликаешь. А у нас – дети.
«Дети» в лице Фрэда потянули ручонки к маме. Соня взяла его и прижала к себе. И подумала о том, что никакие стихи не стоят того, чтобы этот малыш второй раз остался сиротой.
Соня похлопывала его по спине, и он успокаивался, тихо всхлипывая. Клод все еще смотрел на нее, ожидая ответа на свой выпад.
– Ты прав в отношении тех стихов, которые я писала о себе или о нас. Но мы с тобой хотим стать профессионалами шоу бизнеса. Поэтому я пишу стихи как бы не от себя, а от других лиц. Заметь, даже от имени мужчины, а не женщины. Это как портной шьет костюм не на себя, а по чужим меркам. А я воображаю себя кем-то, и из моих фантазий рождаются строчки. Причем, в самолете. Мне вообще кажется, что мы летим сейчас по ноосфере. И ко мне в голову залетают идеи из воздуха.
– Ноосфере? Это где-то выше стратосферы? – поинтересовался Клод уже почти спокойным голосом.
– Разве ты не слышышал об академике Вернадском. По его теории, мысли материальны, вырываясь из уст и голов они не пропадает, а поднимаются в небо, и создают некий слой в атмосфере, накапливающий креатив. Как земля накапливает «культурные слои» той или другой эпохи, так и небо в воздухе сохраняет лучшие идеи и великолепные задумки всех времен и народов. И к нему можно подключаться.
Клод воодушевился, представив себе ноосферу.
– Слушай, получается, теперь гениальные мысли могут приходить не только во время полетов, но и при разговоре по телефону – ведь вся связь через спутники.
– И по телевизору, в таком случае, тоже. – Подхватила Софья, улыбнувшись.
– Не заговаривай мне зубы, – снова стал суровым Клод, – Я все равно не буду произносить эти строки, потому что я при слове «любимая» могу думать только о тебе.
– Хорошо, конкретно на эту песню наймем актера с красивым голом. Если ты настаиваешь, то по интернету разыщем актера-вдовца – чтобы никто не пострадал.
– Я соглашусь, чтобы с тобой не ссориться, – примирительно выдал свой вердикт Клод. – Но пусть на этой песне будет исчерпан лимит твоих фантазий за тему потерь. Я понимаю, что любить живых куда трудней, чем мертвых, но…
– Чем только тень, оставленную именем, – Соня перебив Клода, побледнела.
– Ты сейчас буквально произнес первую строчку стихов, которые я написала на кладбище после гибели родителей. Ты прав в отношении пророчества стихов. Больше я на эту тему ничего и никогда не напишу – на всякий случай.
Ангелы в восторге взмыли в воздух. Не поссорились!
Но тут им ликования поубавил Ангел малыша Фрэда. Этот бывший подросток подлетел к Ангелу Софьи:
– Скажи, а что, малыш опять останется сиротой? – в голос его звучала жалость. – Я ведь понял, что Софья умрет, когда вы сказали «откуда она знает…».
Ангелы Клода и Софьи почувствовали свою вину в том, что переписали судьбы Клода и Софьи «неглубоко», оставили им обоим жизни чуть больше, чем было предусмотрено их прошлыми сценариями. Живя на небе, они сами в курсе, что жизнь тут во всех отношениях лучше, чем на Земле. Но вот об интересах малышей, которые родятся, не подумали…И, не найдя, что ответить, оба Ангела супругов и вернулись к своим подопечным. Ангел Клода итак все понял без слов и отстал от «взрослых».
В аэропорту Стамбула, где семейству Таубов предстояло сделать пересадку на рейс в Анталию, им показалось, что знаменитое вавилонское столпотворение – не миф, а реальность. Аэропорт величиной с иной город был переполнен. В любое место – от туалета или кафе до паспортного контроля клубились
