Черный Пеликан - Вадим Бабенко

«Езжайте до проспекта направо, а потом все прямо, – подал голос гнусавящий Луис и добавил: – Вот скоро из города выберемся, тогда уж побыстрей будет». Я молча выруливал по узкой улице, стараясь не задеть машины, припаркованные в два ряда. Погода испортилась, моросил дождь, и дворники противно скрипели по ветровому стеклу. Не повезло Юлиану, подумал я отстраненно и одернул себя по привычке – никаких сочувствий, только желтый глаз и холодный взгляд.

Через некоторое время мы действительно выехали на широкий проспект – я не бывал на нем до того и теперь с любопытством посматривал на новые девятиэтажные здания, выстроившиеся с обеих сторон. Город М. казался здесь чище и опрятней, несмотря на свинцово-серые тучи, но при этом не имел лица, будто открестившись без сожалений от всех своих тайн и чудачеств. Машин было мало, но я не спешил и не набирал скорость – все теперь казалось послушным и подвластным, хотелось растянуть это ощущение и насладиться им сполна. Юлиан, угодивший в сеть и практически повязанный по рукам и ногам, мирно молчал и смотрел прямо перед собой, проводник шмыгал вечно простуженным носом на заднем сиденье, а верный Альфа-Ромео гудел мотором, будто радуясь полному баку и вполне приличному асфальту. Что-то ждет впереди? – изредка думал я с некоторым беспокойством, вспоминая рытвины и ухабы, на которых нещадно болтало грузовик Бена, но помочь этому было никак нельзя, а потому не стоило и переживать заранее.

Потом проспект кончился, и мы въехали в какой-то окраинный район с кривыми улицами и домами, походящими на бараки, Луис оживился и стал подсказывать дорогу, многословно разъясняя, когда и куда следует свернуть. Я покосился на него с неодобрением, но он, по-видимому превратно истолковав мой взгляд, стал еще более разговорчив, шепеляво пытаясь рассказать что-то чуть ли не про каждый переулок, встречающийся на пути. Скоро это стало невыносимым, и его пришлось одернуть довольно-таки грубо, так что Юлиан даже глянул на меня, иронично подняв брови, а подросток замолчал испуганно и чуть не пропустил следующий поворот.

«Турист», – снисходительно подумал я про Юлиана, при этом ободряюще ему кивнув, а о подростке нечего даже было и думать, он был совсем еще мелок и глуп. Экая все же убогая компания… Тут же накатило воспоминание, непрошеное вполне, о том, как всего несколько недель назад я трясся в тяжелом лендровере навстречу тем же дюнам, только на север, а не на юг, и об улицах с особняками, а не бараками, что окружали тогда, и о Кристоферах, о Сильвии, походившей на цыганку, о холодноватой красотке Стелле… И, конечно, Гиббс… – меня снова обожгла мысль о недавнем сне, но потом я вспомнил, что впереди нас с ним ждет решительный разговор, лишь только я разделаюсь с текущими делами, и снова воспрял духом. Да, я найду его, пусть попробует оттолкнуть и не дослушать… Почему ж все-таки с теми мне хотелось побрататься, хоть и не звали, а эти теперь чужды, как посторонний биологический вид?

Я сердито моргнул несколько раз, словно отгоняя ненужные сантименты. Чужды, не чужды, выбирать не приходится. К тому же, одного из них уже выбрал не кто иной как ты сам, так что нечего жаловаться и размягчаться душой. «Там у знака – налево, по грунтовой; через полмили на трассу выскочим», – прогундосил сзади Луис и чихнул. «Будь здоров, не кашляй», – тут же хохотнул Юлиан, и я согласно хохотнул вместе с ним – сам выбрал и точка, теперь идем до конца.

Дождь усилился, и на грунтовой дороге машину ощутимо вело из стороны в сторону. Я снизил скорость и сосредоточился на скользкой колее. К счастью, вскоре мы и впрямь попали на подобие автострады – разбитой и требующей ремонта, но с остатками твердого покрытия, которому ливень был не страшен.

Я приободрился, и спутники, казалось, тоже воспряли духом: подросток начал было насвистывать фальшивый мотив, моментально умолкнув, едва я бросил на него очередной строгий взгляд, а Юлиан повозился на сиденье, закурил и, очевидно утомленный молчанием, завел со мной нудноватую дорожную беседу. Я отвечал хоть и не очень охотно, но все же проявляя известную дружелюбность – не стоило становиться букой и оставлять его наедине с собственными мыслями, которые могут завести не туда. Впрочем, от меня не требовалось многого – говорить о делах не позволяло присутствие постороннего, на что я сразу же недвусмысленно намекнул. В результате, разговор свелся к юлиановским монологам о плохой погоде, дороге и проплывающих мимо однообразных пейзажах. Все это не заслуживало доброго слова, и он был несколько ворчлив, но в целом – благодушен и незлобив, пребывая, наверное, в энергическом предвкушении настоящих мужских свершений. Я поглядывал на него, молодого, сильного и уверенного в себе, и ощущал себя таким же уверенным, молодым и сильным, но все свершения, ждущие впереди, волновали мне кровь куда меньше, в том числе и то, к которому мы спешили сейчас, разбрызгивая грязь на обочины. Я даже позавидовал чужому неведению, но зависть скоро была изгнана, как недостойная меня, предводителя маленького отряда, послушного моей воле. Небось в неведении не предводительствуют, укорил я сам себя и тут же сострил что-то в ответ на неизбежный вопрос Юлиана: – «А это уже дюны?»

