Флот в Белой борьбе. Том 9 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А между тем, как сказано, время не терпело, и штаб наместника на нас сильно нажимал. В это время, принимая во внимание крайнюю потребность поддержки с правого фланга наших войск, возникла мысль в виде некоего суррогата использовать рассыпанные повсюду бесхозяйственные парусные рыбачьи шхуны, так называемые «рыбницы», составить из них отряд и, пока не найдется чего-нибудь более лучшего, хоть таким путем оказать свое содействие, двигаясь под парусами вдоль побережья на север, поддерживая связь с сухопутным отрядом и, сколь возможно, мешая приморским операциям красных. Идея эта была особенно популярна в среде нашей молодежи. О ее рискованности, обо всем безумии этой авантюры как-то не думали; увлекала романтичность затеи – боевые действия под парусами в наш век! И хотя опытных офицеров парусников у нас почти уже не имелось, было отдано распоряжение приискать несколько исправных парусных шхун и начать набор людей для их укомплектования.
Как я уже упоминал, работа в штабе флотилии, хотя бы и в должности флаг-капитана, меня не удовлетворяла; некоторые распоряжения начальника флотилии мне казались ошибочными, и, в частности, я совсем не одобрял того заискивающего поведения, каковое было им усвоено по отношению к английскому командованию.
Плавание под парусами особенно манило меня, сделавшего еще в 1902–1903 годах более 11 тысяч миль под парусами в Атлантическом океане, и, чувствуя, что из моей дальнейшей работы ничего хорошего не выйдет, я обратился к капитану 1-го ранга Сергееву с просьбой доверить формируемый парусный отряд мне.
Моя просьба была уважена не без удовольствия, и приказом начальника Каспийской флотилии от 14 мая за № 138 я был назначен начальником экспедиции особого назначения. Должность свою я сдал капитану 2-го ранга Апушкину, прибывшему в Петровск еще с первым эшелоном, и на другой же день, подняв свой брейд-вымпел на одной из шхун, около 3 часов дня вышел со всем отрядом в море. В гавани нас провожали многочисленные друзья и знакомые. Многие нам завидовали, другие задумчиво покачивали головами. Англичане со своих пароходов, казавшихся нам дредноутами, взирали на нас с молчаливым удивлением. Так начался наш парусный поход, длившийся беспрерывно до 1 июля, то есть полтора месяца.
* * *
Прежде чем приступать к описанию нашего похода, я перечислю его состав и силы, которыми мы располагали. В состав отряда вошло всего девять двухмачтовых парусных шхун, из них семь были вооружены, а две как бы транспортные. Своим ближайшим помощником и заместителем я пригласил своего старого друга Б.М. Пышнова. В сущности, мы с ним и являлись единственно старым элементом на нашем отряде. Все остальное была зеленая молодежь – мичманы, в лучшем случае бывшие накануне своего производства в лейтенанты. Флаг-офицером я взял мичмана Цветкова – офицера совсем неопытного, но очень храброго и большого энтузиаста. Вместо названий шхуны получили номера. Я поместился на шхуне № 1, коей командовал мичман Шейнерт, знакомый мне еще по Батуму, где он плавал на одном из миноносцев моего дивизиона.
К сожалению, фамилии многих моих соплавателей стерлись в моей памяти. Я помню, что шхуной № 3 командовал мичман Курицын, № 4 – князь Мулькуман-Мелькоманович484, № 5 – мичман Никифоров485, № 7 – мичман Скорописов486. На № 6 находился капитан 1-го ранга Пышнов, и командиром у него был штабс-капитан по адмиралтейству, которого я совсем не помню. «Славой» № 2 командовал мичман Степанов, на ней же находился и храбрый инженер-механик лейтенант Ильин, в первом же нашем бою тяжело раненный в голову. Что касается грузовых шхун № 8 и 9, то ими командовали простые рыбаки – испытанные моряки и верные преданные люди, и я как сейчас помню старика Гладченко с двумя богатырями сыновьями.
Экипаж шхун наполовину состоял из добровольцев, наполовину из тех же каспийских рыбаков. Тут были и два-три кондуктора флота, и несколько старых матросов военного флота, и юнкера, и гимназисты. Унтер-офицер Терентьев был, конечно, в их числе. На каждой шхуне состояло в среднем 12 человек, и на всем отряде нас набиралось около сотни. Люди были вооружены винтовками и ручными гранатами, главным же нашим вооружением было семь пулеметов разных систем. Провизией мы были снабжены довольно скудно, особенно мало было хлеба. Правда, дано было довольно много муки, но ее предстояло еще как-то выпекать, и я не представлял себе, как мы с этим справимся. Паруса и такелаж судов были довольно исправны. Компасные картушки были самого примитивного устройства: вырезаны из картона и надеты на булавку. Ночью они освещались свечой в фонаре. Лагов тоже не полагалось, а лоты заменялись длинными футштоками, которыми в случае надобности и нащупывалось дно. Я располагал лишь единственной общей картой Каспийского моря. Не обинуясь, скажу, что лучшими навигационными инструментами у нас были носы и глаза наших рыбаков, с детства плававших в этих водах. Эти отличные люди были здесь как у себя дома. Ночью и в свежую погоду они разбирались отлично.
Вообще можно сказать, что они удивительно счастливо совмещали в себе качества дисциплинированных солдат и отличных моряков. Высокие, стройные, русые бородачи, нередко старообрядцы, эти люди были прекрасными образцами чистой славянской расы. Большинство их отбывало в свое время воинскую повинность в гвардейских и гренадерских полках, откуда они вынесли прекрасную выправку, дисциплину и преданность Царю и России. Эти качества в соединении с привычкой к морю, зоркостью, бесстрашием и лихой расторопностью создали бесподобный военно-морской личный состав, оказавший мне незаменимые услуги в моем необычайном парусном плавании. Мы с ними сошлись отлично, и верили они мне безгранично. До сих пор у меня сохранилась записка с указанием потаенного места на одном из многочисленных рыбных заводов, где рыбаки – хозяева сохранили 265 тысяч царских рублей. Указывая мне свое потаенное место, эти люди просили меня воспользоваться этими деньгами, так как, по их словам, они знают, что я их не возьму себе, а употреблю для спасения России. К несчастью, обстоятельства сложились так, что я не добрался до заповедного места, да если бы и добрался, то, вероятно, не воспользовался бы сохраненным там кладом, ибо вскоре с очевидною ясностью вырисовалось неизбежное крушение всех наших усилий…
Для сигнализации во время плавания у меня был
