Алмазный венец севера - Larka

Удивлённый донельзя, парень даже открыл один глаз. Подушкой оказалась весьма раздосадованная эгоцентризмом и бесцеремонностью хозяина домовёнка, ничуть не менее Ларки недовольная ярким утренним солнцем. Ах вот ты кто, непонятный огонёк!

Вместо постели им обоим правила матушка сыра земля, неплохо утоптанная и щедро присыпанная всяким лесным и не очень сором. По сторонам обнаружились какие-то отвесные стены, грязные и отчуждённые лица… пришлось для разнообразия проснуться, чтобы не дать совсем уж вольготно множиться обнаружившимся вокруг непонятностям, и даже попытаться сесть.

Ларка вместе с очумело осматривающейся, прислушивающейся и даже принюхивающейся домовёнкой оказался на дне никак не природного происхождения котлована глубиной этак шагов в десять и вдвое больше ширины. Вместе с ними (вернее, у дальней стороны) обнаружился десяток людей самого что ни на есть пейзанского облика.

И больше ничего. Лишь небо и краешком глаза заглядывающее сюда солнце, да несколько сосновых лап вверху. А судя по столь удручающему факту, как отсутствие хоть чего-нибудь, пусть отдалённо смахивающего на лестницу, стремянку — то Ларка с подивившим самого себя спокойствием сделал вывод, что на пару с опять принявшейся трястись служанкой оказался в самой обычной яме. В холодной. В каталажке, а проще говоря, импровизированной тюрьме.

— Слышь, ахвицер медный, а тебя-то сюда за что? — сипло поинтересовалась старая как мир одноглазая бабка с самого краю кучки благоразумно отодвинувшихся подальше людей. Остальные насупились и на всякий случай сгрудились плотнее — уж Ларка среди этих доходяг выглядел просто-таки сказочным богатырём.

Судя по говору, это всё оказывались бывшие подданные светлого короля, на свою беду не захотевшие или не успевшие удрать с уступленных перворождённым земель.

— Не сказали, злыдни остроухие, — парень с наслаждением потянулся и размял кое-какие занемевшие от не очень удобной постели места.

— Эй, ты б тово, полегче, — угрюмо пробубнел лохматый мужичок с лишаём на пол-лица, и невесть уж зачем добавил, что сидят они тут уж второй день.

Ларка классически огрызнулся в том смысле, что задницу всяким остроухим он лизать не намерен, однако сверху солнце тут же заслонила текучая и бесшумная тень.

— Прикажу — и станешь, — спокойно констатировал подошедший заглянуть на пленников эльфийский часовой в переливающейся серым и зелёным одежде.

Перворождённый утолил своё любопытство — а может, и счёл в должной мере удовлетворённым свой служебный долг — и совсем уж собрался уйти. Однако замер полуобернувшись и прислушивался.

Ибо Ларка подробно, с душераздирающими подробностями и скабрезными намёками перечислял, что именно этому … и этому … эльфу надлежит сделать со своей задницей. Громким, чётким и неплохо поставленным командным голосом он прошёлся по возможной родне солдата, не обойдя вниманием ни более чем сомнительное тех происхождение, ни сексуальные привычки и отклонения. Судя по его словам, ни одно приличное сообщество зоо-некро-филов отныне не открыло бы свои двери для остроухих. А даже самый клубничный притон под красным фонариком не пустил бы эльфов и на порог, вполне резонно опасаясь за моральный облик трудящихся там развратниц и извращенцев.

По мере продвижения чуть заострённые уши эльфа постепенно меняли свой оттенок с еле заметного зеленоватого на откровенно пунцовый. Но главное было не это. Ничуть не жалующийся ни на глаза, ни на соображение Ларка ещё вначале приметил на солдате меховой плащ… и судя по дрожанию в слепом ужасе прижавшейся к ноге домовёнки, малышка тоже сообразила, из чьего это весьма неплохого меха та одежда пошита.

— Это всё? — ровным голосом осведомился солдат.

Однако парень покачал головой и по-новой набрал в лёгкие побольше воздуха. Если в бою противника надлежит бить в самое уязвимое место, то и здесь… постепенно Ларка от высокородных остроухих дам, предпочитающих собачек никуда не годным в постели мужчинам своего народа, и предводителей эльфийских домов с их просто вызывающими тошноту привычками стал забирать повыше — и совсем уж подобрался к никогда не виданному королю.

— Прикрой, — проворчал солдат куда-то назад, и рядом с ним замаячил ещё один — с наложенной на тетиву лука стрелой.

Почти неотличимый от первого, напарник окинул пренебрежительным взглядом сидельцев и замер, готовый с умопомрачительной скоростью и меткостью выдать ливень смертоносных стрел.

Ларка прикусил губу — такого оборота событий он откровенно не ожидал. А эльф ловко раскрутил в ладони длинный кожаный бич и с несомненной сноровкой обрушил его на плечи дерзкого homo… жаль мундир. Парадный и почти совсем не ношеный. Свои плечи поручик медной армии особо не жалел — лишь бы до полкового магика добраться. А уж тот, если в настроении, разве что покойника на ноги не подымет… сам того не заметив, парень стал считать удары вслух.

Боль пульсировала в плечах и спине, едва не застя кровавой пеленой сознание. Однако же, стоило признать, что до сельского пастуха из Каменки… как же его звали? До пастуха этому эльфу далеко. Тот своим длинным кнутом с вплетённой на кончике медяхой одним размашистым щелчком распускал шкуру дуриком сунувшемуся волку.

— Думаешь, удастся отквитать их мне, грязный homo? — наконец, запыхавшийся эльф выдохся.

— Сорок семь, — невесть зачем отозвался Ларка и сплюнул наземь. — Не тебе. Ты обрёк на позорную смерть сорок семь своих соплеменников.

Наверное, таки правду поговаривали, что по крайней мере некоторые из перворождённых сохранили способность отличать истину от лжи. Парень спокойно выдержал излучающий ненависть взгляд зелёных, нечеловечески красивых и чуть раскосых глаз и процедил через лопнувшую от попыток закусить её и сдержать стон губу:

— Ты будешь последним из них, kelvar, — зачем он обозвал эльфа ещё и животным, не знал и он сам.

Эльф брезгливо передёрнулся от смеси отвращения и страха — всё-таки этот непонятный самец homo, которых король Эарендил невесть зачем повелел считать младшими братьями, не врал. Надо же, а ведь когда-то охотились на этих едва отличающихся от лесных обезьян волосатых тварей… он медленно, словно зачарованный, потянул из ножен клинок.

— Отставить, — на другой стороне обнаружился принц Тэаренил собственной персоной.

Но боги! Насколько же он отличался от вчерашнего! Наверное, столь же сильно разнится едва прошедшая выделку медь и прихотливое изделие ювелира или искусного кузнеца. Наверху котлована стоял холодный и высокомерный вельможа, благороднейший сын самого леса. Если что и пришло в этот миг на ум отступившего в тенёчек Ларки, так это сравнение с горячим и сухощавым скакуном редкой степной породы.