Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы). - Эллен Вуд

Преступление, которое заставило Скотленд-Ярд заинтересоваться личностью il Rasoio[127] и его шайки, было из разряда тех историй, на которые туманно намекают репортеры в колонке светской хроники, вызывая вежливое недоверие проницательного читателя, а поколение спустя эту историю, во всех ее неприглядных подробностях, обстоятельно изложит в своих мемуарах какая-нибудь аристократическая особа. Вот главные составляющие сюжета: королевская свадьба, которая должна в скором времени состояться в Вене, ревнивая «графиня Икс» (под этим именем вывел ее благоразумный репортер) и кое-какие документы, с помощью которых можно сыграть злую шутку, расстроив в пух и прах намечающееся бракосочетание (высокородная мемуаристка не утаит ни одной детали). Чтобы заполучить эти бумаги, графиня и прибегла к услугам Гвидо, решив, что лишь этому прославленному негодяю она сможет доверить столь важную миссию. С первой частью задания — кражей документов — Гвидо справился превосходно, но тут же обнаружил за собой погоню. В ситуации, когда мошенник выполняет грязную работу, есть определенные неудобства: если графиня имела некоторое моральное право на документы, то сообщник ее не имел права даже находиться на свободе. Гвидо было предъявлено не менее полудюжины обвинений, по каждому из которых его могли арестовать, покажись он в любой европейской столице. Из Вены ему удалось ускользнуть по Северной железной дороге[128], и так как пункт назначения поезда был известен полиции, Гвидо весьма изобретательно остановил экспресс близ Часлау и дальше поехал через Хрудим. К тому моменту за ходом «игры» наблюдало множество внимательных глаз, и они-то знали, «куда смотреть». Дипломатия и правосудие объединили свои усилия, и началась лисья охота: лишь только Гвидо забивался в нору, его вытаскивали оттуда, и он вынужден был искать другое укрытие. Из Пардубице он бежал в Глац, оттуда в Бреслау, затем в Штеттин. Поскольку графиня заплатила весьма щедро, у Гвидо было достаточно денег, чтобы продолжать путешествие; как только выпадала возможность, он встречался со своими сообщниками, а затем вновь с ними расставался. Неделя такой гонки, и Гвидо очутился в Копенгагене, все еще не имея ни минуты, чтобы отдышаться, поскольку и в этом городе он не достиг своей цели. Он добрался до Мальме на пароме, там сел на ночной поезд до Стокгольма и утром уже плыл по Соленому морю. Для отвода глаз Гвидо заскочил в Або, намереваясь попасть оттуда в Ревель и таким образом вернуться обратно в Центральную Европу наименее проторенным путем. Но и здесь удача ему не улыбнулась, однако его вовремя предупредили, и, оберегаемый некоей таинственной силой, он ухитрился пересесть с парохода на лодку и, проплыв извилистым путем меж бесчисленных островов и шхер архипелага, добрался до Гельсингфорса. Через двое суток он оказался во Фрихауне[129], оторвавшись от погони и получив кратковременную передышку.

Для того чтобы понять смысл этих метаний, необходимо вспомнить, чего ради все было затеяно. Гвидо колесил по Европе отнюдь не из желания полюбоваться достопримечательностями и, уж конечно, не из любви к приключениям. Ведь каждый шаг для него был жизненно важен, каждый бросок вперед или отход назад напрямую подчинен его постоянно меняющимся планам. В кармане у этого человека лежали бумаги, ради которых он подвергал себя смертельному риску. Цену за свои услуги он назначал более чем высокую — игра стоила свеч! Однако, чтобы считать сделку завершенной, необходимо было передать бумаги в руки особы, его нанявшей. А на другом конце Европы эта особа ждала, едва сохраняя спокойствие, поскольку сама находилась под постоянным наблюдением. Графиня Икс занимала достаточно высокое положение в обществе, чтобы пребывать вне пределов досягаемости для секретных служб своей страны, но все подступы к ней надежно охранялись. Теперь задачей Гвидо было получить достаточно долгую передышку для того, чтобы уведомить графиню о своем положении, после чего она могла бы отправить к нему доверенное лицо. Вся эта сложно составленная интрига готова была рассыпаться в прах, и хотя до сих пор Гвидо удавалось скрываться от правосудия, но время уже поджимало.

— Его след потеряли после Хутолы, — сообщил Бидл, объясняя положение дел Максу Каррадосу. — Через три дня выяснили, что он вернулся обратно в Копенгаген, но к тому времени ему уже удалось скрыться. И теперь у них нет ни одной зацепки, кроме сообщений от некоего Флердоранжа в колонке срочных объявлений в «Таймс». А графиня спешно отбыла в Париж, и Лафайяр думает, что следы ведут в Лондон.

