На пути к сверхобществу - Александр Зиновьев

Есть два аспекта управления: управление конкретным делом и управление людьми, независимо от того, каким делом они заняты. В коммунистическом управлении доминирует второй аспект. В условиях отсутствия частного предпринимательства средством управления обществом становится организация масс населения в стандартные деловые коллективы, установление их статуса и обязанностей, структуры, отношений с другими коллективами и властями, их финансирования и планирования их деятельности. Обязательность труда для работоспособных граждан означает фактически прикрепление их к каким-либо трудовым коллективам. Коллектив наделяется огромной властью над индивидом. Власть получает возможность управлять индивидами не непосредственно, на что у нее просто не хватило бы сил, а через коллективы. Коммунистическое управление обществом есть прежде всего управление коллективами. В Советском Союзе сравнительно быстро выработалась детальнейшая «технология» управления такого рода как со стороны властей в отношении коллективов, так и со стороны коллективов в отношении индивидов.

Есть две крайности в отношениях между управляющими и управляемыми объектами. Первая из них – управляющие лица и органы стремятся сделать объектами своего управления как можно больше явлений и управлять ими как можно педантичнее, максимализировать свой контроль за управляемой сферой. Вторая крайность – управляющие лица и органы стремятся свести к минимуму число «точек» и число акций управления, минимизировать свой контроль за управляемой сферой. Реальное управление всегда колеблется между этими крайностями. Коммунистическое управление стремится к максимально полному и всеобъемлющему контролю за всеми аспектами и сферами жизни страны, включая государственность, экономику, культуру, идеологию, быт и отдых граждан, воспитание и образование детей, медицинское обслуживание, обеспечение людей в старости, науку, спорт и т. д. Если что-то выпадает из-под контроля власти, это происходит как отклонение от принципа тотальной подконтрольности или в силу обстоятельств, а не в силу добровольного отказа власти от этого принципа.

Советская система управления была предельно централизованной и работала по принципам командования (сверху вниз). Такая система, как я уже писал, порождает безынициативность, бесхозяйственность, бессмысленные потери средств, застой в производительности труда и многие другие отрицательные явления, которые хорошо известны. Вместе с тем в этом есть и свои достоинства, которые тоже известны: увеличивается степень плановости, возможно сосредоточивать большие средства на решение крупных проблем (особенно в войне). К тому же мера добра, привносимого децентрализацией, сомнительна. Она заметна в малых масштабах. Но в масштабах общества в целом она может привести к еще большим трудностям, чем те, которые возникают без нее.

Но коммунистическое управление не исключает децентрализацию. Оно допускает ее в силу обстоятельств и необходимости.

В Советском Союзе в брежневские годы наметилась сильная тенденция к децентрализации управления. Руководители предприятий и целых отраслей требовали большей свободы деятельности и явочным порядком добивались в ряде случаев или получали ее в виде исключения (например, в особо важных сферах атомной физики, электроники, космических полетов). Территориальные власти во многом фактически стали неподконтрольными Москве.

Имеется два аспекта во взаимоотношениях между властью и управляемым обществом: 1) власть приспосабливается к управляемому обществу; 2) общество приспосабливается к управляющей им власти. В коммунистическом управлении доминирует второй аспект. Здесь интересы управляемости общества становятся в конечном счете главным фактором в жизни системы власти. Они лимитируют развитие общества, становятся внутренними препятствиями использования заложенных в нем потенций. Но в силу причин, не зависящих от власти (например, необходимость обороны страны), общество вынуждается на такое развитие, при котором растет число подлежащих управлению объектов и усложняется само управление ими. Лишь эти внешние для власти принудительные обстоятельства вынуждают ее на приспособление к управляемым объектам.

Рост числа всякого рода начальников и руководящих учреждений, обусловленный потребностями управления усложняющимся обществом, порождает дополнительный и автономный процесс увеличения системы управления самой по себе, уже безотносительно к управляемому обществу. Управление становится способом жизнедеятельности для пятой части (а то и более) работающих граждан. Сократить это число ниже некоторого минимума в принципе невозможно. Сокращение его в одних местах ведет к увеличению в других.

