Маленькая леди и принц - Эстер Браун

В дверь громко постучали.

– Что там с тобой? – гаркнула няня Эг. – Это ты, Аллегра? У тебя что, снова запор?

Я знаками попросила сестру помалкивать.

– Никакой не запор! – прокричала Аллегра. – Я всего лишь… удаляю волосы с ног. Воском.

– Наверняка что-то делаешь не так,– командирским тоном протрубила няня Эг в замочную скважину.

– Все так,– проворчала Аллегра, злобно разрывая фотографию на мелкие кусочки. – Просто у меня… вросли проклятые волоски!

Няня Эг кашлянула.

– Ну все, иди! – крикнула Аллегра. – Еще увидимся. Внизу.

Я же тем временем просматривала фотографии, морщась от обиды за друзей и знакомых. Впрочем, многие из них настолько изменились за эти годы, что их было не узнать.

Один снимок, прикрепленный к листку с отпечатанными примечаниями, привлек мое особое внимание. Я отложила все остальные бумаги и пристальнее всмотрелась в старую карточку.

На ней была изображена невзрачная темноволосая девочка за столиком в «Макдоналдсе». Знаю ли я ее? Вызывающе-недовольный взгляд, устремленный на камеру, показался мне очень знакомым. Перед девочкой красовались целых три коробки «Хэппи мил», а у других детей было лишь по одной…

Я открепила лист бумаги с комментариями няни, очень подходящими для грязных журнальных сплетен.

О боже!

Наблюдения были сделаны няней Барис (больше известной как няня Б, судя по примечанию, выведенному жутким почерком няни Эг). На снимке была десятилетняя Шанель Имоджен Лейс из города Эшер, графство Суррей, рожденная двенадцатого апреля 1972 года (стало быть, ей не двадцать три, как полагает Ники). Склонная ко лжи, воровству, язвительности. Исключенная из третьей по счету школы за шантаж одноклассницы. Внизу няня Б приписала: «Утверждает, что она не дочь Малькольма и Дениз, а удочеренная ими принцесса. Мечтает быть принцессой или всемирной знаменитостью. См. папку 2 с прочими фотографиями, включая ту, на которой девочка запечатлена в момент магазинной кражи».

Меня захлестнула волна торжества и облегчения.

– А эту ты, случайно, не знаешь? – спросила Аллегра, показывая мне снимок, запечатлевший меня – самую толстую из девочек-ангелов, когда-либо участвовавших в школьной постановке пьесы о Рождестве. – Интересно, какое нужно облако для такого вот ангелочка? Кстати, а для чего ей компромат?

Я открыла тетрадь с расценками и округлила глаза, взглянув на цифры.

– Вот для чего,– кивком указала я на список.

– Ну и дела! – Аллегра выхватила у меня тетрадь. – Если бы я знала, что за молчание люди

готовы платить такие суммы, тогда все детство строчила бы дневники.

Я свернула вдвое листок с информацией о Свинке, убрала его в карман и велела сестре:

– Спрячь эти папки так,чтобы хитрюга няня Эг в жизни их не нашла.

Аллегра подняла руки и пошевелила пальцами. – С удовольствием,– злорадно сказала она.

ГЛАВА 25

День крестин Катберта Рока Хантера Макдональда с утра был солнечный и морозный, хотя погода могла измениться в любую минуту, потому что на горизонте то и дело показывались мрачные тучи.

Я поднялась рано и пошла проверить, расставили ли в церкви стулья. Должна признать, в этот раз папина страсть к великолепию оказалась очень кстати. Команда ремонтников-декораторов ухитрилась превратить ветхую постройку в церковь из чудесной сказки. В больших дальних окнах теперь красовались витражные стекла, отчего ясный утренний свет падал на золотистые стулья красными, зелеными и синими лучами. Арки увивал плющ. Не важно, что крыша была сплошь в дырах – сквозь них виднелось чистое незабудковое небо, слышались птичьи трели и головокружительно пахло хвоей.

Возможно, птицы пели из надежно спрятанного СD-плеера, а запах сосен источали ароматизированные свечи, потому что у нас в саду не водилось ни тех ни других, но я не хотела об этом задумываться.

Старую трухлявую купель, в которой мы с Эмери когда-то мыли игрушечных пони, вычистили и чем-то обработали, поэтому теперь она смотрелась как реликвия, сохранившаяся со времен короля Артура. Частично воскресли и надписи на стенных дощечках с фамилиями Ромни, Ромни-Джоунсов и нескольких Барклаев, которые какое– то время жили здесь в пятидесятые годы шестнадцатого века (потому что так и не дождались карточного долга).

Я вздохнула и почувствовала легкий приступ зависти. Везет же Эмери! У нее есть муж и сын. Она, как и полагается, продолжает род. И Аллегра замужем. Бабушка и та снова отважилась обзавестись семьей.

У меня же одна отдушина – агентство.

Я взглянула на пушистое белое облако, проплывавшее над сломанной крышей. Еще мне надо найти квартиру, мысленно прибавила я. И начать новую жизнь. Не зависимую ни от кого и ни от чего.

Я встряхнулась и произнесла вслух:

– А это тоже счастье.

Когда я вернулась на кухню, две парикмахерши и визажистка уже корпели над мамой, бабушкой и Эмери, а папа с Берти на груди рассказывал официантам, в какой последовательности подавать сыры, дабы не нарушить «личных спонсорских договоренностей».

– А, Мелисса! – прогремел он, увидев меня. – Может, сходишь к няне, разбудишь ее? Со вчерашнего вечера ее не слышно и не видно.

– Точно,– подтвердила Эмери. – В шесть часов она не явилась ко мне, как обычно, со своим чертовым молокоотсосом. – Ее лицо сделалось озабоченным. – Бедняга няня. Интересно, что это с ней?

– Да, дорогая,– неким хитрым образом произнесла мама, хотя в эту минуту ее губы покрывали блеском, а волосы завивали щипцами. – Сходи разбуди няню. У нее фамильная рубашечка для крещения.

Взгляд Эмери запрыгал с одного предмета на другой.

– Вообще-то Уильям хотел бы, чтобы мы нарядили Берти в…

– Сходи за рубашкой,– велел мне папа. – В семье Ромни-Джоунсов начиная с тысяча восемьсот семидесятого года в этой рубашке крестили всех детей. Во всяком случае, законнорожденных.

– Нельсон еще не приехал? – спросила я, пока отец не увлекся этой темой.

Все дружно покачали головами.

– Скоро появится,– сказала бабушка, ободряюще глядя на меня. – Такое событие он не пропустит.

Я подумала, что скандал лучше пережить до приезда Нельсона.

– Схожу к няне,– сказала я, настраиваясь на неприятный разговор.

Няня Эг ждала меня в своей комнате и перешла к главному, как только я спросила, не случилось ли чего.

– Из моей комнаты кое-что исчезло, Мелисса,– процедила она сквозь зубы, исследуя мое лицо взглядом-лазером. Ребенком я от подобной пытки заливалась как канарейка, но мое детство, слава богу, давно осталось в прошлом. – Кое-что личное. Не ожидала я от Аллегры ничего подобного, честное слово, не ожидала! Мне казалось, она избавилась от своих жутких клептоманских наклонностей еще.-