— Полагаю, Министерство иностранных дел горит желанием помочь?

— Как будто бы так, сэр, — согласился Бидл. — Но в моих инструкциях, конечно, не указано, куда именно следует «посмотреть». Что волнует нас, так это получить очко в свою пользу.

Ребята из Ярда до сих пор точат на нас зуб из-за Ганса Дудочника.

— Так оно и есть, — признал Каррадос. — Что ж, подумаю, что я смогу для вас сделать, если представится случай. Ставьте меня в известность обо всем происходящем, а если сами до чего-нибудь додумаетесь — приходите ко мне, обсудим, скажем, в… Сегодня у нас среда? Думаю, удобно будет в пятницу вечером.

Не будучи педантом, в такого рода вопросах Каррадос старался быть пунктуальным. Есть люди, которые считают, что обещания надо выполнять во что бы то ни стало: они опоздают к смертному одру родного дяди, лишь бы сдержать слово, данное последнему бродяге. Слепой детектив придерживался куда более приземленных взглядов. «Мое слово, — случалось ему заметить, — как и я сам, подчиняется обстоятельствам. Если я дал обещание, то оно имеет силу при условии, что не произойдет ничего более важного, что воспрепятствует исполнению оного. Людям здраво мыслящим это совершенно понятно». И надо же такому случиться, что в этот раз действительно произошло нечто непредвиденное.

Как раз в пятницу вечером, перед ужином, Каррадоса вызвали к телефону для личного разговора. Грейто-риг, его секретарь, вошел и доложил, что он принял звонок, но кроме своего имени — Бребнер — позвонивший ничего ему не сказал. Имя было Каррадосу незнакомо, но в этом факте не было ничего необычного, и он подошел к телефону.

— Макс Каррадос у телефона. Я слушаю вас.

— Это в самом деле вы, сэр? Мистер Бриквилл велел мне связаться с вами лично.

— Что ж, вы на верном пути. Бриквилл, говорите? Вы из Британского музея?

— Да. Я Бребнер из Отдела искусства Передней Азии. У нас тут страшный переполох. Мы только что узнали, что некто сумел пробраться во Второй внутренний Греческий зал и похитить содержимое нескольких витрин. Все ломают головы, как это ему удалось.

— Что пропало? — спросил Каррадос.

— На данный момент с уверенностью можно сказать, что украдено шесть ящиков с греческими монетами, от тысячи до тысячи двадцати, по приблизительным подсчетам.

— Ценные?

В трубке послышался отрывистый смешок, исполненный горечи.

— О да! Похоже, негодяй хорошо знал свое дело. Все сохранные образцы лучшего периода. Сиракузы, Мессина, Кротон, Амфиполь. Евмен, Евенет, Кимон. Шеф места себе не находит.

Каррадос зарычал. Его пальцы наизусть помнили каждую монету.

— Скажите, что вы предприняли? — потребовал он.

— Мистер Бриквилл уже побывал в Скотленд-Ярде, и там ему посоветовали пока не поднимать шума. Мы бы очень не хотели, чтоб слухи о происшедшем вышли за пределы музея. Думаю, вы понимаете.

— Насчет меня можете не беспокоиться.

— Вот почему мне было поручено переговорить с вами лично. Мы уже оповестили всех крупных торговцев монетами и коллекционеров, которым преступники могут предложить монеты, если полагают, что мы еще не обнаружили пропажу. Судя по выбору монет, работали профессионалы, и мы не думаем, что они сдадут добычу в ломбард или торговцам ценными металлами: риск невелик, поэтому нам и не хочется заявлять о пропаже во всеуслышание.

— Да, наверное, так и следует поступить, — согласился Каррадос. — Есть ли у мистера Бриквилла просьба ко мне лично?

— Да, сэр: если вам предложат купить подозрительные греческие монеты или вы что-то услышите о них, не могли бы вы присмотреться… я имею в виду, вдруг это наши монеты. И если вы их узнаете, сразу же свяжитесь с нами и со Скотленд-Ярдом.

— Конечно, — ответил слепой. — Скажите мистеру Бриквиллу, что если я нападу на след, тут же дам знать. Передайте мои соболезнования и скажите, что я переживаю эту потерю как личную… Кажется, мы раньше не встречались, мистер Бребнер?

— Нет, сэр, — робко произнес голос, — но я счел бы за честь… Возможно, благодаря этому прискорбному обстоятельству наше знакомство наконец состоится.

— Вы очень добры, — отозвался Каррадос. — Я к вашим услугам… Должен признаться, что монеты — моя слабость, и я провел множество часов наедине с вашей восхитительной коллекцией. Вот почему это дело стало для меня личным. Всего доброго.