Система управления становится здесь частью власти и превращается в нечто самодовлеющее. Вся система власти превращается в гигантское образование, живущее за счет общества, которое оно по идее должно обслуживать. Отношение оборачивается: тут уже не столько власть служит обществу, сколько само общество служит власти. Общество становится ареной и материалом деятельности власти, сферой приложения его сил, средством удовлетворения его амбиций и потребностей. Власть тут становится монопольным субъектом истории. Его жизнь со всеми его официальными спектаклями навязывается обществу в качестве всеобщего жизненного спектакля. Советский опыт интересен в этом отношении тем, что он в обнаженном виде проявил аналогичную тенденцию эволюции западного мира в эпоху становления сверхобщества.

Вследствие общих условий коммунистического социального строя (отсутствие частного предпринимательства, ограничения на имущества, социальные права и гарантии и т. д.) законодательный аспект деятельности власти оказывается крайне упрощенным. Главным в нем становятся не политические и правовые проблемы, как это имеет место в западной государственности, а хозяйственно-бытовые. Центр тяжести работы власти смещается в исполнительный аспект. Парламентские спектакли устраиваются изредка, в установленные сроки. Их исход предрешен заранее.

Деятельность коммунистической власти лишь в ничтожной мере публична, да и то скорее в пропагандистских, а не деловых целях. Основная деятельность происходит негласно, то, что предается гласности, как правило, подвергается тщательной идеологической и пропагандистской обработке.

Коммунистическая власть нуждалась в определенных интеллектуальных средствах. В отношении экономики, военной сферы, науки, культуры и других сфер никаких проблем в послевоенные годы на этот счет не было: Советский Союз в изобилии обеспечил их достаточно квалифицированными специалистами. Проблемы были в сфере государственности и в партийной сфере, т. е. в отношении политической власти (во власти в узком смысле слова). Во власть попадали далеко не лучшие в интеллектуальном отношении индивиды. И образование они имели далеко не первоклассное. Образовательный и интеллектуальный уровень массы представителей власти был ниже такового в творческой части населения. Но он был выше уровня большинства населения страны.

Из чего складывался интеллект власти? Это прежде всего идеология. До начала кризиса (в 1985 году) идеология служила своего рода инструкцией для высшей власти. В сталинские годы она вообще имела явно нормативный характер. Марксизм, утверждал Сталин, не догма, а руководство к действию. В послесталинские годы эта нормативность несколько ослабла. Тем не менее идеология оставалась теоретическим орудием деятельности высшего руководства страны. Когда советские вожди говорили, что они действовали в соответствии с учением марксизма-ленинизма, они не лицемерили. В марксизме-ленинизме на самом деле содержались идеи, позволявшие давать оценку исторического процесса, подтверждавшуюся в основных чертах на практике.

В распоряжении представителей власти, далее, имелись помощники и советники, специально выполнявшие интеллектуальные функции. Интеллектуальный уровень их был выше уровня тех, кого они обслуживали. Наконец, в распоряжении партийного аппарата были исследовательские учреждения всей страны. Хотя и они были переполнены карьеристами и невеждами, в них работало довольно большое число специалистов высокого класса.

При выработке и принятии решений коммунистическая власть колебалась между двумя крайностями – между волюнтаризмом и приспособленчеством. В случае волюнтаризма власть стремится заставить подвластных жить так, как хочется самой власти. Наиболее сильное выражение волюнтаризм нашел в сталинизме. В случае приспособления к стихийному ходу событий доминирует рутинно-бюрократический стиль руководства. Наиболее четко он выразился в брежневизме.

Подавляющее большинство действий властей совершается в соответствии с инструкциями. Инструкции упрощают интеллектуальную работу представителей власти и снимают с них персональную ответственность за последствия их действий. Инструкции не являются государственными законами, но имеют силу таких законов для их исполнителей. Система инструкций дополняется системой установок. Установка есть решение органа власти, обязывающая определенный круг подчиненных совершать какие-то действия с определенной ориентацией. Установка задает эту ориентацию, предоставляя исполнителям некоторую свободу выбора конкретных мер по ее реализации. Инструкции и установки могут быть отменены и заменены другими сравнительно быстро и без особых проблем.