Нет, это были не дюны, а обычные торфяники, уходящие вправо и влево насколько хватало глаз, и даже Луис хмыкнул на такую нелепость. Дождь тем временем стал гуще и безнадежней, все вокруг казалось заброшенным донельзя и навевало тоску. Юлиан помолчал немного, потом вздохнул, покосился в зеркало на развалившегося сзади подростка и вдруг сказал мне негромко: – «Да, кстати, а Вере-то я про тебя умолчал, грешен. Она и так ходила вся разобиженная – в смысле, что я пропадаю куда-то, хоть и ненадолго. И ее мол бросаю там одну, и вообще непонятно, куда меня несет. Наверное, подозревает, что к девкам, – признался он, – хоть я – ни-ни…»

«Ну и правильно, что умолчал, – подбодрил я его. – А то началось бы, сам знаешь – вопросы, вопросы… А так – говори просто, партнер и партнер, ей про меня вовсе знать не обязательно».

«Ну да, – согласился Юлиан как-то вяло, – опять же, разобиделась вся… Она вообще была сильно против всей затеи, хоть я конечно же без подробностей – так только, в общих чертах обрисовал. Но и то – изнылась, понимаешь ли, испереживалась. Все это, говорит, непонятно и странно, как-то мол шатко и слишком уж ни с того, ни с сего. Я ей отвечаю, что да, неожиданно, слов нет, но почему уж так ни с сего – я сам-то не из последних, а случаи всегда бродят вокруг. А ей случай не нужен, случаи ее только пугают – лучше бы, говорит, помедленней, но чтобы никаких случайностей, случайностями она уже сыта. Вот закончится эта бодяга с командировкой, вернемся себе назад к магазинам, опере и театрам, и будет снова все как у людей, а меня еще глядишь и повысят – не зря ж страдали. А ты, замечает мне с этаким укором, вдруг стал за какими-то птицами гоняться. Я ей в шутку – ну да, вроде как за синими, им вон и памятник стоит, а она шутку не принимает, вся в обиду и даже в слезы. Приземленная женщина, что возьмешь, вообще-то все они такие…»

Юлиан посерьезнел и вдруг признался: – «Ты знаешь, я иногда ее боюсь. Нет, не в смысле, а вообще… У нее все известно наперед – поди с этим сладь…» Я чуть было не сказал ему, что бояться теперь следует меня, а не Веру, но это наверное была бы не слишком удачная шутка, тем более, что и принятое всерьез, утверждение вызывало немало сомнений. Так что я лишь поддакнул с сочувствием, вновь ощутив отдаленный сигнал солидарности, проскочивший между нами вопреки моему воинствующему настрою, и приказал себе не расслабляться и не поддаваться на провокации.

Дождь все не прекращался, и дорога ухудшилась; твердое покрытие уступило место вязкому размокшему грунту, на котором Альфа-Ромео вел себя не слишком уверенно. Впереди показалась развилка, но наш проводник молчал, даже перестав хлюпать носом. «Луис!» – окликнул я его, и он встрепенулся, покрутил головой и прогундосил: – «Налево». Я переспросил, надеясь, что это ошибка – влево уходила совсем уж разбитая колея, вся в рытвинах и широких лужах. «Налево, налево, – подтвердил подросток, – близко уже, скоро доберемся». Я ругнулся в пространство, нехотя свернул, и мы затряслись по ухабам, стараясь не стучать зубами. Машину то и дело заносило, и я пытался соблюдать максимум осторожности, но все же отвлекся один раз на какой-то силуэт, будто бы мелькнувший у обочины, неудачно дернул руль, въехав ведущими колесами в жидкую грязь, и мы тут же завязли глубоко и прочно, развернувшись почти поперек и лишь чудом не съехав в придорожную канаву.

Надо отдать должное моим спутникам – никто не роптал и не жаловался, несмотря на то, что это им, а не мне, истинному виновнику происшествия, пришлось вылезать из теплой кабины под дождь и толкать непослушный автомобиль, никак не желавший трогаться с места. В конце концов я разделил их участь, усадив за руль Луиса, как самого легкого из нас, и строго-настрого приказав ему быть поаккуратнее со сцеплением. Только тогда машина поддалась, и вскоре мы уже катили дальше, перемазанные в грязи с головы до пят, посмеиваясь над собой и ругая невозможную погоду.